q
Подписывайтесь на наши аккаунты в соцсетях:

Наверное, некоторые писатели, действительно жившие на земле, творившие в меру своих сил и мечтавшие о славе, могли бы позавидовать долговечной памяти потомков, которую снискал себе знаменитый Козьма Петрович Прутков, не сочинивший ни единой строчки, не издавший вообще ни одного звука, ибо он есть досужий вымысел молодых, талантливых, озорных и высокообразованных графа Алексея Константиновича Толстого и его двоюродных братьев Жемчужниковых. Встав за спиной Пруткова – директора пробирной палатки, мыслителя, поэта и прозаика, дружные опекуны вытолкнули свое детище на литературные подмостки николаевской России.

Впервые Козьма Прутков заявил о себе в печати в 1854 году. А в 1863 прародители Козьмы объявили во всеуслышание о его кончине. Всего девять лет не страницах журналов «Современник», «Журналистика», «Век» и многих других печатались опусы в стихах в стихах и прозе чиновного барда Козьмы Пруткова. С тех пор минуло почти 125 лет, а Козьма не забыт. Его читают, перечитывают, его переиздают, ему ставят памятники (как, например, поступили мы).

Козьма Прутков — явление в русской литературе уникальное. Не было случая ни до, ни после, чтобы литературный псевдоним обрел такую прочную самостоятельность, имел собственную биографию и выразительный портрет, надменно открывающий каждое издание собранных сочинений.

Портрет Козьмы Пруткове, как известно, был написан художником Бедеманом и двоюродным братом Жемчужниковых Львом Перовским в 1853-1854 гг. Мастерски сфокусировав в одном лице тупость, самодовольство, надменность, ретроградство, бюрократизм, благонамеренность в худшем понимании и пошлость, художники подарили миру удивительную маску, о которой сем Козьме Прутков сказал:

Когда в толпе ты встретишь человека,
Который наг;
Чей лоб мрачней туманного Казбека,
Неровен шаг;
Кого власы подъяты в беспорядке;
Кто, вопия,
Всегда дрожит в нервическом припадке,-
Знай: это я!

Кого язвят со злостью вечно новой,
Из рода в род;
С кого толпа венец его лавровый
Безумно рвет;
Кто ни пред кем спины не клонит гибкой,-
Знай: это я!..
В моих устах спокойная улыбка,
В груди — змея!..»

Читая сочинения Козьмы Пруткова и пристально всматриваясь в его черты, проницательный читатель давно заметил некоторую несообразность, как бы несоответствие между «формой» и «содержанием». «В известном смысле он — обманщик, — замокает В. Сквозников во вступительной статье к изданию, выпущенному издательством «Художественная литература» в 1974 г., — его лицо обещает гораздо менее того, что может дать его книга». Не будем касаться книг, претерпевших не одни десяток переизданий. Портрет — вот что занимает и нас. Наверное, с таким лицом было менее опасно вонзать многоликую плоть николаевском реакции острие сатиры, язвить государственность, проросшую злокачественными образованиями бюрократизма, коррупции, гонительством на всякое вольнодумство и свободы.

Нелегко дался Валерию Херувимову синтетический образ сановного барда. Много извел ом бумаги, прежде чем стали мало-помалу преступать искомые черты. Но этого оказалось мало. Их требовалось связать воедино, закрепить, чтобы не распались. Когда б только было одно лицо! А то ведь у «лица» и осанка ость, и руки, и ноги. Какой он в полный свей рост, этот Козьма Прутков, с видом жреца, изрекающий прописные истины да общие места, какова его поступь, каков он в движении? Ясно было только одно: Козьма Прутков должен быть с первого взгляда узнаваем. Пародия на пародию — не пойдет!

Год минул и еще месяцы, пока потребовался материал в виде дубового кряжа. И тут теория уступила место практике, и заняла эта «практика» тоже не малое время: с марта по июль 1978 года включительно. Теперь уже можно смело говорить, что работе Валерию удалась. Козьма и узнаваем, и любим. Поза, взгляд, настроение — всё соответствует, всё гармонично, включая и сову, символизирующую «мудрость» и лиру, и цилиндр с венком лавровым у ног. В цилиндре свитки, хранящие стихи, афоризмы, изречения вроде таких: «Я поэт, поэт даровитый! Я в этом убедился; убедился, читая других: если они поэты, то и я тоже!»

В упоении от собственного достоинства, он снисходительно взирает поверх голов, не отрывав перста своего от борзого пера, коим сановный бард, глубокомысленно указуя в землю, напоминает каждому: «Смотри в корень». За спиной Козьмы Пруткова, как это и было на протяжении всего его творческого пути, стоят все те же его сообщники, сотоварищи, опекуны. Их вдохновенные лица обозначил художник осторожно, как бы беглой наметкой, не выпячивая. Они в тени, но всегда с мим, ибо он без них — ничто.

Мысль о создании аллеи литературных персонажей А. К. Толстого, имя которого с гордостью носит Брянский парк-музей, явилась давно. Козьма Прутков — первая ласточка. А дальше будем размышлять над образами «Колодников», «У приказных ворот…», «Спеси», «Василия Шибанова», «Князя Серебряного»… Возможно, не все из названных произведений найдут свое воплощение в будущих роботах народных умельцев, но некоторые из них, несомненно, со временем составят своеобразное окружение памятника знаменитому писателю, о котором великий Тургенев сказал, что его драмы, романы, лирические стихотворения «стыдно будет не знать всякому образованному русскому»,

В. ДИНАБУРГСКИЙ, директор парка-музея.
.

Брянский рабочий. – 1978. – 3 сент.


error: Копирование запрещено!