q
Подписывайтесь на наши аккаунты в соцсетях:
 

Захаров В.И. Борьба власти и верующих за храмы в 1918-1929 гг. на территории Брянской губернии

Захаров В.И. Борьба власти и верующих за храмы в 1918-1929 гг. на территории Брянской губернии // Брянский край в XX в.: общество, политика, экономика. – Брянск, 2012. С. 120-128

В 20-е годы ХХ века в стране развернулась полномасштабная борьба власти и верующих за храмы. В годы гражданской войны закрытие храмов не было распространено, так как большевики боролись с экономическим могуществом церкви и ее влиянием в общественно-значимых сферах (образовании, регистрации рождений, браков, смертей и т.д.) жизни общества. Эта деятельность вызывала протесты верующих, недовольных антицерковной политикой властей. Стремясь смягчить позицию населения по религиозному вопросу, большевистская пропаганда твердила об отсутствии гонения на церковь, праве граждан на свободу совести и «отправлении любого культа»[1]. Поэтому в первые годы своей власти большевики не трогали приходские храмы, ограничившись закрытием домовых церквей, что демонстрировало отделение церкви от государства, а также монастырей, закрывавшихся под благотворительные социальные учреждения. Приходские храмы, как и храмы закрытых монастырей, передавались группам верующих из 20-ти человек, бравших ответственность за сохранность их имущества, после чего в них продолжали совершаться службы.

В ходе конфликта, связанного с изъятием церковных ценностей, существующие в стране религиозные общества были распущены. Однако неудачи силового метода борьбы привели к свертыванию видимой агрессии и началу активной идеологической борьбы, вновь пропагандирующей не вмешательство власти в религиозные дела людей. Это привело к возобновлению регистрации религиозных обществ. В начале апреля 1923 года административный отдел НКВД издал секретный циркуляр, запрещавший практику расторжения договоров с верующими без законных на то оснований и «произвольный захват молитвенных домов»[2]. В конце апреля того же года «Известия ВЦИК» напечатали инструкцию об обязательной регистрации религиозных обществ в отделах управления губисполкомов, усложнявшую ранее существовавшую процедуру[3].

В соответствии с обязательным постановлением от 9 июня 1923 года, верующие для регистрации своей общины, должны были запросить у отдела управления губисполкома разрешение на проведение собрания, для рассмотрения этого вопроса[4]. В случае его положительного решения необходимые документы подавались в отдел управления губисполкома, который и определял их дальнейшую судьбу. К 1 сентября 1923 года заявления подали 264 религиозных общества из 7 уездов Брянской губернии. Из них 170 в регистрации было отказано[5].

Главной ошибкой, приводящей к отрицательному результату, стали неправильно или не полностью заполненные заявления, а также неполная оплата верующими гербового и канцелярского сборов[6]. В дальнейшем время регистрации было продлено вначале до 1 ноября, а потом и на более поздний срок[7], благодаря чему большинство религиозных обществ смогли зарегистрироваться[8].

Регистрируя религиозные общества приходских храмов, власти губернии повели борьбу за недопущение регистрации религиозных обществ при храмах бывших монастырей, подлежащих окончательному закрытию. В сентябре 1923 года в регистрации было отказано Кветунскому религиозному обществу (при Спасо-Челнском монастыре. – В.З.) [9], а 17 июня 1924 года президиум Брянского губисполкома расторг уже заключенные договора с Белобережской, Свенской, Одринской и Площанской религиозными общинами, так как «отправление на глазах у детей религиозных обрядов[10] является совершенно недопустимым и противоречащим декрету об отделении церкви от государства»[11]. Несмотря на протесты верующих, направленные как в Брянский губисполком, так и в административный отдел НКВД решение о закрытии монастырских храмов осталось неизменным[12].

С 1923 года власть начала предпринимать шаги и к закрытию приходских церквей. В середине июня 1923 года была опубликована инструкция НКЮ и НКВД «по вопросам, связанным с проведением декрета об отделении церкви от государства», которая различала расторжение договора с верующими и закрытие храма. Первое было возможно при обнаружении контрреволюционного заговора, злоупотребления церковным имуществом или растраты последнего. В этом случае договор с религиозной группой расторгался, а храм передавался другой группе верующих. В качестве мотивов закрытия храмов инструкция предлагала использовать недостаток в помещениях для жилищных, санитарно-медицинских и культурно-просветительных целей. Причем, данное предложение должно было исходить от коллективных собраний трудящихся, выносящих соответствующие резолюции. Если таких собраний было много, и они выражали волю большинства населения, то храм мог быть закрыт при наличии средств на его переоборудование под указанные в резолюциях цели[13].

Заявляя о своем невмешательстве в церковные дела, государство старалось контролировать соблюдение внешней законности антицерковной деятельности региональных руководителей. В инструкции специально предписывалось учитывать при закрытии храма «религиозные интересы верующих… закрываемого храма»[14]. Необходимость внимательно относиться к религиозным чувствам верующих и не использовать административные методы для закрытия храмов неоднократно подчеркивалась в письмах, директивах и тезисах о взаимоотношениях с религиозными организациями[15].

Запретив закрывать церкви вопреки желанию населения, большевики поставили себе задачу убеждать людей в их ненужности и необходимости переоборудования под школы или дома культуры[16].

Первая попытка закрыть храм на территории Брянска состоялась уже в начале сентября 1923 года, когда беспартийная конференция рабочих и служащих Брянского государственного завода решила обратиться с просьбой к общине Петропавловского храма о предоставлении одной из двух церквей Бежицы под спортивные секции [17]. Важно отметить, что несмотря на малое количество рабочих и подавляющее большинство членов РКСМ, данное предложение обсуждалось «очень бурно» [18]. Уисполком решил воспользоваться просьбой конференции, как поводом для «законного» отобрания храма у религиозной общины. После неудачной попытки убедить верующих добровольно отказаться от своего храма[19] президиум уисполкома в одностороннем порядке принял решение о закрытии одной из церквей города Бежицы [20]. В конце октября это решение утвердил и президиум губисполкома[21]. Таким образом, местная власть не только подменила мнение населения решением одной конференции, на которой преобладали комсомольцы, но и сфальсифицировала само решение конференции.

Узнав о готовящемся закрытии храма, 4500 верующих провели собрание, единогласно принявшее резолюцию церковного совета [22], отмечавшую, что 92% населения Бежицы является православным, поэтому даже два храма не могут вместить всех желающих. В резолюции указывалось на несоответствие решения советскому законодательству, а также отмечалось наличие в Бежице большого количества свободных зданий. В результате обсуждения общее собрание решило избрать четырех уполномоченных для ходатайства об отмене решения уисполкома[23].

7 декабря 1923 года президиум Бежицкого уисполкома отклонил ходатайство верующих[24], спустя 5 дней то же решение принял президиум губисполкома[25]. Ответ местных властей не устроил верующих, 4000 которых проведя общее собрание постановили отправить двух делегатов в Москву для опротестования решения[26]. ВЦИК, рассмотрев жалобу верующих и ответ на нее местных чиновников, постановил оставить в силе решение Брянского губисполкома, но при этом предложил Бежицкому уисполкому вместо его выполнения привлечь верующих к постройке или ремонту здания, необходимого для нужд советских учреждений. В качестве давления на членов Петропавловского общества предлагалось использовать возможность закрытия храма, если для строящегося здания будет не хватать денег или материалов[27]. Судя по тому, что верующие смогли отстоять храм, они выполнили требование власти и построили новое здание. Однако их победа была недолгой, не сумев закрыть храм, власти передали его обновленцам[28].

По схожему сценарию развернулась борьба и за церковь в селе Шведчиковы дворы Севской волости. Ее предыстория неизвестна, но количество попыток региональных властей решить этот вопрос говорит об ее ожесточенности[29]. Можно с уверенностью утверждать, что и в этом случае ход событий повторял борьбу за Петропавловскую церковь. Решение о закрытии последовательно приняли уисполком и губисполком, а потом они же отказали верующим в пересмотре дела. Официальным поводом к расторжению договора послужило отсутствие школьного помещения. Не добившись пересмотра дела в регионе, верующие дважды обращались во ВЦИК[30], указывая на два основных аспекта. Во-первых, на большое расстояние до ближайшего храма[31]. И во-вторых, на то, что новая школа практически построена, а на текущий год снято специальное помещение для обучения детей. Проблема же, по их мнению, заключалась в позиции местных чиновников, заявивших верующим: «нет вам учителя, захотели молиться, так молитесь, а учителя вам не дадим, а если пожелаете сами закрыть свою церковь и учить в ней детей, то завтра будет вам учитель»[32]. Несмотря на протесты граждан, ВЦИК вновь согласился с уисполкомом[33]. Интересно, что на этом эпопея вокруг села Шведчиковы Дворы не закончилась. К апрелю 1927 года жители построили новую церковь и получили часть икон из Севского уфинотдела, но за колокола, подсвечники, ризы и ряд других необходимых церковных вещей с них потребовали денег, что вынудило верующих вновь обращаться в губисполком [34].

Таким образом, для закрытия храмов власти использовали тактику, применявшуюся в годы гражданской войны по отношению к монастырям. Как и тогда церкви не просто закрывались, а закрывались в связи с необходимостью решения острых социальных проблем: нехватки помещений для занятий спортом или для школ. Причем, информация о социальных проблемах преувеличивалась, а религиозные нужды населения сознательно занижались. В то же время сохранение большой роли церкви в жизни людей, и, как следствие, ожесточенная борьба верующих за спасение храмов от закрытия, «толкало» власть к попытке бороться с храмами экономическими методами.

В соответствии с советским законодательством, община верующих после заключения договора брала храм в бесплатное пользование. Однако на самом деле государство возлагало на плечи прихожан целый ряд обязательных платежей, необходимых для сохранения за ними церкви. Прежде всего, верующим необходимо было содержать храм и следить за сохранностью его имущества, так как обнаружение фактов злоупотребления им, или его растраты вело в соответствии с инструкцией НКЮ и НКВД от 19 июня 1923 года к расторжению договора. Спустя еще два года, 5 июня 1925 года, вышеуказанная инструкция была дополнена распоряжением наркомпроса, позволяющим расторгать договор в случае недостаточной охраны храма [35]. С учетом всех катаклизмов, переживаемых церковью в СССР начиная с 1917 года, данный пункт становился удобным поводом для отобрания храмов у одной группы верующих и передачи другой. Подобное произошло с религиозной общиной Успенского храма в Брянске. 27-го января 1927 года Брянский губисполком решил расторгнуть договор с верующими «ввиду несоблюдения… принятых на себя обязательств»[36]. Оценка этого решения властью и верующими вновь была диаметрально противоположной. Чиновники обвиняли священника церкви в краже трех антиминосов, а верующие в письмах Калинину утверждали, что это часть борьбы местных большевиков с священником, который «…хорошо служит… хорошо с верующими тоже обращается» [37], а итоговой целью является передача храма в руки «обновленцев»[38]. Несмотря на противодействие верующих, победа осталась на стороне губисполкома, опубликовавшего в феврале 1927 года в «Брянском рабочем» сообщение о расторжении договора[39].

Второй крупной статьей расходов являлся своевременный ремонт храма, а также арендная, страховая и ряд других выплат. Важно отметить, что государство старалось требовать с верующих максимальную плату. Так, арендная плата за храм превышала максимальные ставки обложения хозяев-единоличников в деревне. Это отмечалось даже в циркуляре НКВД от 19 сентября 1923 года, указывавшем, что размер оплаты является совершенно непосильным для верующих[40]. Такое положение дел должно было привести к отказу религиозных обществ от пользования храмами и их последующим закрытием. В частности, на общем собрании религиозного общества Спасо-Преображенской и Владимирской церквей г. Почепа, состоявшемся 10 ноября 1926 г., верующие отказались от пользования Владимирской церковью из-за отсутствия средств на содержание сразу двух храмов[41].

Еще одной статьей расходов было страхование храмов, которое в соответствии с циркуляром Госстраха от 13 марта 1924 года являлось обязательным. Однако с получением компенсационных денег за сгоревшие храмы у верующих зачастую возникали сложности, так как, в соответствии с циркуляром НКВД и НКФ от 28 декабря 1923 года, страховые деньги выдавались не прихожанам, вносившим страховые выплаты, а губисполкому, который должен был передавать деньги верующим. Однако постановление ВЦИК от 24 августа 1925 года разрешало использовать страховые премии не по прямому назначению, а на культурные нужды района, в котором находилось сгоревшее здание. Для этого вновь требовалось убедить население поддержать постройку школы или библиотеки взамен храма[42]. 1 апреля 1926 года Бежицкий уком отправил письма секретарю Жирятинского волкома и Брянскому совету СБ, сообщая, что в деревне Малая Крупица сгорела церковь, за которую верующие должны получить около 600 рублей страховых. Уком отмечал, что большая часть крестьян собирается восстанавливать церковь, требуя «мобилизовать все имеющиеся у нас силы…для противостояния агитации за постройку церкви повести кампанию за … постройку школы»[43]. Несмотря на это, решения о восстановлении храма были приняты на общем собрании граждан и пленуме сельского совета [44]. В результате чего церковь была восстановлена[45].

Не добиваясь необходимого решения путем агитации и пропаганды, местным властям вновь приходилось прибегать к обманам и подлогам. 31 мая 1927 года граждане церковно-приходского собрания Николаевской церкви с. Добровадья Севской волости проинформировали губисполком о том, что их храм сгорел, и попросили положенную компенсацию на его восстановление[46]. Пытаясь переубедить верующих, местные власти 13 июня 1927 года провели общее собрание граждан села, рапортовав по его итогам о желании людей построить нардом. Это решение было сразу одобрено Севским волисполкомом, потом президиумом Севского уисполкома и наконец президиумом Брянского губисполкома [47].

О том, что действительно произошло на общем собрании 13 июня известно из выступления верующих на их общем собрании, прошедшем 8 января 1928 года. Докладчик рассказал, что предложение комсомольцев построить на месте церкви нардом поддержали лишь «представители Вик, наши сельские партийцы и комсомольцы», а против высказалось более 300 человек. Не сумев переубедить людей до наступления ночи, члены президиума просто ушли, а затем, когда все разошлись по домам, они вернулись «…и оформили свой протокол как хотели». Данный текст не оставляет никаких сомнений, что люди, являющиеся представителями власти, просто сфальсифицировали результаты, выдав свое желание за волю всего населения села. Заслушав выступающего, верующие решили обратиться с протестом в губисполком, ВЦИК и прокурору республики, а также вновь просить страховую премию на постройку церкви. В результате, Севский уисполком все же решил «не возражать» против восстановления церкви, но потребовал, чтобы она была построена на другом месте, так как место в церковной ограде уже занято под нардом[48].

Во всех приведенных случаях видно стремление местных большевиков всеми силами добиться закрытия церквей. Вначале использовалась агитация, пытающаяся убедить людей передать церкви для решения социальных проблем страны. Однако, несмотря на все усилия пропагандистов, население не собиралось отказываться от храмов. После этого у местных чиновников было два пути: отступить, либо использовать административный ресурс. Отступать большевики не хотели, а безнаказанность за подобные «перегибы» и поддержка ВЦИК придавала им уверенность, что приводило к постоянным фальсификациям мнения населения со стороны местных чиновников. В то же время все вышеприведенные случаи показывают ожесточенное гражданское сопротивление населения политике властей. Борясь за сохранение своих церквей, верующие не просто активно протестовали против их закрытия, но и регулярно доходили до центральной власти, пытаясь хоть там добиться справедливости от произвола местных властей. Обращения в большинстве случаев не приносили положительного результата, так как ВЦИК спускал принимаемые жалобы для разбирательства обратно местным чиновникам, и на основании их заключений принимал свое окончательное решение.

Тем не менее, официальная позиция власти, сделавшей с 1923 года упор на идеологической борьбе и не только не требующей немедленного закрытия храмов, но и всячески подчеркивающей недопустимость административных методов при борьбе с ними привело к сохранению в этот период большинства церквей губернии. В отчетах, переданных в марте 1929 года волсоветами и горсоветами в президиум ГИК, отмечалось, что из 14 городов губернии церкви были закрыты в 7: Севске, Брянске, Жиздре, Песочне, Почепе, Трубчевске и Карачеве, причём если в Севске, Песочне и Карачеве было закрыто по 2 церкви, а в Жиздре, Почепе и Трубчевске по одной, то в Брянске, являвшемся центральным городом губернии, было закрыто сразу 8 церквей. В других 7 населенных пунктах: Бежице, Урицком, Мглине, Клинцах, Дятьково, Людиново и Сураже храмы не закрывались. Если количество городов, закрывших и не закрывших церкви, оказалось разделено поровну, то из подавших данные 29 волостей храмы были закрыты лишь в 6: Песоченской, Климовской, Бежицкой, Вороновской и Дятьковской[49].

К концу 20-х годов власти вновь взяли курс на административные формы борьбы, позволяющие, путем открытого давления и угроз, добиться видимых результатов. При этом юридически сохранялся прежний курс закрытия церквей только по желанию большинства населения, но теперь на людей стало оказываться огромное давление, приведшее к тому, что в 1929 году губернская пресса запестрела сообщениями о «добровольном» отказе жителей от своих церквей[50].

Все это привело не только к массовому закрытию храмов, но и к ужесточению борьбы между верующими и атеистами на местах, что нашло отражение в статьях «Брянского рабочего». Автор одной из них писал о борьбе верующих вместе с дьяком Благодаровым за сохранение церкви в Людиново. Стремясь не допустить ее закрытия, люди использовали все возможные средства, как законные, так и незаконные. Первые выражались в активном участии верующих в обсуждении вопроса о закрытии церкви: участии в отчетных собраниях горсовета и демонстрации к его зданию с требованием разрешить церковное собрание». Использование незаконных средств являлось проявлением отчаяния от осознания невозможности добиться сохранения церкви законным путем и свидетельствовавшие об обострении борьбы. В частности, верующие разбили стекла в квартире коммуниста, являвшегося сторонником закрытия церкви. Член церковного совета Зайцев в литейном цехе лопатой чуть не убил рабочего Сычева, когда тот поднял руку за закрытие церкви; Шишкин «оскорбляет площадной бранью» Москвитину за то, что ей церковь не нужна; а церковники механического цеха прислали анонимное письмо активному рабкору и члену партии тов. Кондрашову, что если он «не перестанет собирать подписи среди честных рабочих, то ему до 1 марта не жить» [51].

Из вышесказанного видно, что агрессия власти по отношению к религии, ее стремление закрыть храмы, да еще и выставить данный шаг, как желание самого населения, вело к ответной агрессии, направленной на отдельных сторонников жесткой антицерковной политики. Не видя возможности бороться против закрытия церквей в легально-правовом поле, верующие пытались спасти их, угрожая главным инициаторам и пропагандистам закрытия.

Таким образом, в борьбе власти и верующих за храмы можно выделить 3 этапа: 1918-1923 гг., 1923-1929 гг., и 1929 г. и далее. На первом этапе представители власти убеждали верующих, что борются только с политическим и экономическим могуществом духовенства, не собираясь лишать верующих возможности «свободно исполнять свои религиозные потребности». На втором — началась борьба за добровольный отказ граждан от существования церквей в пользу школ и других жизненно-необходимых общественных зданий. И, наконец, на третьем — власть повела открытую борьбу против существования храмов, используя для достижения своих целей угрозы и давление на людей.

[1] Известия Брянского уездного исполкома советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1918. 23 мая.
[2] См.: Слезин А. А. За новую веру [Научная электронная библиотека. Монографии, изданные в издательстве Российской Академии Естествознания]. URL: http://www.monographies.ru/60. (Дата обращения 6.10.2012 г.)
[3] Постановление наркомюста РСФСР, НКВД РСФСР от 15.04.1923 инструкция о порядке регистрации религиозных обществ и выдаче разрешений на созыв съездов таковых // [Семерка: Российский правовой портал]. URL: http://www.law7.ru/base18/part8/d18ru8070.htm (дата обращения 6.10.2012 г.)
[4] Государственный архив Брянской области (далее – ГАБО). Ф.Р- 80. Оп. 1. Д. 944. Л. 10, 89 124.
[5] Там же. Л. 113.
[6] ГАБО. Ф. Р-80. Оп. 1. Д. 944. Л. 115 – 115 (об), 121.
[7] ГАБО. Ф. Р-80. Оп. 1. Д. 944. Л. 89; Д. 1023. Л. 39, 75.
[8] ГАБО. Ф. Р-80. Оп. 1. Д. 1023. Л. 8-12 (об), 39, 75.
[9] ГАБО. Ф. Р-80. Оп. 1. Д. 944. Л. 134.
[10] После революции территории монастырей Брянской губернии использовались под детские дома.
[11] ГАБО. Ф. Р-85. Оп. 1. Д. 790. Л. 2-2об.
[12] ГАБО. Ф. Р-85. Оп. 1. Д. 696. Л. 318; Ф. Р-80. Оп. 1. Д. 1023. Л. 21, 104.
[13] Постановление наркомюста РСФСР, НКВД РСФСР от 19.06.1923 инструкция по вопросам, связанным с проведением декрета об отделении церкви от государства [Семерка: Российский правовой портал]. URL: http://www.law7.ru/base18/part8/d18ru8084.htm (дата обращения 06.10.2012 г.)
[14] Там же.
[15] ГАБО. Ф.П-1249. Оп. 1. Д. 261. Л. 75; Ф.П- 4. Оп. 1. Д. 1620. Л. 40.
[16] ГАБО. Ф.П-1249. Оп. 1. Д. 269. Л. 80.
[17] ГАБО. Ф.Р-558. Оп. 4. Д. 5. Л. 70.
[18] Там же. Л. 371.
[19] ГАБО. Ф.Р-558. Оп. 4. Д. 5. Л. 60-60 (об).
[20] ГАБО. Ф.Р-558. Оп. 4. Д. 5. Л. 69.
[21] Там же. Л. 68.
[22] Там же. Л. 61.
[23] Там же. Л. 61 (об) – 62.
[24] Там же. Л. 372.
[25] Там же. Л. 373.
[26] Там же. Л. 376- 376 (об).
[27] ГАБО. Ф.Р-558. Оп. 4. Д. 5. Л. 75.
[28] См.: Разрушенные храмы Брянского благочиния [Брянск православный. Сайт посвященный храмам города Брянска]. URL: http://bryanhram.ru/brjanskie-khramy/razrushennye-khramy-brjanskogo-blagochinija.html. (Дата обращения 6.10. 2012 г.)
[29] ГАБО. Ф.Р-85. Оп. 1. Д. 1356. Т. 1. Л. 63.
[30] Там же. Л. 67, 79 (об)-80.
[31] Верующие определяли его в 7-10 верст, в то время как представители власти в 3 версты.
[32] ГАБО. Ф.Р-85. Оп. 1. Д. 1356. Т. 1. Л. 67.
[33] Там же. Л. 74, 102.
[34] ГАБО. Ф.Р-85. Оп. 1. Д. 1356. Т.1. Л. 114-114 (об).
[35] См.: Подмарицын А.Г. Взаимоотношения Русской Православной Церкви и государственных органов в самарском регионе (1917-1941 гг.). Дис…канд. ист. наук. Самара, 2005. С. 139.
[36] ГАБО. Ф.Р-85. Оп. 1. Д. 1356. Т.1. Л. 120.
[37] Там же. Л. 118-118 (об).
[38] Там же. Л. 117-117 (об).
[39] Там же. Л. 121.
[40] См.: Подмарицын А.Г. Взаимоотношения Русской Православной Церкви и государственных органов в самарском регионе (1917-1941 гг.). С. 139.
[41] ГАБО. Ф.Р-85. Оп. 1. Д. 2174. Т.1. Л. 101-101 (об).
[42] См.: Подмарицын А.Г. Взаимоотношения Русской Православной Церкви и государственных органов в самарском регионе (1917-1941 гг.). С. 139.
[43] ГАБО. Ф.П-4. Оп. 1. Д. 1620. Л. 21.
[44] Там же. Л. 20-20(об).
[45] Там же. Л. 76.
[46] ГАБО. Ф.Р-85. Оп. 1. Д. 2174. Т.1. Л. 128-128 (об).
[47] ГАБО. Ф.Р-85. Оп. 1. Д. 2174. Т.1. Л. 150-150 (об), 155, 157, 162.
[48] Там же. Л. 163-165.
[49] ГАБО. Ф.Р-85. Оп. 1. Д. 2131. Л. 76-76 (об).
[50] Труд. 1929. 1 марта, 10 апреля; Фокинский рабочий. 1929. 15 марта.
[51] Брянский рабочий. 1929. 21 февраля.

error: Копирование запрещено!