q
Подписывайтесь на наши аккаунты в соцсетях:
 

Брянцев М.В. Борьба большевиков с политическими оппонентами в 1919-1921 гг. (по материалам ГАБО)

Брянцев М.В. Борьба большевиков с политическими оппонентами в 1919-1921 гг.( по материалам ГАБО) // Брянский край в XX в.: общество, политика, экономика. – Брянск, 2012. С. 89-103

Проблема взаимоотношений большевиков и их политических оппонентов приобрела за последние годы особую актуальность. Советская историография если и уделяла этому аспекту внимание, то была ангажирована марксистской идеологией, что не позволяло отрешиться от предвзятого взгляда на деятельность политических партий.

В постсоветский период ситуация с изучением политических партий после прихода к власти большевиков стала меняться. И самое важное в этом процессе то, что исследовательский интерес переместился в регионы. В последние годы появились пока еще не многочисленные работы по региону Брянской и Орловской губерний [1].

В данной статье предпринята попытка исследования взаимоотношений большевиков со своими политическими соперниками и, прежде всего, представителями социалистических партий на региональном уровне в период гражданской войны. Для решения поставленной задачи были исследованы документы в Государственном архиве Брянской области. Это, в основном, делопроизводственные материалы партийных органов — Брянского губернского и уездных комитетов РКП (б).

Начало 1919 г. сложилось для большевиков непросто. Местные власти оказалась не способны обеспечить безоговорочную победу коммунистов. В условиях гражданской войны большевикам было не до идейных споров. Важнейшей задачей являлось сохранение власти, и большевики продолжили политику вытеснения своих оппонентов в лице социалистов из всех органов власти, начатую еще в 1918 г.[2] Эта политика не всегда совпадала с интересами и возможностями местных властей, которые в начале 1919 г. вынуждены были исполнять приказ Л.Троцкого о снятии с постов председателей волостных исполнительных комитетов, принадлежащих к партии левых эсеров или же вовсе беспартийных в силу того, что они являлись одновременно и военными комиссарами[3]. Решение этой непростой задачи ложилось на плечи губкомов партии, в противном случае, военные власти угрожали взять вопрос о чистке в свои руки, «ибо оставление во главе военных учреждений вредного и сомнительного элемента недопустимо», — заключал Орловский окружной военный комиссар Щербаков [4].

Несомненно, противники большевиков использовали трудности, возникавшие на пути большевиков, в собственных интересах и, вероятно, со стороны некоторых военных комиссаров существовал элемент угрозы, но как показывают материалы, этого, как правило, не происходило. Страшнее для большевиков было то, что в условиях усиливавшегося голода весны 1919 г. благоприятные условия для антибольшевистской агитации сложились в рабочих центрах. Так, в начале апреля дятьковские коммунисты жаловались, что делу «Советского строительства» в Брянском промышленном округе сильно мешают «главным образом правые с-р, анархисты и другие черносотенные элементы». Было принято решение разоблачать деятельность правых эсеров, как пособников русской и иностранной буржуазии, закрыть их газету «Дело народа», объявив партию вне закона и обратиться в уездную ЧК с требованием немедленного подавления деятельности эсеров [5].

После известного восстания войск брянского гарнизона в марте 1919 г., в организации которого подозревались эсеры и меньшевики, из Москвы было дано распоряжение об обысках у членов этих партии и взятии их, наряду с буржуазией, в заложники. Брянским чекистам удалось провести обыски, что вызвало протест со стороны Брянской организации левых эсеров, о чем говорили на заседании Брянского Укомпарта 19 марта 1919 г. Но в своем ответе на этот протест председатель БЧК Крапивницкий сослался на предписание Центра [6]. Вообще Москва была обеспокоена положением в Брянске. Не случайно В.И.Ленин по поводу подобных выступлений в марте 1919 года говорил в докладе о партийной программе на VIII съезде РКП (б)[7]. А для укрепления местных большевиков весной 1919 г. ЦК направил в Брянск, где «сильно орудовали эсеры и анархисты, пытавшиеся использовать трудности того времени» видного большевика Б.М.Волина[8].

Вместе с тем, спустя всего две недели на сообщение председателя БЧК о телеграмме из Москвы с требованием произвести аресты среди меньшевиков, эсеров и буржуазии партийная организация постановила не согласиться с предложением центра. По заявлению председателя БЧК на заседании 2 апреля было принято решение о том, что «Принимая во внимание что обыск м[еншевиков] и э-эс[еров] не дал результатов что меньшевики работают в отделах совета и им вполне доверяет Уисполком и они держат себя вполне лояльно. Заложников из мен[ьшевиков] и эс.-эр[ов] не брать а предложить БЧК усилить за ними надзор, в случае выступления арестовать». В отношении буржуазии посчитали необходимым руководствоваться указаниями центральной власти [9]. Это решение вполне согласовалось с телеграммой председателя БЧК А.Медведева, где говорилось о том, что «Согласно телеграмме из ВЧК заложниками считать всех видных лидеров левых и правых эсеров, видных монархистов и черносотенцев и те которые вели и ведут открытую агитацию против советской власти». Остальных же арестованных «по выяснению освободить»[10]. 17 апреля Орловская ГубЧК и Президиум Губисполкома постановили: «всех заложников за исключением тех которым предъявлено обвинение в контрреволюционном выступлении или агитации против Советской власти освободить применив всем амнистию»[11]. Таким образом, местные руководители поступили вполне разумно, стараясь не обострять отношения со своими оппонентами.

Однако из центра требовали ареста представителей партий левых эсеров и меньшевиков для отправки в Москву и, вероятно, БЧК некоторых членов этих партий арестовала. Во всяком случае, на заседании Брянского Укомпарта 28 апреля 1919 г. с информационным докладом по этому вопросу выступил Крапивницкий. В итоге Укомпарт принял постановление, которое шло вразрез с решением Центра: указав, что за местными эсерами антисоветской деятельности не замечено и в частности за Петрищевым, «предложить БЧК освободить его» [12]. Здесь следует отметить, что весьма избирательно и тактично к своим оппонентам подходил и Гомельский Губкомпарт, который в телеграмме, посланной в конце апреля 1919 г. в Новозыбков, требовал «немедленно» сообщить причины ареста меньшевиков и эсеров и доставки материала по делу в Губкомпарт[13]. И это, несмотря на то, что в юго-западных уездах, которые ранее входили в состав Черниговской губернии, освобожденных большевиками только в конце 1918 г., коммунисты столкнулись с сильными позициями партии эсеров. На 1 Черниговской губернской конференции КПУ (б) 4 января 1919 г. все выступавшие говорили о трудностях организации коммунистических организаций, и важнейшей из них было то, что население находилось под сильным влиянием эсеров. Мглинский коммунист Элькин, как и другие выступавшие, признал, что «местная ячейка довольно слабая разогнала первый крестьянский съезд, где был высок процент эсеров, которые входят в комитет партии и сейчас». Аналогичным образом поступили в Новозыбкове, где был распущен Ревком, в котором преобладали меньшевики и эсеры[14]. Однако, несмотря на все это, местные власти не спешили исполнять постановления Москвы или же частично выполняя, арестовывая некоторых представителей меньшевиков и эсеров и разгоняя те органы власти , которые шли за оппонентами большевиков, находили повод не отправлять их в столицу.

Нужно отметить, что местные партийные организации проявляли определенную самостоятельность в отношении своих политических оппонентов и не всегда соглашались с Центром, исходя из конкретной деятельности меньшевиков и левых эсеров. Всеукраинская ЧК в мае 1919 года угрожала всем местным органам власти ответственностью «по всей строгости законов революционного времени, как за деяния, против революции направленное» за преследование национальных украинских партий — сторонников большевиков: левых эсеров меньшинства (боротьбистов), украинской партии эсеров (борьбистов-коммунистов) и незалежников-левых[15]. Вероятно это распоряжение на местах не вызвало автоматического исполнения. Уже летом 1919 г. Мглинский Укомпарт рассматривал вопрос «О допущении к работе в районе Мглинского уезда партии Украинских левых эсеров (боротьбистов)». Выступивший на заседании лидер местных эсеров Матвиевский, указав на некоторые расхождения между большевиками и левыми эсерами, заявил, что «он сторонник решительной борьбы со всеми кто против Советской власти и кто своей работой подрывает Советскую власть», подразумевая, тем самым, что левые эсеры таковыми не являются[16]. На возражения и опасения коммунистов Матвиевский ответил, «что боротьбисты также опираются на рабочих и если бы например пришлось бы вести работу в Америке то там бы партия боротьбистов шла бы через промышленные рабочие массы»[17], тем самым подчеркивая свою близость к большевикам. В итоге было принято решение: «Разрешить т.Матвиевскому устроить общее собрание бывших членов существовавшей ранее организации л.с.р. для выяснения персонального отношения физиономии каждого из них к платформе боротьбистов». Только на заседании 21 июля боротьбистам был дан зеленый свет: товарищи коммунисты постановили: «Пожелать товарищам «боротьбистам» успеха в работе по расслоению крестьянства и расколу подлых левых с-р (интернационалистов)». Однако причинами столь благожелательного отношения к левым эсерам являлись, с одной стороны, надежда на то, что «боротьбисты», стремясь к слиянию с коммунистами, просуществуют недолго, с другой, − инструкция Губчека разрешала легальную деятельность этой партии не только на территории Украины, но и Великороссии[18]. Все это определялось решением Гомельского Губкомпарта от 3 июля 1919 г. На этом заседании после долгих дебатов было принято постановление: «придерживаясь указания ЦК РКП предоставить партию левых с.-р (боротьбистов) своим собственным силам, не преследуя их, о чем сообщить в ЦК и во все уезды Гомельской губернии» [19]. Эту линию член Губкома партии Сурта отстаивал и на заседании Мглинского Укомпарта, отмечая, что нельзя во взаимоотношениях с «боротьбистами» применять грубые приемы[20].

А вот с другими партийными группировками необходимо вести борьбу, «надо в корне парализовать и затем совсем вырвать из под ног, почву для деятельности отдельных работников других партий»[21]. Причем политику «вырывания почвы из под ног» большевики применяли всегда и на всех уровнях, что прекрасно демонстрировал лидер большевиков В.И. Ленин.

Таким образом, большевики на местах заключили своеобразный компромисс с левыми эсерами, в отношении же других партий, в том числе и социалистических, они не были столь снисходительны, применяя в их отношении репрессивные меры.

Опираясь на силу власти, коммунисты действовали и в последующее время. Причем подобная инициатива исходила из Москвы, о чем на одном из мартовских 1919 г. заседаний Брянского уездного исполкома говорил Алкснис. Правда в его информации отмечалось, что обыски и выемка документов у советских работников, принадлежащих к меньшевикам, была проведена по распоряжению центра «в виду неправильности информирования центра о деятельности членов организации РСДРП». Понимание этого заставило Уисполком принять постановление вразрез с директивой из центра: «принимая во внимание расхождения членов РСДРП с центр[альным] К-та меньшевиков в вопросах участия в советских учреждениях и принимая во внимание их добросовестное отношение к долгу считать обыск — не основательным, довести об этом до сведения центра и просить т.т. Самсонова, Анастасина, Губина и Борисова занять свои должности»[22]. Такое поведение местных большевиков показывает, что, в отличие от центральной власти, они могли и шли на компромиссы со своими оппонентами, допуская возможность их вхождения во властные органы.

Правда, и центральные власти умели менять свою тактику в зависимости от условий. Так, на места в начале октября 1919 г. было разослано постановление ЦК РКП (б), являвшееся ответом на поступившие в ЦК заявления от меньшевиков-интернационалистов, которые испытывали дискриминацию со стороны местных партийных органов. В телеграмме из Москвы отмечалось, что партия меньшевиков-интернационалистов признана «Советской, легальной партией». Приняв к сведению обещания представителей этой партии в своей работе на фронте не выдвигать своих тактических разногласий с РКП (б), ЦК разрешил использовать меньшевиков-интернационалистов на ответственной военной работе при условии, что «они персонально удовлетворят предъявляемым для успешного выполнения работы требованиям, а также при условии аналогичных обязательств, к занятию и других ответственных Советских постов» [23]. Это постановление стало для местных коммунистов основой сотрудничества с меньшевиками. Спустя неделю после получения телеграммы из Москвы, в условиях напряжения, созданного наступлением Деникина осенью 1919 г., Брянский Укомпарт принял решение о совместной агитации против «Деникинских банд» коммунистов и меньшевиков, выдвинув обязательным условием — «не выдвигать своих тактических разногласий»[24].

В докладе Брянского Комитета РКП (б) за время с 20 июля 1919 г. по 20 ноября 1919 г. отмечается, что в условиях надвигающейся контрреволюции большевики были вынуждены пойти на послабления в отношении меньшевиков и разрешить им выступать на митингах, организуемых большевиками, «причем обязательным для них является не выдвигать своих тактических разногласий»[25]. Таким образом, коммунисты, исходя из реалий жизни, отодвигали на второй план тактические расхождения со своими политическими оппонентами, используя их влияние среди населения для достижения своих целей.

Еще одним излюбленным приемом, активно применявшимся большевиками в отношении своих оппонентов, был внутрипартийный раскол. Так в резолюции, принятой на Всероссийской конференции еврейских коммунистических Секций, требовалось: «на местах расколоть партии «Бунда», «Объединенных и «Поалей-Цион»…» [26]. В частности в районах распространения еврейского населения большое влияние имела партия «Поалей-Цион», вызывавшая этим недовольство местных большевиков. Легитимность этой партии вызывала у коммунистов на местах определенные сомнения. Так, унечские коммунисты в феврале 1919 г. вынуждены были реагировать на требования местной организации «Поалей-Цион» о том, что «Унечский исполком как временная власть не может функционировать дальше что согласно Конституции органом правления по ст.Унеча должен быть совет, а потому требуют немедленных перевыборов в унечский совдеп». В ответ на это комячейка Унечи постановила: «указать § конституции за №65, раздел №4 на основании чего был избран исполком в присутствии председателя уездного исполкома тов.Кубяка». А чтобы неповадно было требовать от большевиков соблюдения Конституции, решили: «Запросить уездный комитет партии функционирует ли партия «Поалей-цион» в обще государственном масштабе»[27].

Попытка делегимитизации «Поалей-Цион» была сделана и Суражской городской организацией РКП (б) на заседании 11 февраля 1919 г., где было принято решение: «принимая во внимание, что партия «Поалей-Цион» содержит в себе лиц не имеющих права выборов в советы согласно Конституции Советской Власти и что означенная партия получила раскол левого и правого течения, а последнее не может стоять на платформе Советской Власти», «правое течение партии «Поалей-Цион» лишить права выборов в городской совет». Вместе с тем, фракции еврейских коммунистов было предложено «более организоваться предоставив ей три места в городском Совете 4-ое место партия сохраняет за собою». Только после перерегистрации «Поалей-Цион», когда в ней оказались «исключительно рабочие, честные труженики», было признано, что «препятствий к совместной работе между пролетарскими партиями не встречается». В результате этих действий было проведено объединенное заседание УКП и ЕСДРПП-ц. г. Суража, на котором было признано «необходимым объединиться для совместной работы в области культурно-просветительной, агитационной и для совместного отражения нападков со стороны контр-революции», для чего была организована совместная дружина[28]. Члены партии «Поалей-Цион» дежурили в почтово-телеграфной конторе, отслеживая содержание телеграмм. Все телеграммы, отсылаемые и получаемые с содержанием явно контрреволюционного характера должны задерживаться и передаваться в Горисполком, а лиц, подающих такие телеграммы также задерживать до выяснения [29].

Жуковские коммунисты поступили проще, отклонив просьбу местной организации «Поалей-Цион» о предоставлении места в Ревкоме, так как эта партия не является активной и имеет в своих рядах мелкобуржуазный элемент[30]. Спустя месяц вопрос о предоставлении места «Поалей-Цион» в Ревкоме возник вновь. Поведя собрание членов своей организации, «Поалей-Цион» пришла к выводу, что Жуковская организация ЕСДРП (Поалей-Цион), придерживаясь платформы Советской власти и диктатуры пролетариата, является единой организацией без выделения левого и правого течения и требует предоставить место в Ревкоме без всяких условий[31]. И это все в условиях, когда партия «Поалей-Цион» объявила себя на военном положении и мобилизовала свои силы на защиту завоеваний революции, оказывая всемерную поддержку большевикам[32].

Однако именно активизация поалейционистов и обеспокоила местные власти, что нашло отражение в протоколе общего собрания Еврейской коммунистической секции Орловской организации РКП (б) от 23 июня 1920 г., где очевидно стремление коммунистов поглотить национальные еврейские организации коммунистического толка. Такие партии как правый Бунд и ПЦСД (поалоейционисты социал-демократического толка. — М.Б.) приравнивались к меньшевикам[33]. Политика ликвидации «Поалей-Цион» была продолжена и в последующие годы. В августе 1921 г. почепские коммунисты были обеспокоены наличием в Почепе организации «Поалей-Цион», вопрос о которой обсуждался на заседании Почепского Укома РКП (б) 7 августа. Несмотря на различные оценки опасности в деятельности местной организации «Поалей-Цион», почепские коммунисты пришли к выводу о том, что необходимо «в срочном порядке принять реальные меры к ликвидации Почепской орг[анизации] Поалей-Цион» [34]. Однако достаточных оснований для роспуска организации, как признавались сами коммунисты, у них не оказалось, а потому уже в октябре 1921 г. было принято решение оставить в силе прежнее решение Бюро только о закрытии их клуба[35].

В других случаях большевики, не стесняясь, использовали административный ресурс для завоевания большинства в тех организациях, где они терпели явное поражение. В начале 1919 г. в кооперативном движении Брянского района произошел раскол на съезде уполномоченных кооперативов. В результате образовалось два союза старый, где засели кадеты и меньшевики и новый – во главе с коммунистами. Лидер брянских коммунистов И.Фокин настаивал на том, чтобы был один союз, которым должны руководить коммунисты. Он предлагал и механизм достижения этой цели — 30-31 марта провести съезд уполномоченных кооперативов Брянского района, отобрав на него исключительно коммунистов и им сочувствующих, стоящих «на советской платформе, − тогда будет наше влияние обеспечено и мы образуем Единый Рабоче-Крестьянский Союз Кооперативов во главе с коммунистами», — заключает Брянский укомпарт[36].

Именно на административный ресурс и на окрик сверху очень часто уповали местные коммунисты в борьбе со своими противниками по социалистическому лагерю, которые теснили коммунистов в ряде организаций и среди некоторых групп населения. В конце марта 1920 г. Новозыбковский Укомпарт, проанализировав итоги уездной конференции крестьян, где им не удалось провести свою линию, подозревал, что в уезде имеется эсеровская организация. Было признано, что кооперация находиться в руках меньшевиков и эсеров, которую надо «выбить» из их рук. А анархиста Вороного изъять из пределов уезда и заключив в концентрационный лагерь[37].

Сильные позиции меньшевиков и эсеров в кооперации волновали губернское руководство летом 1921 г. Брянский Губком разослал по укомам и райкомам циркуляр, где отмечалась попытка меньшевиков и эсеров захватить кооперацию. Здесь отмечалось, что тактика этих партий такова, что они пытаются действовать от имени беспартийных. Рекомендовалось «при выборах правления стремиться завоевать большинство. Партийные комитеты обязаны бросать все силы для того, чтобы в кооперативные органы не пролезли под флагом беспартийных враги советской власти. Необходимо через фракции выдвинуть таких беспартийных, которые известны своей добросовестностью»[38].

Советские власти были обеспокоены влиянием своих оппонентов на местах и с этой целью проводилась регистрация представителей всех партий. начале осени 1919 г. Орловская ГубЧК транслировала Карачевскому Укомпарту предписание ВЧК, требовавшее ареста: «видных правых эсеров и кадетов, а рядовых взять на учет под строгий надзор» [39]. В июле 1919 г. Орловская ГубЧК разослала на места распоряжение с требованием «срочно представить всех бывших социалистов-революционеров с разделением на правых и на левых ныне поступивших в Партию коммунистов, с указанием если возможно откуда происходит, занимаемая должность до Октябрьского переворота и настоящее время». Председатель Губчека»[40]. 23 июля Карачевский укомпарт указал на наличие только троих бывших левых эсеров: Гапонов, Самсоненков и Паховский. И здесь же комитет партии отметил, что Гапонов и Самсоненков — выходцы из крестьян Карачевского уезда, которые работают в Исполкоме. По сути дела, оба плохо знают программные установки партии эсеров и всегда действовали в тесном контакте с коммунистами, т.е. их расхождения носили чисто номинальный характер. Паховский все время служил в Земельном отделе.

Важно заметить, что Карачевский укомпарт отмечает их идейную эволюцию через организацию «революционных Коммунистов» к РКП «и добросовестно ведут Советскую работу, при чем Паховский ярко проявил себя, как организатор коммун и артелей по уезду»[41].

Попытки большевиков поставить под контроль деятельность своих оппонентов вызывала непонимание и отторжение с их стороны. В начале весны 1919 г. Бежицкая организация РСДРП (м) выступила с протестом по поводу действий Бежицкого отдела Управления, издавшего обязательное постановление, что всякие организации должны представить на предварительную цензуру всякие протоколы заседаний, просить разрешения на собрания и проч.[42]

Весной-летом в Брянске и Бежице сложились весьма сложные условия с продовольствием, вызывавшие забастовки на заводах. Однако в оценке этих событий местные коммунисты были традиционны. Так, в отчете Брянского комитета РКП (б) за февраль-июль 1919 г. отмечается, что «в некоторых местах черносотенная погромная агитация, агитация левых эс-эров». Вероятно, местная оппозиция использовала трудности с продовольствием для завоевания масс на свою сторону и им это удавалось. В отчете отмечается, что «настроение рабочих масс было настолько оппозиционно, что приехавшим из Орла т.т. Преображенскому и Волину в Бежице с трудом пришлось говорить, «долой» раздавалось не раз». Как видно большевики традиционно многие недочеты в работе, непопулярность принимаемых мер списывали на антисоветскую деятельность своих оппонентов[43].

Не менее тревожной складывалась обстановка на Брянском Арсенале, где 11 июня состоялся митинг, на котором рабочие потребовали от местных властей обеспечения продовольствием, в противном случае угрожая забастовкой. Как свидетельствует Иванов, докладывавший Брянскому укомпарту, волнения рабочих — это дело рук меньшевиков. В частности, на митинге выступил член Исполкома меньшевик Самсонов и его доклад о продовольственном положении был выдержан «в духе меньшев[истских] взглядов». По докладу Иванова было принято решение: «Поручить БЧК выяснить выступ[ление] Самсонова на митинге, являлось ли это постановлением РСДРП или его личное» На случай волнений решено было создать «тройку» − Кульков, Киреев, Панков, с представителями от БЧК и военкомата, «которым представится вся полнота распоряжений в дни волнений»[44].

Вместе с тем, следует отметить, что в июньских событиях, когда рабочие Брянского завода собрались на митинг для обсуждения вопроса о забастовке большевик Желтов, меньшевик Игнатьев и правый эсер Н. консолидировано высказались против забастовки, что вызвало недовольство рабочих, подававших записки: «бей жидов», «долой советскую власть» [45].

Вероятно, именно такая идейная близость, конкретная работа и позволяла местным коммунистам не всегда следовать за установлениями центра и продолжать совместную работу по строительству нового общества. Именно это позволило Орловской губернской партийной конференции принять резолюцию «о принятии в ряды Советских работников: меньшевиков и левых эс-эров, как технических работников». Важно сказать, что такая идея понравилась не всем участникам конференции и прения приняли затяжной характер [46].

Расклад политических сил в Брянском районе был дан в докладной записке Брянским Губкомом партии к отчету за апрель 1920 г. В разделе «отношение к другим партиям» отмечались сильные позиции меньшевиков, которые, по словам докладчика, «частенько еще занимается различного рода демагогией. Однако население в частности рабочие не поддаются их влиянию», — заключает составитель записки. С трудом верится в то, что вывод автора записки был объективен, ведь сильные позиции меньшевиков, которые, как заявляет автор, были связаны ни с чем иным как с влиянием на рабочие массы. На это косвенно указывает и патетика его заключения, говоря о том, что эсеров и анархистов в последнее время и вовсе не слышно, он восклицает: «Словом в глазах населения живет только одна партия это: РКП − остальные доживают свои дни»[47].

Однако столь оптимистическое заявление мало имело общего с действительным положением. Несмотря на то, что организационные структуры оппозиционных партий были ликвидированы, отдельные члены различных партий продолжали свою работу. Так, в «Докладе о политсостоянии губернии и деятельности Брянского губотдела объединенного государственного политического управления за 1923 год» отмечалось, что несмотря на то, что организация правых эсеров распалась еще в 1920 г., «Оставшиеся в разных местах губернии отдельные лица связи между собой не поддерживают, отношение же их к соввласти было враждебное. Замечались отдельные случаи проявления ими некоторой активности среди кооператоров и крестьян, тесно соприкасающихся к кооперации. Мер к проведению своих идей в широкие крестьянские массы они не принимали, а ограничивались критикой соввласти в узком кругу своих единомышленников». Отмечается распространение ими листовок в Брянске, высылка их в другие губернии. Более того, правые эсеры только 2 декабря 1923 г. провели в Бежице конференцию, на которой не согласились с тактикой ЦК партии и самоликвидировались, «проводимую линию работы РКП (б) признать правильной, обеспечивающей интересы пролетариата и вынесли пожелание индивидуального вступления в РКП (б)» [48].

О существовании опасности со стороны своих партнеров/оппонентов в октябре 1920 г. председателем губернской ЧК Стельмаховичем на заседании Президиума Губкома. Причем, было принято решение создать Коллегию по борьбе с контрреволюцией из представителей ГубЧК, Губвоенкома и «одного представителя с совещательным голосом от 1-й бригады», которой поручалось «разработать план предупредительных мер на случай борьбы с контрреволюцией среди ответственных работников бывших эсеров и меньшевиков». Вместе с тем говорилось об осторожном подходе к использованию таких мер как аресты и обыски, «чтобы не подорвать престижа Губкома и Укомпарта»[49].

Столь осторожное отношение к бывшим членам партий эсеров и меньшевиков объясняется, прежде всего, тем, что они продолжали пользоваться определенной популярностью среди крестьян и, что быть может, важнее, среди рабочих, которые в условиях нарастающего голода все активнее оказывали сопротивление власти [50]. Выступивший на заседании Президиума Губкома 22 февраля 1921 г., посвященного стачке рабочих Мехартзавода, Стельмахович указал, что по агентурным сведениям «виновниками этой стачки являются меньшевики и эсеры». Было принято решение энергично ликвидировать стачку. Такая решительность была продиктована тем, что, по словам заведующего заводом, забастовка носила политический характер[51].

Политизация стачечного движения была реальной угрозой для местной власти. Разлагающее воздействие оппонентов большевиков продолжалось и в условиях их организационного разлада. Так, в «Сводке-отчете» за январь 1921 г. Севского укомпарт отмечая, что «Организованных партий не существует» признает разлагающее воздействие на население меньшевиков и эсеров. Более того, в заключении укомпарт признавал опасность деятельности оппонентов «Для реального распространения коммунистических идей среди населения», а потому было предложено «изъять из Сев[ского] уезда всех членов меньшевиков и с-р (именуемых себя беспартийными) оседлость которых в Севуезде». Было также предложено усилить Севскую организацию РКП рабочими элементами[52].

В марте 1921 г. Президиума Брянского Губкома рассматривал вопрос «О легальном существовании левых социалистов-революционеров интернационалистов в Брянской губернии (ходатайство группы л.с.р.). В результате обсуждения было принято постановление: «Предложить фракции Губисполкома совместно с Губчека разрешить этот вопрос» [53].

Деятельность партий на местах тревожила центральные власти, которые усилили свои попытка по контроля за положением в регионах. Согласно приказу ВЧК №132 от 12 мая 1921 г. все Губкомы дважды в неделю к 12 часам дня по понедельникам и четвергам должны были предоставлять в ГЧК сведения согласно анкете, включавшей 16 положений, среди которых важное место отводилось не только анализу деятельности партийных организаций РКП и взаимоотношение их с населением, но и деятельности других партий, их влиянию на население, особенно их популярности в рабочей среде[54]. И это было не случайно, так как представители партий, оппонирующих коммунистам, так или иначе, проявляли свою активность, обращаясь к населению. Так, в «информационной сводке» ОДТЧК ст.Брянск за период с 15 по 31 июля 1921 г. сообщается об аресте анархиста Лоскутова и машинистки, печатавшей настенную газету «Новая жизнь», которая, по оценке чекистов была «ярко контр-революционная». При аресте были изъяты литература и переписка.

Кроме того, в Брянск с юга прибыли нескольких анархистов, которые сразу же попали под наблюдение. Отмечается, что группа «Популярностью среди масс… почти НЕ ПОЛЬЗУЕТСЯ»[55]. И все же определенное беспокойство вызывали людиновские анархисты, которые заметно активизировались с прибытием «матерого анархиста» Дарочкина. Чекистов беспокоило то, что анархисты особое внимание уделяли демобилизованным с фронта красноармейцам. Правда, по словам чекистов, результаты вербовки были «почти безуспешны». Как оказалось численность группы всего 8 человек от деятельности, которых «ущерба Советской власти не было». Однако чекисты допускали возможность осложнений [56], т.е. не все уж так было безоблачно.

Кроме того, в губернии были отмечены группа меньшевиков в количестве 7 человек, эсеров — 5 человек, кадетов — 3 и монархистов — 6. Особое беспокойство вызывала группа в 13 человек бывших членов РКП (б). В отношении меньшевиков и эсеров были приняты меры административного характера: один меньшевик был уволен по сокращению штатов, его дело было передано в Губкомтруд для передачи в Губчека, другой — взят под следствие и третий — передается ОДТЧК-Новозыбков, как находившейся в их районе. Из эсеров: один уволен и передан в Губкотруд, другой — в ОДТЧК-Новозыбков[57]. Осенью 1921 г. были произведены аресты суражских эсеров[58].

Таким образом, очевидно, что в 1919-1921 гг. большевики продолжали политику, избранную летом 1918 г. и направленную на вытеснение своих оппонентов из всех структур власти. Однако, на местах ситуация складывалась так, что местные власти не всегда могли следовать указаниям сверху, хотя, в целом, такая политика им импонировала, позволяя заполнять специалистами те органы власти, которые требовали профессиональных навыков. С другой стороны, такая политика позволяла местным руководителям списывать свои «грехи» на «подрывную» деятельность своих оппонентов.

Следует также сказать о том, что, проигрывая идейно своим противникам, местные большевики весьма успешно использовали административный ресурс и «карающий меч революции» — ЧК. Даже в условиях закончившейся гражданской войны и перехода к нэпу большевики жестко контролировали ситуацию, связанную с деятельностью своих политических противников.

[1] См.: Брянцев М.В. Борьба за власть весной-осенью 1918 г.// Право: история, теория, практика. Сб. ст. и материалов. Вып.14. Брянск, 2010. С. 202-227; Арефина Н.Деятельность парии «Поалей-Цион» на территории Полесского региона в 1919-1921 годах // Право: история, теория, практика. Сб. ст. и материалов. Вып.16. Брянск, 2012. С.119-124; Кляченков Е.А. Левые эсеры и большевики в 1917-1919 гг.: от союза к противостоянию (по материалам Орловской и Брянской губерний)// Право: история, теория, практика. Сб. ст. и материалов. Вып.16. Брянск, 2012. С.206-215.
[2] См.: Брянцев М.В. Борьба за власть весной-осенью 1918 г. С.202-227.
[3] Государственный архив Брянской области (далее — ГАБО). Ф.Р-1616. Оп.1. Д.134. Л.31.
[4] ГАБО. Ф.П-5. Оп.1. Д.42. Л.71.
[5] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.74. Л.205-205 об.
[6] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.62. Л.15 об.
[7] Ленин В.И. Доклад о партийной программе 19 марта // Ленин В.И. ПСС. Т.38. С.163.
[8] Волин Б. Страницы славной истории // За власть Советов. Орел, 1957. С.10.
[9] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.62. Л.20 об.
[10] ГАБО. Ф.Р-269. Оп.1. Д.113. Л.65-65 об.
[11] Там же. Л.82.
[12] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.62. Л.25.
[13] ГАБО. Ф.П-7. Оп.1. Д.2. Л.96.
[14] ГАБО. Ф.П-7. Оп.1. Д.2. Л.1 об.
[15] ГАБО. Ф.П-8. Оп.1. Д.7. Л.5.
[16] ГАБО. Ф.П-6. Оп.1. Д.13. Л.67.
[17] Там же. Л. 67 об.
[18] Там же. Л.68, 72-73.
[19] ГАБО. Ф.П-7. Оп.1. Д.2. Л.126.
[20] ГАБО. Ф.П-6. Оп.1. Д.13. Л.86 об.
[21] Там же. Л.85 об.-86.
[22] ГАБО. Ф.Р-1616. Оп.1. Д.134. Л.31.
[23] ГАБО. Ф.П-1. Оп.1. Д.1. Л.13.
[24] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.62. Л.79 об.
[25] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.128. Л.45.
[26] ГАБО. Ф.П-7. Оп.1. Д.2. Л.155.
[27] ГАБО. Ф.П-6. Оп.1. Д.17. Л.9.
[28] ГАБО. Ф.П-6. Оп.1. Д.15. Л.10-10 об..
[29] Там же. Л.15 об.
[30] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.29. Л.70.
[31] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.70. Л.110-111 об.
[32] См.: Арефина Н. Деятельность парии «Поалей-Цион» на территории Полесского региона в 1919-1921 годах. С.121-122.
[33] См.: Арефина Н. Ук. соч. С.124.
[34] ГАБО. Ф.П-8. Оп.1. Д.25. Л.55 об.
[35] Там же. Л.189.
[36] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.27. Л.111.
[37] ГАБО. Ф.П-7. Оп.1. Д.29. Л.93.
[38] ГАБО. Ф.П-9. Оп.1. Д.52. Л.61.
[39] ГАБО. Ф.П-5. Оп.1. Д.60. Л.59.
[40] ГАБО. Ф.П-5. Оп.1. Д.44. Л.45.
[41]Там же. Л.46.
[42] ГАБО. Ф.Р-1616. Оп.1. Д.135. Л.53.
[43] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.128. Л.23.
[44] ГАБО. Ф.П-3. Оп.1. Д.62. Л.39 об.-40.
[45] Известия Бежицкого Совета рабочих и красноармейских депутатов. 1919. 15 (2) июня.
[46] ГАБО. Ф.П-5. Оп.1. Д.42. Л.66.
[47] ГАБО. Ф.П-1. Оп.1. Д.123. Л.73.
[48] ГАБО. Ф.Р-85. Оп.2. Д.35. Л.16.
[49] ГАБО. Ф.П-1. Оп.1. Д.59. Л.31 об.
[50] См.: Брянцев М.В. Забастовочное движение на Брянском государственном заводе в 1920 г.// 1920 год в судьбах России и мира: апофеоз Гражданской войны и ее воздействие на международные отношения. Сборник материалов международной научной конференции. Архангельск, 2010. С.107-110; Брянцев М.В. Рабочий протест в 1921 г. на текстильных предприятиях посада Клинцы// 1921 год в судьбах России и мира: от Гражданской войны к послевоенному миру и новым международным отношениям. Сборник материалов международной научной конференции. Мурманск, 2011. С.127-130.
[51] ГАБО. Ф.П-1. Оп.1. Д.59. Л.81 об.-82.
[52] ГАБО. Ф.П-1. Оп.1. Д.323. Л.1 об.
[53] ГАБО. Ф.П-9. Оп.1. Д.41. Л.67 об.
[54] ГАБО. Ф.П-1. Оп.1. Д.228. Л.4-4 об.
[55] ГАБО. Ф.П-1. Оп.1. Д.330. Л.31 об., 56.
[56] ГАБО. Ф.П-1. Оп.1. Д.330. Л.50.
[57] Там же. Л.11.
[58] ГАБО. Ф.П-6. Оп.1. Д.35. Л.23 об.

error: Копирование запрещено!