В переживаемое нами время очень многое из области научной мысли, бывшее ранее уделом немногих избранных лиц, стихийно вырвалось из опутывавших его цепей и бурно устремилось вперед по пробитому пути. В таком положении оказалась археология, бывшая до революции наукой знатной аристократии и почтенных старичков генеральского чина. Дореволюционная археология, охраняемая царским правительством и земельными собственниками от посягательств «худородных», занималась или разрешением вопроса «народности» русского государства, столь тесно связанного с политикой правительства, или классической археологией. Вопросы, выходящие из этих рамок, вовсе не затрагивались, или только едва намечались. Нужен был гром революции, чтобы сдвинуть археологию с мертвой точки. Настоящее время выдвигает новые вопросы, связанные с историей края. Главным вопросом, интересующим всех, является вопрос о происхождении, расселении и постепенном культурном развитии первобытного человека, Открытия в области палеоэтнологии (доисторической археологии) за последние годы расширили горизонты русской археологии настолько, что обратили на себя внимание западноевропейских ученых, вступивших на этот путь раньше. Европа ожидает теперь разрешения ряда основных палеоэтнологических вопросов на территории СССР.

Русская археология становится на новый путь коллективного исследования, призывая к работе всех, кто не успел еще потонуть в тине мещанской пошлости. Возникают краеведческие общества, кружки и ячейки, которые своими щупальцами охватывают всю необъятную территорию нашей родины. В этих организациях вопросом археологии часто уделяется не последнее место. Накопляется материал, дающий возможность высококвалифицированным работникам в этой области посвящать свои силы и время на разработку материала и научные выводы. Крестьяне, рабочие, комсомольцы, учителя и ученики—все вносят свою лепту на созидание пролетарской науки. Но пролетарская наука, увлекая в работу краеведов, налагает на них и обязанности, исполнение которых обязательны для всех, кто не желает из сотрудника науки превратиться в ее врага. Как дом не строится без архитектора и каменщика, так и наука создается собирателями материала (краеведами) и обобщающими этот материал — учеными. Каждый должен знать свое место и не браться за дело, превышающее его силы и знания. В особенности это касается интересующей нас археологии. Как много вреда было причинено этой науке в первые годы революции, когда группы лиц и отдельные личности, считающие себя «краеведами», набросились на сохранившиеся памятники старины с «научною целью» и многое разрушили безвозвратно. Нужно помнить, что теперь уже некому насыпать курганов, некому создавать городищ и т. д. Раскопанный памятник старины, без надлежащего исследования и научного освещения—погибший для науки драгоценный материал. Без археологических памятников нет и археологии. Вот почему все памятники старины взяты теперь под защиту Советского Правительства в лице Главнауки. Раскопка разрешается только квалифицированным работникам, которым выдается на этот предмет открытый лист. Все самовольные раскопки являются преступлением и перед наукой и перед законами СССР.

Но краевед не должен смущаться тем, что не может самостоятельно копать. Не владеющий техникой раскопок и не умеющий научно подойти к раскапываемому памятнику, краевед превращается в простого гробокопателя. Но краевед, тщательно собирающий материал, хотя бы в виде: а) регистрации курганов и городищ, б) внешнего описания указанных памятников, в) обмеров этих памятников, г) записей сохранившихся о них преданий и легенд — становится уже полезным научным работником. Русская археология крайне бедна именно такими научными материалами. Громадные территории Советской Республики остаются совершенно не обследованными. К их числу нужно отнести и нашу Брянскую губернию. А между тем, Брянская губерния заслуживает того, чтобы ей занялись краеведы, особенно в археологическом отношении.

Наш край находится в чрезвычайно выгодных условиях. В ледниковый период, когда большая часть территории нашей родины была погребена под мощным ледяным покровом, значительная часть нашей губернии избежала этой участи. Ледник, дойдя до северной части нашей губернии остановился, устремившись к югу до Екатеринослава с одной стороны, захватив западную часть Брянской губернии, и до Воронежа с другой стороны, пройдя через восточную часть Орловской губернии. Большая часть нашей губернии оказалась свободной от льда. На непокрытой льдом почве могла произрастать растительность, привлекавшая к себе травоядных животных. За травоядными тянулись хищники; а за всеми ими несомненно шел в. доисторический человек. Не трудно проверить только что сказанное. Находки костей мамонта; волосатого носорога и первобытного быка, т. е. представителей фауны ледникового периода, находимые по берегам рек: Десны, Болвы, Ветьмы, Ревны и Навли, красноречиво говорят о давно про шедших временах. Находки костей мамонта до такой степени обыкновенны в нашей губернии, что они не вызывают никакого удивления. Брянский музей за короткий, сравнительно, промежуток времени, со־ брал их такое количество, какого не имеется ни в московском областном музее, ни в Смоленском, ни в Орловском. Это обилие ископаемых костей заставляет краеведа археолога особенно внимательно отнестись к каждой находке. Необходимо иметь в виду, что доисторический человек времени палеолита любил охотиться за мамонтом. На месте находок костей могут оказаться и следы человека в виде изготовляемых им кремневых орудий.

Именно таким путем была открыта палеолитическая стоянка в с. Супоневе в 1925 г. заведывающим Брянским музеем. О той роли, которую может сыграть краевед в подобного рода открытии, имеющего громадное научное значение, читатель имеет возможность судить по дальнейшему изложению.

Крестьянин с. Супонева, он же рабочий Брянского Мехартзавода В. И. Зайцев случайно обнаружил в конце улицы села обнажившуюся кость мамонта. Вынимая эту кость, он натолкнулся и на другие, рядом лежащие, и таким образом собрал их несколько штук, которые и доставил в Брянский музей. Рассматривая полученные кости, заведывающий музеем нашел на одной из них, а именно на плечевой кости, круглое отверстие, с явными следами искусственной обработки. Распрашивая Зайцева удалось выяснить, что при раскопке ему попадались кремни, обратившие на себя его внимание необычностью своих форм, но он не придал им надлежащего значения. Произведенная в ближайшее же время зав. Брянским музеем пробная раскопка дала результаты, которые всколыхнули весь ученый археологический мир. Супоневская палеолитическая стоянка оказалась по культурным признакам «Мадленскою»; относится она к концу ледникового периода, приблизительно за 25—30 тысяч лет до нашей эры. Вот пока единственные сведения о доисторической жизни человека поселившегося на территории нашей губернии. Палеолит (древне-каменный век) постепенно сменяется неолитом (ново-каменным веком).

Памятниками неолитической культуры наша губерния положительно насыщена. Следы неолитического человека обыкновенно обнаруживаются на дюнах, в заливных лугах наших рек, на которых располагаются его стоянки. Этих стоянок очень много по р. Десне, по Ветьме, Ревне и Навле. Чаще всего они обнаруживаются по большому количеству раскиданных по ним глиняных черепков. Кроме керамики, стоянки содержат в себе кремневые орудия, среди которых встречаются орудия более тщательной обработки, чем палеолитические, а также орудия из костей животных. Судя по количеству неолитических стоянок, можно предполагать, что наш край в это время, конец которого наступил за 7 тысяч лет до наших дней, был очень густо населен.

За неолитом следует медный век. Памятников этого века у нас немного. Отдельные находки в Брасове Севского у., в Речицах Бежицкого у. и в заливных лугах под Брянском — имеют тип фатьяновской культуры.

Медный век уступает место бронзовому, а последний железному докатившемуся до нашего времени. Памятниками бронзового и железного веков в нашей губернии являются курганы и городища Много этих памятников раскинулось по берегам реки Десна, Болва, Ветьма — унизаны ими. Много их пропадает от распашки Много пропало в первые годы Октябрьской Революции от любительских раскопок. Ежегодно часть пропадает от весенних разливов. Но, тем не менее, остается их все-таки значительная часть, которая требует особого к себе внимания краеведа.

В виду того, что этот род памятников находится под угрозой, разрушения от различных причин, не исключая даже кладоискателей, этих бессмысленных врагов археологии, я позволю себе дольше остановиться на них и по мере своих слабых сил, постараться выяснить их важную роль в познании прошлого нашего края.

Искать кладов в курганах могут только невежественные люди. Все имеющиеся в нашей губернии курганы — главным образом принадлежат славянам. Некоторое количество из них может быть принадлежат мерянам. На это предположение наталкивают некоторые хорографические название рек и селений, напр., с Немеричи, река Немерка и др. Граница расселения мери пока не установлена. Только при систематическом ведении раскопок и по суммированию всего материала, возможно будет сделать научные выводы. Во всяком случае — это вопрос будущего.

Ни славяне, ни меряне не были настолько богаты, чтобы хоронить золото с своими покойниками. Золото внутри курганов возможно искать в степях Украины и Донбасса. Там сохранились курганы скифских вождей, которые погребались с богатыми золотыми украшениями и художественными предметами большой ценности. Славянские же погребения в сравнении с скифскими — совершенно жалкие. Бронза, железо, иногда низкопробное серебро в виде грубых колец из проволоки вот обычные находки. Для неспециалиста они решительно никакой ценности не имеют. Для специалиста же — это богатый научный материал.

В Брянском Губернском музее имеются образцы курганных древностей, добытых раскопками в разных местах Бежицкого и Жиздринского уездов. Каждый краевед может их видеть и лично убедиться в справедливости вышесказанного.

Содержимое наших курганов часто ограничивается только костяком и глиняным горшком, обычно разбитым или раздавленным землей.

Но всего лучше и всего убедительнее будет проследить добычу курганного инвентаря по самим раскопкам.

15 октября 1922 г. произведена была раскопка одного кургана в с. Курганье, близ Сукремля Жиздринского уезда. В раскопках участвовало до 30 человек учащихся и учащих Дятьковской школы II ступени. С. Кургалье расположено от Сукремля в 2-х верстах. В этом месте р. Болва раздваивается и каждый рукав носит свое название. Ближайший к Сукремлю рукав называется «Новой Болвой» и дальний — «Старой Болвой». С Курганье расположено на берегу Старой Болвы. На высоком берегу между рекою и селом раскинулись курганы. Как берег, так и часть курганов — заросли мелким лесом.

В непосредственной близости от курганов находится и современное сельское кладбище. Всех курганов — 45. Они разбросаны по берегу без всякого порядка и отстаят один от другого саженях в 3־х—10-ти. Некоторые из этих курганов уже разрыты неизвестными лицами. Курган, который был предназначен к раскопке, имел 30 шагов в окружности и в 3 аршина высотою. Другие курганы из этой группы были и большей и меньшей величины. До 15 курганов, находящихся в поле, давно, распахивают. Только небольшие возвышения над общим уровнем земли, да цвет — выдают их. Всего лучше было бы, конечно, раскопать один из них, но этому мешала озимь, засеянная на них. Несколько курганов вклинились в кладбище и на одном из них похоронен некогда всесильный Мальцовский приказчик.

Курган раскапывался траншеями в 1 метр шириною, крестообразно, по странам света. В насыпи кургана попадались осколки кремней, не имеющих археологической ценности, местами кусочки угля и, наконец, обкатанные гальки. Уже на глубине 2-х аршин от вершины кургана, песок, из которого насыпан курган так слежался, что взять его на лопатку сразу не представлялось возможности, — приходилось его сначала разрубать. На высоте около ½ аршина от общего уровня земли был обнаружен горшок. Тяжесть земли, лежащей на нем, раздавила его, и он оказался разломанным на несколько частей. Рядом с горшком нащупывается берцовая кость. Постепенной и осторожной обчисткой костей был освобожден от земли костяк. Высота его, т.-е. р-стояние от макушки черепа до пяточной кости, оказалась равной 2 арш. 7 в. Череп был повернут влево и очень испорчен давлением земли. Нижняя челюсть оказалась разломанной. Основные кости отделились от черепной коробки. От ребер уцелели только части их. Кисти рук также истлели. Скелет лежал в вытянутом положении, держа направление с запада на восток и головою к востоку. Руки протянуты вдоль туловища. Никаких орудий, никаких украшений не найдено. Погребение записывается и зарисовывается, после чего кости и черепки упаковываются и направляются в музей.

16 июня 1923 г. раскопка производилась в Бежицком уезде, Бытошевской волости в с. Немеричах, силами местного комсомола и учащихся школы 2-ой ст. с. Дятькова.

В центре села находится курганный могильник на берегу реки Ветьмы. Могильник размещается на совершенно ровном месте, заросшем небольшою рощею, принадлежавшего раньше мельнику Товстоногу. Место, занимаемое курганами отделяется от реки улицей и как со стороны улицы так и от усадьбы Товстонога — огорожено. Площадь занимаемая могильником имеет 83 сажени в длину и 40 в ширину и имеет форму почти прямоугольника. Всего курганов в могильнике 33, из которых 30 находятся в роще и 3 в засеянном рожью поле — за рощей. Один из курганов, находящихся в поле, засеян рожью и сильно испорчен распашкою. Из расспросов сельчан выяснилось, что недалеко за рекою Ветьмою имеются еще курганы, но сколько их — установить не удалось. Вообще по Ветьме расположено очень много курганов; крестьяне к ним привыкли и не дорожат ими нисколько. Курганы врываются во владения крестьян: в их села, их пашни и очень стесняют их. Поэтому понятно то враждебное к курганам отношение, которое выражается в их безжалостной распашке. По сведениям, полу־ ценным от Товстонога, в 1888 году в Немеричи приезжал археолог, который производил раскопки как в самих Немеричах, так и за рекою, где раскопал 1 курган. Из предметов, найденных им, мельник Товстоног помнит только бусы и глиняный горшок с угольями. Следов этих раскопок в настоящее время найти нельзя, т. к. крестьяне их тотчас же сравняли распашками. Фамилии исследователя Товстног не помнит Курганы в Немеричах и в окружающей местности называются также буграми. Ни преданий ни легенд о происхождении курганов здесь не сохранилось. Крестьяне знали только, что это старые могилы, но о настоящем их возрасте даже не подозревали. Их изумление было неподдельно, когда им показали результаты раскопок и рассказали о языческом погребении. В Немеричах было раскопано 7 курганов.

 

Курган № 1.

Средней величины. Имел форму полушара. Вершина тупая. Поверхность поросла дерном. Вокруг кургана ясно можно было проследить остатки охранного рва с перемычками. Окружность кургана при основании 10 саж. 1 арш. 9 верш. Высота — 1 арш. 8 верш. Курган раскапывался траншеей в 2 арш. 12 верш, шириною. Насыпь кургана сделана из песка. Костяк лежал на поверхности почвы, держа направление с запада на восток и головою обращен к востоку. Длина костяка — 2 арш. 7 верш. Слой земли, лежащий непосредственно под костяком—более серый, с вкрапленными местами кусочками угля. Костяк мужской. В ногах найден глиняный сосуд хорошей сохранности, в положении опрокинутом. Сосуд наполнен сероватым песком. Костяк лежал в вытянутом положении. Руки и ноги протянуты вдоль туловища. Лишь легкий изгиб замечался в локтях и в коленах. Голова повернута направо, т. е. на север. Череп очень пострадал от времени. Часть ребер, кисти рук и следки ног — совершенно истлели. Вещей, кроме указанного горшка, не найдено никаких.

 

Курган № 2.

Имел форму полушара. Вершина тупая. Поверхность поросла лесом. Вокруг кургана ясно сохранился охранный ров с перемычками. Окружность кургана при подошве равнялась 16 саж. 2 арш. 6 вершк. Высота — 2 ½ арш. Курган раскапывался траншеей, шириною в 2 арш. 12 верш. Насыпь сделана из песка. Костяк лежал на поверхности почвы головою на восток. Длина костяка — 2 арш. 3 верш. Слой земли, лежащий непосредственно пол костяком, более серый с редкими кусочками угля, попадавшимися также и в насыпи. Костяк мужской. Череп пробит на лбу, и на высоких костях с обеих сторон имеет большие отверстия, которые могли образоваться от разрушения кости корнями деревьев, покрывавших курган. В ногах найден глиняный сосуд в разбитом виде, черного цвета и совершенно без всякого рисунка. Между черепками этого сосуда — сероватая земля. Руки и наги костяка протянуты вдоль туловища. Голова повернута налево, т. е. на юг. Почти все ребра, нижние концы локтевых и лучевых костей, кости рук и следок правой ноги—совершенно истлели. Вещей не найдено никаких.

 

Курган № 3

Плоский курган в виде небольшой выпуклости на земле. Поверхность только местами поросла травой, остальная часть представляла голый песок. Следов рва не сохранилось. Курган имел вид до того незначительный и не обещающий никаких находок, что его даже не обмерили. Можно было предположить, что он был раскопан раньше. Срывали послойно от верхушки до основания. На грунте был обнаружен один череп, повернутый лицом на восток. Несмотря на самые тщательные поиски, остальных костей не обнаружили. Череп очень истлел и при первой попытке поднять его, — рассыпался на отдельные кости. Определить, в каком направлении был положен костяк при погребении — не было никакой возможности. Местоположение черепа ближе к западному краю кургана, чем к восточному, дает возможность только догадываться о положении костяка. Около головы найдены бусы из массы, напоминающей по цвету и строению — необожженную глину. Они очень хрупки и при неосторожном надавливании — рассыпаются. На височных костях найдены маленькие, величиною с медную копейку, сережки из грубо согнутой в виде треугольника бронзовой проволоки, связанной при вершине скручиванием. Больше никаких находок.

 

Курган № 4.

Маленький курган. Поверхность его поросла дерном. Следов рва не сохранилось. Диаметр основания кургана равен 3 арш. 14 верш. Высота — ½  арш. Насыпь сделана из песка. Срывали весь послойно от верхушки до основания. Костяк обнаружен на поверхности почвы, головою на СЗ и ногами на ЮВ. Длина костяка 2 арш. 2 ½ вершка. Костяк сильно разрушен тлением. Сохранились — череп, плечевые кости, бедренные и большие берцовые. У нижних концов больших берцовых костей, между ног, найден глиняный сосуд хорошей сохранности в лежачем положении и отверстием к голове костяка. Внутри его сероватый песок. Около головы найдены 14 стеклянных золоченых бус, в виде полых цилиндров. Две из них более крупного размера. Тут же найдены височные кольца по 3 кольца по обеим сторонам головы. Кольца сделаны из тонкой серебряной проволоки, не спаянной по концам, а скрепленной посредством скручивания. И больше никаких находок.

 

Курган № 5.

Маленький курган насыпанный из песка и не покрытый дерном. Высота ½ аршина. Срывали весь послойно. Находок никаких не обнаружено.

 

Курган №6.

Небольшой курган, покрытый дерном. Высота его равна 1 арш. Диаметр — 5 аршин. Срывали весь послойно. Находок никаких.

 

Курган № 7.

Небольшой курган. Поверхность была покрыта дерном. Вокруг кургана охранный ров с перемычками. Высота кургана 1 арш. 4 верш. Диаметр—4 арш. Имел вид полушара. Верхушка тупая. Срывали весь послойно. Обнаружены были только на горизонте следы костяка в виде окрашенного в коричневый цвет песка. Из костей сохранилась только височная и часть затылочных; остальные истлели совершенно, Костяк лежал головою на запад и ногами на восток, и имел вытянутое положение. На месте кисти левой руки найдено бронзовое кольцо, неправильно согнутое в виде цифры 6, около него кусочки истлевшей шерстяной материи и много мелких бус, напоминающих крупный бисер, из массы, похожей на необожженную глину. На месте кисти правой руки найдено кольцо очень малой величины, сделанное из тонкой бронзовой полоски и внутри его фалангу пальца. Немного в стороне от этого кольца—3 бубенчика, при чем 2 из них соединены вместе ушками. Бубенчики очень хорошо сохранились. На месте головы найдены части головного убора, состоящие из мелких бронзовых колец с мелкими же бусами, такого же состава и вида, как и при левой руке. Ту же четыре крупных золоченых бусы из стекла, цилиндрической формы. Между мелкими бусами, из глинообразной массы, попадаются такие же мелкие из стекла. В этом же месте найдены четыре кольца более крупных из бронзовой проволоки, по два с каждой стороны головы, с кусочками приставшей к ним шерстяной материи. Глиняного сосуда не нашли. В ногах обнаружены небольшие обожженные валуны.

17-го июня 1923 г. были раскопаны 2 кургана в урочище «Свиридов хутор»,  отстоящим от Немерич на расстоянии 3-х верст. Всего здесь было насчитано и нанесено на план 44 кургана. Этот курганный могильник также примыкает к р. Ветьме. Некоторые из курганов расположены на самом краю берега, а один даже висит над водою и постепенно обваливается в воду, вследствие ежегодных весенних разливов. Могильник расположен на плоском месте, поросшем лесом. Площадь, занимаемая им гораздо обширнее, чем Немеричская. Обмерить ее за отсутствием инструментов—не представилось возможным.

 

Курган № 1.

Небольшой курганчик, помещающийся на лесной поляке. Поверхность голая, т. е. не покрытая дерном. Высота 72 арш., а диаметр —  3 арш. По рассказам крестьян, земля, на которой он помещается — распахивалась. Из земли выпахивались кости. Срывали весь послойно. Находок никаких.

 

Курган № 2.

Курган средний. Имел форму полушара. Вершина тупая. Вся поверхность поросла молодым лесом. Это спасло его от распашки. Вокруг кургана, по его основанию, идет ряд валунов, плотно примыкающих один к другому. Каждый из валунов был величиною не менее крупного арбуза. Окружность кургана при основании — 8 саж. 2 ½ арш. Высота — 1 арш. 15 верш. Насыпь сделана из супеси. Раскапывали траншеей, шириною в 2 арш. 14 верш. До поверхности окружающей земли никаких находок не было. В насыпи кургана в нескольких местах наблюдалась более темная прослойка. Почти на уровне земли попадались отдельные кусочки угля. Костяк найден ниже поверхности земли на 11 вершков. Костяк лежал головою на запад и ногами на восток. Длина его 2 арш. 3 верш. Сохранились только черепные и крупные ножные кости, но и то плохо. Возле головы найдены бусы: 2 красных сердоликовых, в виде сложенных основаниями усеченных пирамид, одна круглая хрустальная, величиною с мелкую вишню, с матовой поверхностью и одна маленькая стеклянная, слегка желтоватая, сплющенная, величиною, с горошину. По обеим сторонам костяка, на местах, где должны были быть пальцы, найдены кольца, бронзовые, довольно хорошо сделанные и напоминающие по форме — современные Передняя сторона их толще и шире, задняя тоньше и уже. Кольца представляют собою как бы перевитую веревку. На правой локтевой кости был найден бронзовый браслет из тонкой полоски, концы которой не спаяны и самый браслет имел форму спирали. Около браслета и на его внутренней поверхности находились истлевшие кусочки дерева. В ногах, на одном уровне с костяком, под правой ногой, находился глиняный сосуд, в нормальном положении. Сосуд хорошей сохранности. Внутри его сероватый песок. Больше никаких находок.

15-го августа 1923 г. в с. Курганье продолжены раскопки. Раскопан был курган, находящийся на границе села и поля. Половина кургана, выходящая в поле, сильно распахана. Окружность его равна 11 саж. высота стороны, выходящей в поле, 12 вершк., противоположной стороны 1 арш. Рыт широкой траншеей в  3 ½ арш. ширины с запада на восток. На уровне горизонта, в средней части кургана, были обнаружены два небольших костра до 6 вершков в диаметре, расположенных по обе стороны могилы. Отдельные угольки попадались в насыпи кургана и затем в могиле. Ниже угольных костров лежал небольшой кусок полуобожженного дерева. На уровне грунта была отмечена могила с 3 на В, шириною в 2 и длиною в 3 аршина. На глубине 11 верш. от горизонта, в западной части могилы, лежал разбитый глиняный сосуд со смешанным орнаментом, т. е. по плечикам — линейным и, ближе к шейке, в виде запятых. Глубже на 4 вершка лежал костяк с ориентировкой на запад. Руки вытянуты вдоль туловища. На руках, выше кисти, по одному проволочному крученому браслету, а на пальцах рук — по одному перстню с каждой стороны, тоже из крученой проволоки, с утолщением к средине и с неспаянными концами. Под левой лопаткой лежали 7 бронзовых бубенчиков, из которых 4 были нанизаны на толстую проволоку, согнутую в виде пряжки, концы которой были пришиты к грубому куску ткани. Под бубенчиками находился кусок сгнившего дерева и куски коры. Последняя была найдена и внутри и снаружи браслет.

25-го сентября 1923 г. в том же « Курганье» были разрыты еще 2 кургана, находящиеся на пашне.

 

Курган № 1.

Высота кургана ½ арш. Окружность — 50 арш. Рыт колодцем 4 на 4 аршина. В насыпной земле изредка попадались угольки и черепки керамики с линейным и ломаным орнаментом, а также кости коровы. На горизонте были обнаружены границы могилы. На глубине ½ арш., головой на ЮЗ лежал костяк с вытянутыми руками, причем кости: позвонки, ребра, ключица и тазовая кость — находились далеко не на своих местах. Обстоятельство эго можно объяснить работою лисиц или барсуков. Близ шейных позвонков лежал кусочек ткани с хорошо заметным рисунком, вышитым нитками и представляющим из себя 3    ряда кружочков, с тремя металлическими пуговками, в виде шариков. Длина костяка — 2 арш. 7 верш.

 

Курган № 2-й.

По обмерам такой же, как и предыдущий. Рыт колодцем 4 на 4 аршина. В грунте ни угольков, ни керамики не встречалось. Погребение в могиле на глубине 1 ¾ арш. Костяк сгнил, кроме отдельных частей черепа. Положение рук определить трудно. Положение ног едва заметно по очертаниям на песке землистого контура. Ориентировка костяка на 3. Инвентаря нет.

13 октября 1924 г. в деревне Псурь, отстоящей от Дятькова на расстоянии 12 верст у границы Жиздринского уезда, был раскопан один курган. Площадь, занимаемая курганами имеет в длину до 50 саж. и в ширину — до 30. Все курганы тянутся в линию, отстоящую от берега р. Болвы на 200 саж. Лет 30 тому назад, по словам крестьян, здесь было 15 курганов. В настоящее время сохранилось лишь 5, да и то распаханных и едва возвышающихся над поверхностью почвы. Рыт траншей в 3 ½ аршина шириною. Окружность кургана 11 саж., высота — 8 вершков. На глубине 7 вершков от поверхности кургана найден в западной части его—железный гвоздь в 2 вершка длиною, грубой работы. На глубине 8 вершков, на горизонте, была обнаружена, в восточной части кургана, берцовая кость левой ноги, а, затем, в западной части,—череп. По очистке костяка можно было видеть, что труп был положен на спину, лицом вверх. Ноги были повернуты вправо и немного согнуты в коленах. Правая рука лежала вдоль туловища, левая же, согнутая в локте — на животе. По обоим сторонам черепа лежали у плечей, одно на другом, по 2 больших кольца (в 2 вершка в диаметре) из серебряной проволоки с закрученными концами. В области живота лежал, надетый на фалангу пальца, бронзовый перстень, сделанный из 2-х перевитых проволок с закрученными концами. Под перстнем находились 2 крошечных кусочка луба. Ниже локтя и у ступней ног найдено было по одному железному гвоздю со сломанными концами, такой же формы, как и первый. Вдоль левой стороны костяка, от пяточной кости до пояса—находились обломки небольшого глиняного сосуда с линейным и волнообразных орнаментом. Над костяком и вокруг костяка изредка попадались угольки очень мелкие и истлевшие. Судя по инвентарю, костяк принадлежал женщине и не молодой, так как зубы в нижней челюсти были редки и черны. Длина костяка — 2 арш. 7 вершков. Сохранился он очень плохо.

25 октября 1924 г. в Бежицком уезде, Дубровской волости, близ деревни Рековичи было раскопано еще 3 кургана.

Курганный могильник отстоит от села Рекович на расстоянии одной версты и от р. Десны — на ½ версты. Курганы расположены довольно тесной группой, по правому берегу реки. В 3-х верстах от них, на крутом берегу былой реки, превратившейся в настоящее время в жалкую речонку «Высоченку», сохранилось городище, имеющее название «Селище». Вся группа курганов расположена на возвышенном, холмистом месте, имеющем постепенное падение к р. Десне Значительная часть курганов поросла мелким лесом, другая часть расположена в поле. 9 лет тому назад, место, занимаемое курганами, было покрыто сосновым лесом и до настоящего времени сохранило название «Борок».

Подсчет курганов в урочище «Борок» затруднен тем обстоятельством, что часть их распахана совершенно. Только по цвету почвы возможно догадываться о месте бывшего кургана. Всего насчитано 72 кургана, но весьма возможно, что при тщательной проверке их окажется больше. По рассказам крестьян любительские раскопки в этом месте уже производились раннее бывшими помещиками. Место это принадлежало кн. Мещерскому. В наши дни были попытке раскопать курганы как со стороны крестьянской молодежи, так и со стороны учащихся, во главе с учащими, — но все это оказалось покушениями с негодными средствами. Результатом таких попыток оказался испорченным внешний вид курганов, внутреннее же их содержание осталось нетронутым. Для вскрытия были выбраны 3 кургана из наиболее испорченных. Таким образом, осталось на месте еще 69 курганов, из которых некоторые требуют немедленного вскрытия. Вокруг урочища «Борок», в расстоянии от 1 до 2-х верст, имеются другие курганы, расположенные более мелкими группами в 2—3 кургана, я иногда и по одиночке. Среди них есть значительно превышающие по величине курганы в урочище «Борок». Сосчитать их не представилось возможным.

Все курганы с урочища имеют форму полушара и, кроме распаханных, все покрыты мелким кустарником. Часть курганов, благодаря распашке, приобрела необычную для них цилиндрическую форму с куполообразным покрытием.

Место, занимаемое курганами, т. е. «Борок», внушает местному крестьянству страх. Рассказывают, что по ночам на курганах горят огоньки и в это время никто не решается проходить мимо них. Крестьяне относят курганы к литовским укреплениям, а некоторые из них называют сторожевыми курганами. В этих преданиях отражаются исторические события, связанные с краем, а именно: литовское владычество и набеги крымских татар.

 

Курган № 1.

Распаханный курган на гречневом поле. Окружность 11—12 саж. Высота от поверхности пашни около аршина. Рыт 4-х аршинной траншеей с 3 на В. На глубине первого штыка были обнаружены отдельные кусочки угля. Погребение в яме, на глубине 1 аршина под горизонтом. Костяк, сравнительно хорошей сохранности, покоился на спине» в вытянутом положении, с ориентировкою на 3.

Длина его 2 арш. 8 верш. Череп сохранился хорошо. Сохранились и фаланги пальцев на руках и ногах. Оказались целыми и ключицы. Ребра сохранились хуже. Левая рука положена на живот. У правой кисти руки — следы огня. Инвентаря нет.

 

Курган № 2.

Находился в 20 саженях от первого и также на гречневом поле. Имел полушарообразную форму. Испорчен не то кладоискателями, не то любителями археологами. С северной стороны в нем прорыта ниша, доходящая до средины кургана. Курган порос мелким кустарником. Имеет одиннадцать сажень в окружности и 5 фут. высоты. Рыт траншеей в 3,5 арш. ширины. В насыпи часто попадались отдельные кусочки угля. Насыпь из борового песка. Костяк лежал ниже горизонта на 1 ½ арш., с ориентировкой на ЮЗ. Рост — 2 арш. 5 верш. Череп оказался перевернутым и лежал на темянных костях. Нижняя челюсть отделена и сохранила свое естественное положение. От черепа сохранилнсь только: коробка и нижняя челюсть. Лицевая часть — истлела. Костяк положен на спину с вытянутыми руками и ногами. На высоте плеч, по обоим сторонам черепа, лежали 2 височных кольца по одному с каждой стороны. Под кольцами — черная, мягкая масса, напоминающая перепрелый луб. На левом предплечье — бронзовый проволочный крученый браслет. Внутри браслета перегнившая лубяная подстилка. Над локтевым суставом левой же руки обнаружены следы огня, диаметром в  ½ арш. Больше никаких находок.

 

Курган № 3.

Расположен на том же гречневом поле, саженях в 30 от 2-го кургана и в 40 от 1-го. Совершенно распахан. Только цвет и незначительное возвышение выдают его. Окружность можно было определить только приблизительно, около 10 саж. Высота 7-8 вершков. Вначале пробовали рыть траншеей 3-х арш. ширины, но на первом же штыке наткнулись на большую берцовую кость. Тогда срывали весь послойно. На горизонте обнаружен костяк с ориентировкой на 3. Лежал на спине с протянутыми вдоль туловища руками и ногами. Сохранился очень плохо. Рост 2 арш. 4 вершка. Инвентаря не было.

Особенность всех вышеописанных курганов близ с. Рекович заключается в совершенном отсутствии керамики, столь обычной в погребениях, раскиданных по Болве и Ветьме.

Ознакомившись со всеми известными Брянскому Музею раскопками курганов, можно убедиться в бедности их вещественного содержания. О материальной их ценности не приходится говорить. Но это обстоятельство нисколько не отнимает у них научной ценности.

Исследование курганов и могильников представляет величайший интерес — в этнографическом, историческом, археологическом и антропологическом отношениях. В самом деле, в курганах находят скелеты или кости и черепа, иногда остатки волос некогда в них погребенных, бывали случаи правда редко, когда находили мумифицированные трупы погребенных, а все эти находки могут дать некоторое понятие о типе погребенных т. е. о типе многих древних и исчезнувших уже народов; кроме того, находимые в курганах вещи, как то: орудие, оружие, украшение, посуда, кости животных и т. д. позволяют нам заглянуть в быт этого исчезнувшего народа, в его промышленность, искусство, в его торговые сношения, в его верование и т. д. Только благодаря раскопкам и изучению содержания могильников и курганов, удалось получить более полное понятие о быте и отчасти истории древних славян. Целая наука (славяноведение) возрождается и быстро растет, с того момента когда археологи, с легкой руки гр. А. С. Уварова, принялись раскапывать курганы.

Но изучение могильников и курганов не так легко, как могло бы показаться по первому взгляду. Многие курганы уничтожаются от времени, от распахивания и расхищения их любителями легкой наживы. Другою причиною, затрудняющею изучение курганов является трудность определения эпохи погребения и принадлежности их тому или другому народу. Находимые иногда в курганах монеты значительно способствуют облегчению разрешения этой задачи; но для более ранних эпох мы не имеем таких показателей и должны руководствоваться только характером и стилем находящихся с погребенными изделий, что часто не дает возможности точно определить эпоху. Древние могилы можно отнести к двум главным типам — могильники и курганы. Могильники — это кладбища, в которых насыпи отдельных могил часто слились в один сплошной холм, а иногда не бывает и этого холма, так что могильники открываются лишь случайно, например, при распашке. Могильники считают древнее курганов, хотя бывают исключения. В средней, восточной и западной России могильники относятся примерно к VI—X в.в. По народностям они относятся к финнам, литовцам и славянам. Большею частью полагаемые в них труппы погребались, но иногда и сожигались.

Курганы средней и зап. России представляют собою насыпи, под которыми хоронился умерший. Иногда находят несколько костяков под одним курганом и на одном горизонте. В разных местностях курганы называются различно: курганы могилы, сопки, мары, панки и в нашей губернии — бугры. Народное предание относит их обыкновенно к крупным историческим событиям, но несомненно, что они относятся к периоду времени IX—XIII в.в. Обычай насыпать курганы стал исчезать с распространением христианства. Курганы встречаются во многих местностях России и также, как и в нашей губернии, преимущественно вдоль рек, служивших путями расселения и торговли. В зависимости от местонахождения, обстановки погребения и характера находимых вещей, можно различать многие группы курганов: каменного века, бронзового, скифские, скифо-сарматской эпохи, славянские (вятичей, северян, кривичей и т. д.) литовские, мерянские, московские и мн. др.¹⁾. Но тем не менее, древнейшие могилы славян различать трудно. Трудность эта увеличивается тем, что мы не знаем, когда собственно поселились славяне в России. Есть основание думать, что славяне жили в юго-западной России со времен незапамятных, может быть с эпохи каменного века, но не выступали, как господствующее племя и были известны под другими названиями. Хорографическая и топографическая номенклатура не противоречит такому допущению, тогда как далее к С и В мы встречаемся уже с инородческою номенклатурой, на С — с финскою, на В — с тюркскою, свидетельствующею о первоначальном инородческом заселении этих областей. Несомненные славянские курганы обозначаются в России лишь в более позднюю эпоху, в IX—XI в.в. Признаками славянских курганов является их относительная бедность: серебро встречается очень редко и обыкновенно плохого достоинства, встречается также бронза; оружие железное—топоры, реже мечи, наконечники копий и стрел, кольчуги, реже железные шлемы и средние части от щитов (итва), т. к. самые щиты были кожаные; часто попадаются железные ножики; из украшений характерны височные кольца (серебряные или бронзовые) обыкновенно с загнутыми на подобие французского S одним концом, заплетавшиеся по нескольку в волоса на висках или прикреплявшиеся к головному убору; шейные разомкнутые обручи или гривны; серьги из колечка с нанизанными на нем тремя, часто шиповатыми или гранеными, шариками; браслеты; перстни; вместо фибул простые пряжки; горшки довольно грубой работы, с простым орнаментом из прямых или волнистых, поперечных линий; огнива, оселки, пряслицы, костяные гребни, железные серпы, остроги, удила и стремена; бусы разного вида и состава; иногда византийские и восточные монеты, крестики и образки. Курганы разных областей представляют вариации в своем устройстве и в обстановке погребения. Многие исследователи своими раскопками дали некоторую возможность отличать одни курганы от других. Так Антонович работал над курганами Полянскими, гр. Уваров над мерянскими, Самоквасов над северянскими, Евсеев и Булычев над вятичскими. Для нас, живущих в Брянской губернии, этот вопрос чрезвычайно интересен, т. к. до нас, на этой территории могли жить славянские племена вятичей и Кривичей. Область занимаемая вятичами простиралась на нынешние губернии: Смоленскую, Орловскую, Брянскую, Калужскую, Тульскую и Московскую. Вятичи поселились в месте своей оседлости позднее других славянских племен. Уселись они мелкими поселками в тогдашних лесных дебрях. Эти поселки напоминали нынешние заимки и поселения сибирской тайги и черни: как только истощались небольшие пашни, поселки снимались с мест и переходили на новые.

До сих пор в Брянском крае, как и вообще везде в пределах древней Киевской Руси, сохранились старинные укрепленные селения, называемые «городищами». Имеют они округлую, иногда угловатую форму и окружены небольшим валом. Небольшое пространство, заключенное между валом, дает возможность полагать, что городища представляют из себя остатки одиноких укрепленных дворов, какими селились некогда славяне. Вокруг этих дворов, по насыпанному валу, ставились частоколы и т. обр. получалось укрепленное место, служащее защитою не только от врагов, но и от диких зверей. Они же служили и загоном для скота. Что городища возникли в языческую пору славянства, доказывает факт нахождения по близости их курганов, раскопка которых показала, что лежащих в них покойников хоронили по язычески. Это же назначение городищ подтверждается византийским писателем Прокопием (VI в.), который говорит, что задунайские славяне его времени, жили в плохих, разбросанных по одиночке хижинах. Основавшись на новом месте, среди чуждых по происхождению финских племен, у которых нечему было поучиться, т. к. финны стояли еще на более низкой ступени развития, вятичам пришлось вступить с ними в борьбу. Борьба происходила за обладание почти девственной страны, не имеющей за собою никакого культурного прошлого. В наследство от своих предшественников вятичи получили только бесчисленные могилы и курганы. Естественно, что живя в такой обстановке, вятичи развивались медленнее своих соседей — славян, расселившихся на торговых путях и в то время, когда последние были уже христианами, вятичи долго еще продолжали быть язычниками, с оружием в руках отстаивая религию своих предков. Летописец так рисует нам образ жизни, обычаи и обряды вятичей; «живяху в лесе, яко-же всякий зверь, ядуще все нечисто, срамословье в них пред отцы и пред снохами; браци не бываху в них, но игрища между селы. Схожахуся на игрища, на плясанье и на всякая бесовская игрища, и ту умыкаху жены собе, с нею же кто совещатеся; имяху же по две и по три жены. Аще кто умряше, творяху тризну над ним, и по сем творяху кладу велику и возлажаху на кладу мертвеца, сожьжаху, а посем, собравше кости, вложаху в судину малу и поставяху на столпе на путех, еже творят вятичи и ныне». Эта характеристика племени дана нашим летописцем по принятым в то время христианским взглядам; несомненно, что выраженные здесь взгляды справедливы постольку, поскольку, они отвечают бытовым чертам характере племени. Но добрые нравы и чистые обычаи не тождественны с культурой народа, которая и в языческом периоде, по различным причинам, могла стоять высоко.

«В настоящее время», – говорит проф. Кондаков, – «когда мы не различаем, по незначительности материала, племенных особенностей в различных могильниках и даже курганы разных местностей можем относить к определенному народу и племени только гадательно, мы не можем ни поднимать вопроса о том, какую именно культуру принесли с собою славяне в пределы России, ни угадывать, где и что славяне заимствовали от финнов. Мы видим, правда, в известных местностях у северян, древлян особое характерное оскудение: словно поток вещей, откуда то прежде шедших, стал мелеть, украшения стали принимать характер как бы служебный, сокращаться в схему: перстни, серьги, браслеты, даже гривны и пряжки делаются из про« стой проволоки, без всякой примеси художественного элемента, хотя бы в виде нацепленной бусы. И при сравнении таких могильников с финскими, полными тяжелых, грубо-массивных подвесок, грузных шумящих погремушек, невольно получается впечатление в пользу последних. Пусть, быть может, у славянского племени, так оскудевшего в своем быту, за это время широко развивалась гражданственность, ходко шла политическая жизнь, даже приобреталась новая нравственная жизнь через христианство, все же эта скудность как бы указывает на племя, еще движущееся, все ищущее новых мест, ради материальных улучшений в своем положении, и от того еще более обедневшее».

Вятичи, осев на занятых землях, частью поселились между, частью отодвинули на северо-восток финское племя Меря. Границы распространенные племени пока определить невозможно. Меряне выбирали для курганов места возвышенные, по преимуществу холмы, и следовали различным обычаем, то сожигая, то погребая мертвых: при сожжении окружали покойника жизненною обстановкою; при погребении клали его лицом на Восток, ставили в ногах горшки с яствами, вокруг тела уборы и утварь, оружие, конскую сбрую, весы и гири, иглы, ножницы, серпы, замки; тело убирали амулетами, подвесками, бляхами, перстнями, браслетами. Конские могилы редки (по две и по три на несколько сот курганов) и принадлежали всегда погребению вождей. Все мерянские курганы относятся к языческой эпохе; христианские кресты и образки не могут служить указанием веры, так как бывают нацеплены на мониста в качестве украшений; при крайней грубости собственных изделий, меряне скупали украшения, какие только могли достать, как это делают мордва, черемисы и теперь.

Бронзовые и глиняные статуэтки, найденные здесь в немногих экземплярах, могли иметь значение амулетов, прогоняющих злого духа, как изображения руки, лапы, рога, находимые в могилах, или натуральные когти, клыки, зубы, янтарные бусы в монистах, тоже игравшие роль в финском сложном суеверии. Суеверные мелочи в мерянских украшениях весьма обильны.

Меряне носили на головах, по волосам, ремни с нацепленными на них височными кольцами, серебренными и бронзовыми, до восьми у правого виска и всегда менее у левого; встречены также серебренные листовые диадемы. В ушах и около ушей носили серьги, особенно в восточной части области; они состояли из проволочного кольца с металлическими бусами; серьги были серебренные или бронзовые золоченые, главный тип заимствован от Киевских славян, а лучшие, серебренные экземпляры, все привезены из Киева. Гривны из серебра очень редки, чаще из бронзы, даже из железа. В женских могилах встречаются ожерелья и мониста, с нацепленными на шнурах бусами, подвесками и монетками: как бедна была мерянская земля и незначительна торговля, видно из того, что даже стеклянных бус здесь было мало, и бусы из аметиста, хрусталя и сердолика редки; в качестве украшений, на мониста вешались даже известные пряслицы из глины и красного шифера, тоже добывавшиеся из Киева. Уборы, громыхающие своими бубенцами, в лучшем случае сбитые из медной проволоки, или же грубо отлитые, отличаются нескладностью геометрических форм. Бытовая среда финнов была очень характерна, благодаря жизни в глуши и ее беспомощности и бедна она была и художественными формами. Не славяне что либо брали и заимствовали от мерян, а меряне брали все, что могли у славян — таково свидетельство сравнительного изучения могильников, хотя меряне были здесь аборигенами. Их пример доказывает известную истину, что народ, поставленный природными условиями в полное обособление от других, не развивается в культурном отношении и приходит в упадок. Меряне рано стали исчезать под напором пришлого славянского населения, имевшего позади себя западнославянскую культуру. Славяне являлись здесь носителями этой культуры и если принимали на первое время финские обычаи, то это только способствовало быстрейшему поглощению финской национальности.

До сих пор мы останавливались только на вещественных памятниках погребения двух соседивших, а иногда и переплетающихся между собою племен. Попытаемся теперь заглянуть поглубже в погребальные обычаи языческих славян в том свете, какой нам даст современная историческая наука.²⁾

Арийское происхождение славян не подлежит никакому сомнению. Это дает нам возможность путем сравнения с другими народностями, происходящими от общего арийского корня, заглянуть в душу древних славян и понять ту идеологию, которой они  держались в своих погребальных обычаях.

Древние мифы показывают, что первобытный человек в ежедневном движении солнца видел целую жизнь, подобную человеческой, т. е. в движении солнца видел его рождение, юность, возмужалость, старость и, наконец, смерть. Во время своей жизни—солнце оживляло землю, одушевляло ее деятельностью и согревало теплотой; когда солнце умирало — вся природа погружалась в мрак, бездеятельность и холод. И вот, понимая движение солнца, как человеческую жизнь, первобытный человек это понимание выразил рядом подражаний тем явлениям природы, которыми сопровождалось дневное движение солнца. Так, например, у приморских племен солнце умирало, погружаясь в море, у племен, живших в равнинах и горных странах — оно сгорало и уходило в землю или в горы. То место, где солнце садилось, представлялось человеку тою обителью, в которую отошли его деды и отцы и которая ожидает и его после смерти. Желая помочь переселиться своим близким в эту обитель, он избирает тот же путь, который наблюдал в движении солнца: он отправляет их в место упокоения на ладье, которую пускает в открытое море или сжигает их и опускает в землю или в земляную гору, т. е. курган.

Изучая содержание курганов, исследователь натыкается на 2 разных обычая: это—погребение и трупосожжение. В настоящий момент можно уже положительно утверждать что обычай погребения мертвецов предшествовал трупосожжению. И это совершенно понятно, т. к. верование, что покойник продолжал жить в могиле, существовало в глубокой древности. Первобытный человек не отделял душу от тела и предавая мертвеца погребению, полагал, что он продолжает жить в загробном мире и там имеет такие же нужды и потребности, как и на земле. Но и обычай трупосожжения существовал еще в арийскую эпоху существования. Огонь в глубокой древности имел смысл священного элемента, как посредника между небом и землей. Самый образ жизни арийского племени, начинавшего свое кочевое движение на запад, уже мог способствовать возникновению этого обычая. При кочевом образе жизни уместнее было трупосожжение, чем погребение, как таковое. Но этот, сравнительно новый, обычай вошел в употребление не в чистом виде, а заимствовал от предшествовавшего обычая погребения, при котором погребалась и собственность покойника — сожжение и его собственности. Остатки сожженой собственности полагались вместе с пеплом покойника в могилу, мертвецу приносились покормы, хотя душа разобщалась огнем от тела и не нуждалась в материальных потребностях. Это противоречие первобытной жизни делается понятным, когда мы знаем, что обычаи погребения сохранились и при трупосожжении и что общим основанием для этого служила праотеческая старина, переходившая по наследству через тысячи поколений.

Мысль о продолжении жизни души в загробном мире возникла у язычника славянина из наблюдений над явлением природы в ее ежедневных и годовых изменениях. Как природа оживает утром и замирает вечером, как она же расцветает весною и постепенно, приближаясь к зиме, утрачивает свою силу для того, чтобы погрузиться в мрак и холод, так и жизнь человеческая имеет и свою весну, лето, осень и зиму. Но после зимы в природе снова наступает весна, природа возрождается, так, по понятиям славянина, и человек после смерти не исчезает, но только отходит на покой, погружается в сон. Понятие же о материальном существовании души человека вызывает необходимость понятия о загробном ее существовании. Но, веря, что покойник продолжает жить в гробе, славяне язычники отделяли существование души от тела и назначали особую область для ее пребывания и действия.

Материальная жизнь мертвецов, по представлениям древних славян, ясно выступает в произведениях народной поэзии. На этом веровании основан обычай вызывания душ умерших, естественно вытекающий из сознания непрерывной связи между поколением живущим и сонмом усопших.

Рядом с этим первобытным и грубым представлением было и другое, по которому душа, существо воздушное, ветер, птица или огонь, оставляет тело и отлетает в воздушное пространство, где и порхает по деревьям. В древности это представление о пребывании души в воздушной сфере, могло иметь более широкий смысл пребывания души на небесных деревьях т. е. облаках. Народные поверья представляют новорожденных младенцев сидящими на деревьях; на ветвях играют и Мавки-Русалки, которые первоначально были облачными олицетворениями душ усопших, впоследствии же получили значение речных и лесных существ. Облака понимались и как небесные горы и в них помещались души усопших. Русские богатыри в былинах при своей гибели уходят в горы. Вообще в народной поэзии языческого славянства души усопших связываются с представлениями, вызываемыми олицетворением воздушной природы: они воплощаются в различные образы ее и действуют как духи огня, ветра, туч и т. д.

Страна усопших отделалась от мира живых воздушным морем чтобы достичь нового жилища душа должна была перейти по мосту, по небесной дороге, под которой славянские поверья понимают то радугу, то млечный путь, или переплыть по морю на ладье.

Для того, чтобы облегчить расставание души с телом в некоторых местностях Руси снимают потолок над мертвецом, у болгар снимают все, что висит на потолке, сметают пыль, паутину. Почти у всех славянских племен существует обычай облегчать предсмертную борьбу помещением умирающего на пол, на землю или на солому, в том убеждении, что на постели он не легко расстается с душой.

Когда человек скончался, тотчас же отворяют окно, на которое иногда ставят чашку с водою, чтобы душа могла умыться и улететь. Душа вообще связывается с элементом воды. В некоторых местностях Руси умирающего обмывают еще заживо. В Галичине на окно ставят кружку с водою и хлеб для покорма души, которая не удаляется от тела до исполнения погребального обряда.

Душа покойника, по понятиям славянского язычества, следовала за телом. На основании такого верования провожающие мертвеца бросают на встречный перекресток или границу пучок соломы, чтобы душа могла отдохнуть. Отсюда становится ясным важное значение погребального обряда у языческих славян: он был необходим, чтобы душа могла оставить землю и успокоиться; иначе она будет бесприютно блуждать и мешать людям за неисполнение их долга.

Славяне в эпоху язычества хоронили своих покойников в лесах и полях: в лесах — по причине священного значения этого места, в полях же — для того, чтобы предки оберегали земельные владения. Этим понятием можно объяснить и замеченный нашим летописцем вятичский языческий обычай ставить прах покойников на путях, потому что пути были межою поземельной собственности, а пограничными стражами ее стояли мо* гиды, хранившие священный прах предков. В славянской земле не было обычая хоронить мертвецов на общем кладбище: кладбища были семейные или родовые; общие же предназначались для людей безземельных, не имеющих родственников. Археологические раскопки подтверждают это мнение: могилы славянских земель стоят или одиночно, или группами (семейными), кладбища встречаются редко.

«Не подлежит сомнению, что у языческих славян рабы не получал и той погребальной почести, какую оказывали человеку свободному. Рабы включались в погребальный обряд настолько, нисколько входили в него и все прочие предметы домашнего хозяйства; они предавались смерти, погребались вместе с свободным покойником для того, чтобы и в загробной жизни служить его нуждам и потребностям».

«Но не одни рабы шли в могилу за господином: шла туда и порабощенная жена за владыкою — мужем. Маврикий и св. Бонифаций объясняют это обыкновение преданностью к мужу, чистотою нравов народных и сознанием беспомощного состояния вдовы по смерти мужа. Но здесь очевидно действовала мысль более сильная и решительная: женщина думала, что она создана только для мужа, как создан раб для господина; она верила, что только через мужа, т. е. вместе с ним, она может войти в рай и блаженствовать. Чтобы дойти до такого понятия, чтобы уверить себя в собственном ничтожестве и рабском назначении, необходимо пережить целые века самой тяжелой и унизительной жизни, необходимо чувствовать полную и постоянную зависимость от мужа. Умирал муж — должна была умереть и жена, и не потому только, что существование ее оказывалось совершенно лишним, но и потому, что оно было необходимо для умершего мужа: владелец брал с собою собственность ради удовлетворения собственных потребностей».

«Похоронный славянский обряд варьировал в зависимости от состояния и образа жизни покойника: богатый и знатный хоронился богато, бедный же — просто, с удовлетворением только первых необходимостей загробной жизни. Воин погребался с воинскою обстановкой, земледелец — с земледельческою. Одним словом, загробный мир, жизнь в нем и ее условия в понятиях язычников были те же, что и на земле».

«Как погребение в земле, так и сожжение существовали совместно и одновременно с древнейшей эпохи до самой поры распространения христианства. Что такой факт действительно существовал, на это есть прямые доказательства; при раскопках нередко встречаются разные обычаи в одной и той же могиле; возле сожженного лежат иногда остатки погребенного. Отсюда можно предположить, что существование двух способов погребения в славянской языческой древности было различием не верований и исторической жизни, а различием предания» хранившегося с незапамятной древности в отдельных семьях и родах.

Союз семей различного предания через женитьбу может служить объяснением, почему одна и та же могила иногда принимала как сожженные, так и несожженные остатки усопших».

Способ устройства могилы пока неизвестен. Может быть последующие раскопки прольют и на это свет. Можно, однако, предполагать, что он зависел от состояния покойников: бедные прямо опускались в землю, для более богатых усыпальница отстраивалась деревом или камнем. Усопший, которого сожигали, не нуждался в вырытой могиле: ему строили иное жилище: подымали ладью на столбы или костер, на нее ставили смертное ложе, убирали его, раскидывали над ним шатер, и на ложе клали снаряженного покойника. Людей бедных просто сожигали в ладье или на кострах.

Думая, что покойник и после смерти продолжает ту же жизнь, язычники славяне одинаково наделяли, как погребаемых, так и сожигаемых всем необходимым для будущей жизни: жены, рабы, домашние животные, одежда, украшении и оружие, домашняя утварь, яства и питья, и вообще все предметы домашнего обихода, житейских занятий и симпатий покойника полагались ему в могилу. Предметы назначались для прямого удовлетворения нужд усопшего и для того, чтобы облегчить ему переход в вечность. Археологические раскопки свидетельствуют о повсеместном распространении этого обычая: могилы без житейских предметов — встречаются редко, они указывают на полную бедность и круглое сиротство усопшего.

Над могилой погребенного насыпали холм, который должен был увековечить его память; остатки же сожженного на другой деньс обирали в сосуд и ставились на холме.

«Подобно прочим первобытным народам и славяне чтили усопших: они видели в них богов, покровителей домашнего очага, которые, способствовали благосостоянию семьи, родного крова и семейной собственности. Чур, домовой, вилы, русалки, целая толпа предков — пенатов под именем людков, кроснят, шетков — в старину стояли в гораздо более близком общении с семьей, чем в настоящее время: они были предметом благочестивого чествования, им приносились жертвы и покормы. Как высоко чтили славяне своих покойников, видно из того, что их останки были святыней, над которой производилась присяга».

Из всего вышеизложенного ясно, что раскопанные курганы в с. Курганье, с. Немеричах, Свиридовом хуторе, Псури и Рековичах не могут принадлежать к числу мерянских курганов. На это указывает та простота погребения, которая не наблюдается в мерянских могилах, обильно снабженных не имеющими практического значения, гремящими, тяжеловесными и грубыми по обработке уборами. Следовательно, остается остановиться на том, что курганы эти — славянские.

В обряде погребения перечисленных курганов замечается некоторая разница. Одни из них, (т. е. погребений) совершались в ямах, над которыми насыпался курган, другие—на горизонте. Само положение костяка, или так называемая ориентировка—также разнится, одни костяки полагаются головою на В, другие на З. Костяки с ориентировкой на В — все оказались мужские. Но мужские же костяки полагались и головою на З. В устройстве курганов тоже замечается некоторое различие: одни просто насыпаны в виде полушара, другие имеют охранный ров с перемычками и, наконец, третьи — обложены вокруг основания валунами. Место производства раскопок по географическому положению занимает северную часть губернии. К западу от него начинается территория, заселенная в древности кривичами, к востоку — вятичами.

Ни в одном из курганов не нашлось столь типичных для вятичских погребений ушных подвесок — наз. семилопастками. Зато во всех них инвентарь чрезвычайно схожий с инвентарем курганов смоленских кривичей. Утверждать же положительно о принадлежности рассмотренных курганов — кривичам, пока за недостаточностью материала, не приходится. Пока это можно сделать только в виде предположения. Вообще, в пределах нашей губернии с выводами и заключениями приходится быть очень и очень осторожными. Здесь так много смен, переплетений и стыков различных племен, которых хватило бы и не на одну нашу губернию. Выше, в настоящей статье указывались уже признаки обитания в северо-восточной части губернии финского пле мени мери. В этой же части возможны находки и древних поселений вятичей. Непосредственное соседство со Смоленской губернией дает право предполагать на проникновение в нашу губернию кривичей. Имеющийся в музее клад из с. Малфы Бежицкого уезда, XI—XII в.в. (судя по арабским дигремам) заключает в себе типичные ушные под- вески радимичского типа. В южной части губернии, в Севском уезде — несомненно бытовали северяне. И, наконец, село Голяжье Бежицкого уезда, по своему названию, заставляет предполагать проникание в нашу губернию и литовского племени — голяди. В своих стоянках, городищах, селищах и курганах мы таим такие драгоценные источники древней кипучей доисторической жизни, что выявление их несомненно разрешит многие спорные и темные вопросы археологии и истории. Жаль, что до сего времени люди науки не обратили должного внимания на наш край. Наши деревни по своему быту, костюму, жилищу, обычаям и обрядам во многих местах представляют пережитки XVII века. Но революция не прошла мимо них. Все быстро перестраивается по новому. Пройдет немного времени — и от драгоценных остатков старины ничего не останется. Надеяться только на краеведов не приходится. Слишком велика ответственность перед наукой, родиной и потомством. Нам эта работа не по плечу.

 

¹⁾ Проф. Д. Н. Анучин
²⁾ Котляревский «О погребальных обычаях языческих славян»

 

 

Деев С. С. Доисторическая жизнь Брянского края под охраной краеведов.  / Брянский край. 1926. Вып. I. C. 28-50