1941-й…
Брянский парк им. А. К. Толстого — единственный в своём роде парк, где умирающим деревьям дарована вторая жизнь. На Всесоюзном смотре-конкурсе архитектуры и благоустройства парков культуры и отдыха, проходившем на ВДНХ в 1973 году, Брянский парк-музей им. А. К. Толстого получил очень высокую оценку. В частности, о решении жюри конкурса говорится: «За оригинальное высокохудожественное решение образа парка, создание уникальной коллекции парковой скульптуры из дерева, отличающейся высокой гражданской направленностью и художественным достоинством, получившей широкую известность в нашей стране и за рубежом, наградить Брянский парк-музей им. А. К. Толстого дипломом II степени и медалями ВДНХ: золотой, серебряной и бронзовой…»
Сейчас в парке 18 самобытных деревянных скульптур и две в стадии завершения.
Ежегодно десятки тысяч туристов из разных городов и стран увозят с собой незабываемое впечатление от встречи с подлинным искусством, искусством, возрождающим мертвые вязы. Сегодня вы познакомитесь с одним из авторов скульптур.
…Может, у меня плохие нервы?
Ну, да это, впрочем, и не странно!
В память барабанит сорок первый
грозным баритоном Левитана…
Когда старый вяз, растущий вблизи танцевальной веранды, по весне не выбросил ни единого листочка, а кора на его вершине стала вздуваться кожухом, коробиться и шубой сползать и отваливаться, стало ясно, что дереву пришел конец.
Мы с Виктором Михайловым подумали, что на этом месте неплохо бы «сообразить» что-нибудь этакое молодежное, имея в виду близость самого бойкого и развеселого объекта нашего парка — танцевальную площадку. Тема явилась сама собой в образе обыкновенной… гитары, ставшей с некоторых пор сущей «болезнью века» среди молодежи. «Гитарные мальчики», едва научившись перебирать струны, косяками блуждали по улицам, скверам, паркам. Не имея ни малейшего понятия об истинной игре на этом сложном и благородном инструменте, они тем не менее пользовались самым пристальным и восторженным вниманием окружающих. Самодеятельные ансамбли гитаристов с претенциозными названиями «Грифы», «Меломаны», «Искатели», «Браконьеры» и пр. завладели всеми танцевальными площадками и залами городов. Молодежь слепо влюбилась в эту обрусевшую испанку, возведя ее в высший культ. Не обнаружив в этой пандомии ничего зазорного и ущербного, мы решили, так сказать, потрафить моде, воздать этому увлечению должное. Короче, через несколько дней Виктор Сергеевич принес мне эскиз «Трио», где очень лирично, в пластических стилизованных формах обыгрывались Он, Она… и Гитара. Мне эта композиция понравилась, Михайлов, не откладывая дела в долгий ящик, приступил к работе.
Шла зима 1971 года. Читатель, наверное, уже заметил, что большинство скульптур в нашем парке изготовлено именно зимой.
Чем это объясняется? По-видимому, прежде всего тем, что в эту пору года, да еще по вечерам, парк почти свободен от посетителей. А, как известно, присутствие постороннего взгляда, осторожно выражаясь, отвлекает художника. Не говоря уже о любознательном посетителе, которому пренепременно нужно знать всё до тонкости! Во-вторых, мы всегда стремились к весеннему открытию парка, когда на его аллеи устремятся тысячи и тысячи людей, приготовить сюрприз, В-третьих, как утверждают мои друзья-резчики, зимой вольготнее и дышится, и работается, и не тянет на рыбалку в деснянские дали.
Одним словом, была зима, и работа у Виктора Михайлова шла споро. Уже отчетливо прорезалось лицо девушки с античными чертами. Уже обозначилась голова юноши, склоненная к еще не видимым струнам невидимой гитары. Уже…
В этот вечер я дольше обычного задержался на работе. Был одиннадцатый час, когда в кабинет вошел Виктор Сергеевич. Я не удивился его приходу, хотя он редко отрывался от резца. Разве что в самые лютые морозы, чтобы согреть одеревеневшие пальцы. На сей раз мороза не было, и я решил, что Михайлов просто собрался уже домой; но, заметив свет в моем окне, заглянул на огонёк. Он по обыкновению молча сел на стул, молча достал сигарету, молча закурил, затянулся синеватым дымком. Еще помолчал минуту, вторую и вдруг выложил передо мной на стол потемневший от времени осколок снаряда или бомбы размерами приблизительно 3х4 сантиметра. («Жаль резца», — с искренним сожалением в голосе посетовал мастер, трогая большим пальцем левой руки выщербленное и даже слегка подгоревшей лезвие инструмента). Как выяснилось, осколок сидел в самом сердце девушки и в голове юноши одновременно.
Около тридцати лет назад, когда над пустынным парком раздался взрыв, этот осколок, по счастью, не пролив ничьей крови, вонзился в плоть старого вяза, похоронив себя в нем. Случай заставил этого немого свидетеля войны встретиться с жалом легированной стали инструмента, вложенного с руку художника. Встреча была ознаменована искрой, изменившей дальнейшее течение событий радикальным образом.
Возник вопрос: а почему, собственно, гитара, а не автомат? Мысли вдруг заработали быстро-быстро, обретя новые образы, новое направление.
…От памяти
нам никуда не деться —
осколок в сердце…
Я держал в руках совсем теперь уже не страшный атрибут смерти, а память уводила меня все дальше и дальше, в те огненные дни сорок первого, когда я сидел в траншее,
в ржавой жиже по шею
и состоял из мести,
злобы, свинца и огня.
И смерть —
костлявая бестия —
подстерегала меня…
Припомнился Северо-Западный фронт: Остров, Порхов, Дно, Старая Русса. Это именно там, под Старой Руссой, в мае сорок второго такой же осколок врезался в тело рядового минера-подрывника, более чем на полгода уложив его на госпитальную койку. А потом были Сталинград, Курская дуга, Днепр и Одер.
…Я убит за рекою
пулей в висок.
Снежной тоскою
меня занесло.
Небо накрыло
звездную песнь.
Где-то затерян
холмик безвестный…
Так могли сказать двадцать миллионов советских людей, оставшихся навсегда на огромных просторах полей войны. Но мертвые молчат. Мы, шедшие с ними рядом в одном строю, обязаны сказать за них ради их бессмертного подвига, ради их нетленной памяти. Многое напомнил мне этот маленький холодный кусок металла, столь внезапно возникший на моем столе, многое воскресил в памяти. Встречи и разлуки, боль утраты и радость первых побед… За давностью лет эти чувства не обветшали, не выцвели, не испепелились. А Михайлов уже рисует автомат. О гитаре даже не вспоминаем. Солдат, склонившись на грудь женщины, сжимает в руке автомат. Исчезла пресловутая банальность. На первый план ощутимо выдвинулись высокая гражданственность, патриотический порыв, глубокий смысл невероятных потерь, увенчавшихся в итоге невероятно трудной победой. Как всегда, одолел каскад названий будущей скульптуры: «Встреча», «Разлука», «Победа» и еще много-много. Все записали как возможные варианты. Разошлись за полночь.
Работа пошла не так ходко. Шутка ли, гитару заменить автоматом! Черты лица девушки претерпели некоторые изменения. В них проступили, если так можно выразиться, мотивы мужества, скрашенные лиризмом. Такими красками изображают художники Мать и Родину. И Верность тоже. Потянулись дни, недели, месяцы. Он, Она и Автомат — вот новый треугольник, в который требовалось вложить новый смысл, овеянный романтикой и драматизмом незабываемых лет. К концу марта детали скульптуры в общих чертах стали доступны прочтению. Так что же это такое? «Прощание» или «Встреча»? Если прощание – то навсегда Прощание, за порогом которого след обрывается гаснет в пустоте. Если встреча – то на такой грани, когда тысячи пали, а некто остался в живых. Тысячи сотни тысяч встреч не состоялись, а эта состоялась. Радость такой встречи не может быть не омрачена сознанием несоизмеримости огромных потерь, предопределивших эту встречу. Так уж устроен человек. Не может он выпасть из обоймы Человечества, не ощутив холодной пустоты за спиной. Нед
остающие звенья нарушают единство цепи. Слишком велико число недостающих звеньев. Психологически насыщенный образ скульптуры с широким гражданским обобщением в своей сути трагичен. Поэтому данной работе впоследствии было присвоено имя «1941-й…»?
Поистине самым трагичным годом в истории нашего государства является именно сорок первый, и отпечаток катаклизма невольно знаменовал его большие и малые свершения. Нужно обладать недюжинным талантом, чтобы такими скупыми средствами при ограниченных возможностях материала суметь передать всю гамму, здесь колорит настроений и чувств, соответствующий тому психологически сложному времени. «1941-й…» — большая удача молодого художника. Об этом свидетельствуют и газетные заметки, и многочисленные отклики в книге отзывов, и, разумеется, устные реплики огромного числа посетителей нашего парка.
Более 30 лет прошло с того дня, когда фашистские «юнкерсы» обрушили на наши спящие города тысячи тонн смертоносного металла. Еще пролетят десятилетия, но не померкнут траурные краски тех дней для грядущих поколений. Таков 1941-й.
В. ДИНАБУРГСКИЙ.