Высочайшим приказом произведены за выслугу лет: председатель брянской земской управы Лукашев — из надворных в коллежские советники; почетный мировой судья по Брянскому уезду Преженцов и пристав 4го стана Комша — в коллежские секретари.
ХРОНИКА
Льгово-брянская линия спешно готовится к сдаче в эксплуатацию. Остающиеся недоделки не имеют существенного значения и не могут служить препятствием к немедленному открытию правильного движения. Пути уложены, забалластированы, выверены и снабжены знаками, соответствующими профилю и административному делению линии. Мосты, станционные и линейные сооружения, земляное полотно, укрепления откосов закончены и освидетельствованы управлением постройки, инспекцией и разными специальными комиссиями, производившими предварительные приемки.
По мере окончания работ, день ото дня на линии уменьшается общее количество рабочих и мастеров. В настоящее время более или менее значительные работы производятся на станции Брянск и в местах нагрузки и выгрузки материалов, предназначенных к сдаче в эксплуатацию или получивших особое назначение.
Из Льгова идут поезда с предметами оборудования станций, контор, мастерских, и проч., а также поезда с служащими, прибывающими на места назначения из управления.
Путевые сторожа и ремонтные артели собраны на местах, преимущественно из служащих и рабочих, состоявших на постройке. Начальники станций и прочие станционные служащие прибыли от управления эксплуатации.
К 1му ноября ожидался приезд комиссии с старшим инспектором Галицынским, назначенным Министерством Путей Сообщения для освидетельствования состояния льгово-брянской линии.
С 1 го ноября преступлено к сдаче льгово-брянской линии в эксплуатации. Со стороны управления постройки представителями назначены начальники строительных участков с их заместителями. Со стороны эксплуатации — вновь назначенные начальники дистанции, до эксплуатационному движению линии.
На станции Брянск-Льговский устроены необходимые приспособления для приема и сдачи пассажиров с полесских железных дорог. Устроена особая платформа и станционные разъездные пути.
—
Несколько времени назад, собственник колбасного заведения, купец Велинг за продажу испорченной колбасы приговорен городским судьей к штрафу в 50 рублей, или, в случае несостоятельности уплатить оный — к замене его десятидневным арестом.
По сему случаю нелишним считаем привести мнение, высказанное в различных органах столичной печати о торговых обманах.
Между торговцами, обманы которых особенно тяжко отзываются на населении, говорит московская газета «Курьер» — на первый план выступают продавцы съестных продуктов. «Их обманы не только грабят человека, они портят его здоровье. Фальсификация пищевых товаров — такое обычное явление, что без особых испытаний или рекомендаций нельзя выпить стакана молока, нельзя съесть куска хлеба с маслом: везде гнусная порча пищевого продукта с торгашескою целью.
Предмет этот заслуживает особого внимания».
В «Петербургской Газете» по занимающему нас вопросу одним из лиц достоверных помещена статья, озаглавленная: «За кулисами петербургской коммерции».
«Еще не так давно, говорит там автор заметки, в бытность мою санитарным попечителем, мне пришлось воочию убедиться, что дело продажи пищевых продуктов стоит не по колена, не по пояс, а прямо по уши в грязи. Те ужасающие картины, которые мне теперь приходят на память по новым, собранными мною сведениям, однако не только не изменились к лучшему, но, пожалуй, благодаря некоторому «роспуску» (распущенности, послаблениям) — приняли вид еще более отвратительный».
Продавец съестных продуктов, далее говорит автор, смотрит на предметы своей торговли с точки зрения очень странной:
«Для него хлеб, который он ест сам и который он продает — две вещи, не имеющие между собой ничего общего. Пищевой продукт для него товар, недоброкачественность которого укрывается всеми изощрениями торгового ремесла, и ни один из этих продавцов, решительно ни один никогда не допустил даже в свою голову мысли, что продажа недоброкачественного пищевого продукта есть одно из самых тягчайших преступлений, что это злодеяние равняется прямому отравлению, и притом не одного человека, а целых сотен, тысяч потребителей».
На вопрос: что делать с торговцами, расстраивающими здоровье населения ради своих торгашеских прибылей, скажем, заключает «Курьер»: наказывать, и наказывать нещадно! Нужно беспощадным уголовным наказанием не только отбить охоту от фальсификации, но внушить страх таким продавцам съестных продуктов, страх, который будет спасать здоровье населения от покушения на него торгашей, прибавим — далеко недобросовестных.
Кроме фальсификации или проще и яснее говоря — мошеннической проделки с целью сбыть какую-нибудь мерзость за настоящий, действительный товар, сколько изощрений и ухищрений идет на то, как бы продать гниль, заваль, и т. п., и все это совершается толстосумом единственно ради наживы за счет не только лишь кармана покупателя (где наше не пропадало?), а того драгоценного божьего дара человеку, (не пропечатано – БВ) здоровьем.
Весьма недурную бытовую картинку поместил у себя журнал «Воскресная Беседа», иллюстрируя только что сказанные приемы наших торгашей, все еще поддерживающих неприглядную поговорку: «не обмануть — не продать», или еще того хуже: «на слепого купца (покупателя) — гнилой товар».
К хозяину мелочной лавки, Прокофию Степанову, приходит его земляк, низко кланяется и просит:
— Не будет ли твоя милость пристроить сынишку мово! Сам знаешь, наше мужицкое дело какое: одно слово — тьма. Ну и жисть тоже — впроголодь. Сотвори милость: век буду за тебя молиться!
Прокофий Степанов соглашается.
— Что ж, говорит: надо Христа помянуть и христианскую душу пристроить; тоже и научить. И пословица говорит: ученый водит, неученый следом ходит. Известно мужик — глуп.
Мальчик из сострадания берется на выучку, работать 15 часов в сутки, а Прокофий Степанов вырастает в своих глазах в благодетеля.
И обучается и просвещается серый мужичонок.
— Эй, Сашка! — кричит хозяин утром в воскресенье.
— Я-с.
— Песочку подсыпал?
— Подсыпал-с.
— Водицы в молоко налил!
— Подбавил-с!
— В масло подмешал — того?
— Точно так-с!
— То-то смотри у меня, а то вихры надеру.— Ну, ступай к обедни!..
Сашка конечно вырастает, превращается он сначала в Александра, затем в Александра с отчеством, и начиная вести торговлю самостоятельно также как и его бывший принципал, этот изловчившийся в надувательстве не задумывается подсунуть какой-нибудь тухлятины под именем piquant, или сбыть слежалой, негодной муки за первый сорт, и т. п., и затем для ради своего душевного спасения, или быть может для успокоения совести имярек сходить к обедни, поставить там грошовую свечу, и проч. Между тем покупатель в это время корчится на постели мучимый страданиями от куска червивой колбасы, от ботвиньи с гнилою рыбой и ядовитым «любительским» квасом, или вообще от какой-либо дряни, купленной за свои трудовые деньги.
Пора, пора оставить эти гнусные замашки, и помнить что не только в коммерции, а всегда и везде честным быть гораздо выгоднее.
На днях в Петербурге по распоряжению градоначальника циркулярным секретным предписанием приставам предложено было произвести при понятых внезапную поверку во всех пекарнях и булочных веса так называемых французских булок, взяв в каждом заведении несколько булок на выдержку и приняв при этом к руководству, что, по существующей в настоящее время высшей биржевой цене на крупчатую муку № 1й в 8 р. за мешок, вес булок, на основании обязательного постановления городской думы, должен быть следующий: булка в 5 копеек — 63 золотника, в 3 копейки — 36 золотников, в 17а копейки —17 золотников и в 1 копейку — 11 золотников, причем вес этот относится лишь к тем булкам, со времени выпечки которых прошло не более 12 часов. По осмотре булочных и пекарен в результате оказалось 134 протокола. Распоряжением градоначальника владельцы неисправных пекарен и булочных привлечены к судебной ответственности, но не по 29й, а по 173й статье Устава о наказан., налаг. миров, судьями, как за обвес (мошенничество).
В Брянске, к сожалению, нет обязательного постановления думы относительно веса хлеба, но было бы весьма интересно произвести такой же опыт с булками наших пекарен и так называемых кондитерских.
—
В пятницу, 1 го сего ноября, в женской гимназии состоялся торжественный годичный акт.
—
В субботу, 26го октября, вечером, из магазина Рыжовой похищена касса в присутствии самой хозяйки. Преступление совершено настолько искусно, что о нем стоит рассказать.
В магазин явилось двое покупателей с целью приобрести лампу. Не найдя для себя подходящей, покупатели удалились. Через несколько времени они вернулись и попросили показать им чашку с надписью, для подарка. Начался перебор чашек. Недовольные «мещанским вкусом», покупатели попросили показать им что-либо самое лучшее. И вот когда хозяйка магазина, выйдя из-за прилавка, от кассы направилась к группе фарфоровой посуды для выбора еще сорта чашек, причем стала на минуту спиною к одному из покупателей, находившемуся в то время против входных дверей с улицы, г-жа Рыжова слышит что кто — то отворил ту дверь, вошел, и затем поспешно вышел (шмыгнул). Тотчас же она обернулась и спросила у того покупателя — кто это входил? — «Никого не было», получился утвердительный ответь. Затем сторговавшись в цене чашки, один из покупателей достал кредитный болеть в три рубля. Надо было дать сдачи из ящика, стоявшего на прилавке всего каких-нибудь в двух-трех шагах от входной уличной двери. Тут и обнаружилось, что касса исчезла. Поднялся, конечно, переполох. Обратились к полиции, и благодаря замечательно быстрым распоряжениям пристава, М. А. Бажурина —воры открыты и почти вся сумма найдена: успели растратить из нее весьма немного. Выдало золотое колечко с выпавшим из него камнем, вместе с деньгами лежавшее в ящике завернутым с особую бумажку.
Bсе трое, пособники и главный похититель — евреи, и двое состоят рядовыми в одном из квартирующих у нас полков.
—
Правила относительно воскресной торговли в Привокзальной слободе, как нам сообщают — соблюдаются чрезвычайно строго: в 5 часов 55 минут начинают громыхать запоры, слышится тяжелый стук дверей и щелканье замков, и ровно в 6 часов все уже затворено. В лавках жизнь заснула. Но за то с какой энергией она сряду же начинается в соседних с закрытыми лавками «заведениях!» Кабаки Дроздова и Земцова, так называемые гостиницы наполняются праздным людом, которому у нас деваться некуда, и вот за беседой не одна скляница зелена вина. Последствия итого самые обычные: споры, ссоры за стаканом винища, нередко драка, а при возвращении домой — ругань с женою, испуг и крики проснувшихся детей, словом известная картина семейного очага пьянчужки-мужа, главы дома. Других развлечений нет у нас. Грустно, что в этом праздничном пьянстве нередко принимает участие и крестьянин при возвращении из города после продажи там чего-либо из деревенских продуктов. Соблазняясь теплом и светом «гостиницы» и заезжая лишь обогреться, слабый человек подчас оставляет здесь чуть ли не все вырученное на базаре. А на улице в это время в веревочной сбруе стоит понюря голову его кляченка, его поилица и кормилица, перед которою на земле небольшая охапка сорного сена, и на возу, на пустой телеге весь синий от холода и закутанный в какие-нибудь веретья сидит малыш, ожидая батю, который куражится у Дроздова.
Непонятно, пишет нам корреспондент из Нового Брянска: почему не дозволяя в воскресенье торговать мануфактурным или иным товаром, в то же время допускают продажу водки, питье которой сплошь и рядом ведет к печальным последствиям?
—
Первый танцовальный вечер, бывший в офицерском собрании, прошел весьма оживленно. Играл струнный оркестр Каширского полка, во время антрактов между танцами весьма недурно исполнивший несколько пьес.
—
Во вторник, 29го октября, под вечер над городом пролетела на юг вереница диких гусей.
—
В числе происшествий в уезде за последнее время обращают на себя внимание две драки между мастеровыми Мальцовских заводов, в Любохне и в Ивоте. Обе они кончились нанесением ран, причем в одном случае причинено тяжкое повреждение камнем в голову, и мать потерпевшего по сему поводу обратилась к судебному следователю.
Один печальный случай должен быть отнесен прямо к недосмотру родителей: полуторогодовая девочка во время обеда взяла в рот кусочек хлеба и стала при этом с силою вдыхать и выдыхать воздух, но тотчас же после начала этой шалости упала на лавку у стола и умерла. Видимо смерть произошла от асфиксии.
—
Вновь сформированный 51й Черниговский драгунский полк, имеющей свое пребывание в Орле, на днях увеличился пятым эскадроном от Нарвского драгунского полка.
—
В Калуге, как передает местный Вестник, с половины ноября в зале дворянского собрания возобновляются религиозно-нравственные чтения для интеллигентного люда. Лекторами, как и прошлый год, будут преподаватели духовно — учебных заведений и городские священники, преимущественно с академическим образованием.
—
С наступлением осени, пишут из Одоева в «Орловский Вестник», жизнь в клубе кипит ключом, картежная игра в таком ходу, как редко в другое время: играет стар и млад, играют все, кроме грудных младенцев, которым по странному недоразумению запрещен вход в клуб. Прежде наш клуб выписывал хоть «Будильник», а теперь ровно ничего. Таким образом, карты являются единственным утешением для членов клуба. Впрочем, при клубе устроен буфет с крепкими напитками, торгующий очень бойко. Проиграть в винт и двадцать рублей у нас никому не жалко, а выписать газету — это всякий призадумается. Пропить несколько рублей в клубе или «угостительнице» Постникова — пустяки, а купить книгу, подписаться в нашей земской библиотеке — это другое дело.
—
Московское губернское по земским и городским делам присутствие разрешило на днях пререкание, возникшее между московским городским общественным управлением и обществом киево-воронежской железной дороги. Последнее уведомило городскую управу, что ему разрешена постройка линии от станции Брянск до Москвы, с соединительными ветвями от станции «Москва», московско-брянской железной дороги, до одной или нескольких станций сходящихся в Москве железных дорог. Препровождая план избранного обществом расположения станции в районе Дорогомилова, правление просило московскую городскую думу выразить свое согласие на соответственное изменение в плане города. Дума согласилась на это при условии, чтобы общество устроило за свой счет набережную реки-Москвы 10-саженной ширины на протяжении от Бородинского моста влево по направлению к товарной станции, до конца владения дороги, и устроило новый мост, по усмотрению городской думы, или взамен существующего Бородинского, вполне отвечающей требованиям современного движения, или же в другом месте, назначенном городским управлением. Кроме того дума потребовала, чтобы правление устроило на Дровяной площади или около той местности вторую товаро-пассажирскую станцию, которая должна быть соединена как с центральной станцией в Дорогомилове, так и с путями московско-казанской железной дороги, с присоединением к этим путям близ Симонова монастыря. Правление дороги обжаловало постановление думы в той его части, которая касается набережной, моста через Москву реку, станции на Дровяной площади и соединительных ветвей. Губернское присутствие признало, что лишение городской думы права высказаться в своем постановлении по подобным делам о разного рода условиях и требованиях, предъявляемых к заинтересованным лицам и учреждениям, представлялось бы ни на чем не основанным, и ввиду этого же усматривая какого-либо нарушения закона в постановлении думы относительно проектированного расположения в Москве станции московско-брянской железной дороги, ходатайство общества московско-киево-воронежской железной дороги оставило без последствия.
ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ
(ОЧЕРКИ, ВОСПОМИНАНИЯ, И ПРОЧ.)*
Что касается до игр, то в этом возрасте, вопреки воспитательным планам Императрицы Марии Феодоровны — Великих Князей более всего занимали военные игры. У них были оловянные солдатики, которых во время дурной погоды они расставляли по столам, а в хорошую погоду выносили в сад, где строили редуты, крепости. Из прочих военных игрушек у них были еще ружья, алебарды, гренадерские шапки, деревянный лошади, барабаны; но Ахвердов, не терпевший никакого шума, и военного в особенности, нередко приказывал Великим Князьям покрывать свои барабаны платком, чтобы заглушить нестерпимый для него треск. Впрочем, тот же Ахвердов сам учил Николая Павловича как строить или рисовать крепости, делал ему из воску бомбы, картечи, ядра, показывал как нападать на гавани, и проч.
Несмотря на любовь к военным играм, Николай Павлович в детстве отличался далеко невоинственным духом и во многих случаях был даже труслив. Так, например, он будучи пяти и даже шести лет, чрезвычайно боялся стрельбы. В первый раз ему самому случилось стрелять через два дня после того, как ему исполнилось шесть лет, т.-е. 27-го дня 1802 года. Это было в Гатчине. Оба Великих Князя за нисколько времени перед тем сами просили, чтобы им позволили эту забаву; но когда дело дошло до исполнения, то Николай Павлович испугался, стал плакать и убежал в беседку. Наблюдая военное ученье, происходившее перед окнами дворца в Гатчине, Николай Павлович при выстрелах трусил, плакал, затыкал себе уши и прятался. Однажды, гуляя в Гатчине, Николай Павлович не решился обойти кругом всю крепость, так как боялся пушек. Несмотря на это, любимые игры Великих Князей все-таки были игры военные.
Совершенно иначе играли братья с сестрой, Анной Павловной. Великая Княжна более всего любила представлять императрицу. Братья устраивали карету из стульев, Великая Княжна садилась в нее, а братья скакали по сторонам верхом на воображаемых конях, конвоируя ее. После коронации Александра I у детей осталось в памяти воспоминание о тогдашних празднествах, и они часто представляли коронации: императрицею была опять Великая Княжна, а императором всегда — Николай Павлович. Для этого они навешивали на себя все куски материи и платья, какие только можно было достать на половине Великой Княжны. Для представления же бриллиантов, короны, и проч., употребляли кусочки стекол, в виде груш, ромбоидов, и проч., которые по тогдашней моде бахромой привешивались под люстры в каждой комнате. Летом Великие Князья работали в отведенных им садиках, копали, возили землю в тачках, сажали цветы, капусту, и проч.
Бывали, впрочем, и ссоры, главным виновником которых всегда бывал Николай Павлович. Рассердившись на что-нибудь, он становился чрезвычайно придирчив и вспыльчив. Что бы с ним ни случалось: падал ли он или ушибался, или видел неисполнение своих желаний, он тотчас же начинал браниться, называл брата дураком, рубил своим топориком барабан, игрушки, ломал их, бил палкой или чем попало товарищей игр своих… Вспыльчивость его иногда доходила до того, что он плевал в лицо Великой Княжне Анне Павловне. Грубость, заносчивость и самонадеянность Николая Павловича постоянно огорчали приставленных к нему кавалеров, которые то и дело отмечали в журналах то «ton tranchant, avec lequel il a parté à table des affaires politiques», то жаловались на то, что Великий Князь «temoigne par ses mies plus d’une fois dans jornée l`envie de contredire ceux qui desapprouvaient ses fautes et cédait plutôt a la fermeté, qu aux remontrances» т. д. Впрочем, ссоры эти бывали недолговременны. Великих Князей разлучали, зачинщика или виноватого ставили в угол или на колени, отсылали на весь день в его комнату, где он должен был лить чай или ужинать один; сажали посреди комнаты на целый час на стул; иногда заставляли Николая Павловича явиться перед каким-нибудь посланником с изломанной шпагой его брата, и т. д.
Среди игр своим чередом шли уроки танцев, музыки, которою Николай Павловичу скоро возненавидел и бросил, рисования, Завода Божия, иностранных языков, математики, и др. Занятия эти, впрочем, шли не особенно успешно. Любознательный, любившей слушать, когда ему интересно рассказывают, Николай Павлович чрезвычайно не любил, когда ему приходилось что-нибудь делать самому. Особенно мучительны были для него «упражнения в сочинении». Даже в 1806м году, когда ему приходилось писать сочинения, он начинал, по словам его наставника, «вздыхать, уверять, что это для него самая трудная вещь в мире», и не прекращал этих жалоб до тех пор, пока не кончал неприятного для него дела. С интересом занимался Николай Павлович только физикой. Опыты занимали его настолько, что иногда, в виде наказания, его лишали права присутствовать при них.
Более серьезные занятия начались с 1809го года. Предполагая, что Великие Князья мало интересуются науками и вследствие пристрастия к военным зрелищам, Императрица Мария Феодоровна намеревалась сначала удалиться с ними в Гатчину и там продолжать воспитание в совершенном уединении, потом решила определить их в открывавшийся тогда лицей, выражала даже желание отправить их в лейпцигский университет. Кончилось однако тем, что решили пригласить нескольких профессоров для преподавания некоторых высших наук. С этой целью приглашены были профессора Щторх, Кукольник и Балугьянский, которые и начали читать Великому Князю политическую экономию, естественное право, и проч. Ученые однако не оправдали надежд Императрицы и не сумели заинтересовать Великого Князя, который называл их лекции «усыпительными».
«Не надо слишком долго останавливаться на отвлеченных предметах, которые потом забываются», говорил впоследствии Николай Павлович. «Я помню, как нас мучили над этим два человека, очень добрые может статься, и очень ученые, но оба несносные педанты: покойный Балугьянский и Кукольник. Один толковал нам на смеси всех языков, из которых не знал хорошо ни одного, о римских, немецких и Бог знает еще каких законах; другой что-то о мнимом «естественном» праве. В прибавку к нам еще являлся Шторх со своими усыпительными лекциями о политической экономии и что же выходило? На уроках этих господ мы или дремали, или рисовали какой-нибудь вздор, иногда собственные их карикатурные портреты, а потом к экзаменам выучивали что-нибудь вдолбяшку, без плода и пользы для будущего. По-моему, лучшая теория права — добрая нравственность, а она должна быть в сердце независимо от этих отвлеченностей, и иметь своим основанием религию».
В 1813м году Николай Павлович вместе с братом отправился за границу, куда перенесена была в то время война. По возвращении в Петербург восстановлены были прежние занятия, но лекции читались уже не так регулярно. Великие Князья стали присутствовать на парадах и военных ученьях, посещали арсеналы и другие военные учреждения, принимали участие во всех торжественных приемах и церемониях. Все это отнимало у них почти все свободное время и положительно не давало возможности слушать «усыпительных лекций» своих профессоров.
Насколько часты бывали в это время выезды Николая Павловича, можно судить по одной ничтожной подробности его туалетных счетов, а именно: в течение сентябрьской трети вымыто было для него перчаток 113 пар, а в продолжение январской трети 1815 года 93 пары.
Путешествием по России, которое совершил Николай Павлович в 1816 году в сопровождении двух из своих воспитателей, Глинки и Саврасова, закончено было его учебное воспитание. Генерал Ламсдорф получил графский титул, другие воспитатели тоже получили соответственные награды, и простились со своим воспитанником, которому через несколько лет после этого суждено было занять русский престол.