Черниговские старцы: Псалки и криптоглоссон

Черниговские старцы: Псалки и криптоглоссон. — Чернигов, 1899.

Народный опыт по всех его проявлениях всегда возбуждал к себе интереса., устное же слово народное в последнее время обращает, на себя особенное внимание, и довольно указать на издания Академии наук или Географического общества, чтобы видеть ширь и глубину той программы, какой держатся и исследователи  в данном направлении.

Тайный язык старцев относится к этой же области, до сих пор он не разработан, и только недавно впервые профессор венского университета, академик Ягич посвятил ему небольшую монографию. К сожалению, там обследован далеко не весь лексический материал уже известного русского тайноречия, к которому в настоящем очерке предлагается посильное добавление. В существенных чертах, этюд наш почти дословно повторяет высказанное ранее, при первом его появлении, будучи помещен сначала в одной провинциальной газете, вне своего района едва ли впрочем кому известной даже по названию, и потом вышедший в виде отдельных из нее оттисков в небольшом количестве экземпляров.

Для полноты представления о черниговских старцах, здесь предлагается несколько псалок из их репертуара. При записи этих духовных стихов преследовалась однако не столько фонетическая часть говора или наречия, сколько самый текст, в котором несомненно отразились те видоизменения, каким с течением времени подвергались псалки в сознании простого человека: с этой стороны они должны представить не одну любопытную черту.

Собственно о быте нищих читатель найдет всего лишь два-три слова, эпизодическую вставку мимоходом, так как вопрос этот не доставлял задачи этюда.

П. Тиханов.
Чернигов. 3 апреля 1899.

ЧЕРНИГОВСКИЕ СТАРЦЫ

(ПСАЛКИ И КРИПТОГЛОССОН)

По случаю торжественного перенесения мощей святителя Феодосия из Спасопреображенского собора в Борисоглебский, и ранее, в день празднования годовщины открытия мощей святителя, у обоих упомянутых храмов и возле прилегающего к ним бульвара можно было видеть множество простого народа, приходившего помолиться у раки черниговского чудотворца. Все это временное население Чернигова размещалось тут же, вблизи соборов.

Среди громадной толпы крестьян любопытный глаз мог заметить несколько кружков особенно людных, сошедшихся вплотную и видимо чем-то привлекавших к себе остальных паломников. Действительно, ухо простолюдина услаждалось здесь псалками, духовными стихами, что распевали народные рапсоды, слепые старцы, они же калеки-перехожие, они же южно-pyccкиe лирники и кобзари. Играть на лире в городе публично им однако нельзя было, и потому весь свой репертуар старцы напевали без аккомпанемента, выводя своеобразную мелодию стихов вполголоса.

Без сомнения, псалки лирников в каждой местности должны представлять более или менее заметные варианты. Выходя из крестьянской мало развитой среды, калеки-перехожие, старцы, лирники, большей частью ослепшие в детстве, перенимают текст стихов друг от друга исключительно устным образом. Так, преемственно из поколения в поколение, и притом совер-

— 2 — 

шенно случайно, переходит содержание псалок. Само собой разумеется, подобная передача стихов, где все держится на памяти, те или другие уклонения неизбежны, и вот почему всегда желательно собирание псалок или других народных произведений

Ниже мы встретимся с другим явлением, учреждением нищенских цеховых братств, где знание псалок и даже светских песен(?) ставится непременным условием принятия в братство нового сочлена.

Помимо важности самого текста в полном его составе, как он сохранился, некоторые частности его, иногда отдельный выражения бывают чрезвычайно интересны. Приведем пример обусловленной ассоциации в стихе псалки «Двенадцать пятниц», переданной одним из черниговских старцев.

Для сравнения передадим  начало псалки по двум брянским редакциям:

Прядите, братиe.
Послушаем про пиcaниe про Божие.
От святого отца нашего
Папа Клима рымского.
Есть написано
Двенадцать временных в году пятниц.
Первая великая временная пятница
После Сырной недели, па Хведоровской.
Кто ету пятницу будет посты постить, и проч. [1]

Вторая редакция:

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Первая великая пятница
Проти Сырной недели на Хведора… [2]

[1] Записано от слепого старца Прокофья Егорова из с. Голяжья, Брянского уезда (+1895).

[2] От слепого нищего Козьмы Черепкова из с. Упороя, того же уезда.

— 3 —

Черниговский калека-перехожий так поет это в своем местном изводе:

Устаньте вы, братие, вы послушайте.
Што написано у нашой книги
Дванадцять пятниц у году спостовать.
Первая вяликая возбранная у году пятница
После Сырной недели, вже Нахвед даровав. [1]

Предполагая в последнем случае обмолвку со стороны лирника, мы переспросили его, причем подсказывали истинный смысл стиха, и в ответ два раза получилось утвердительное: «Нет, не Хведор, а Нахвед даровав».

Таким образом, получилось: После Сырной недели, на Хведоровской, Проти Сырной недели на Хведора и После Сырной недели, вже Нахвед даровав. И может поручиться, что в будущем не образуется еще каких-либо вариантов, если где-нибудь теперь уже не существует их нисколько.

Обстоятельство это чисто филологического свойства, имеющее значение для народной этимологти. Но в данном случае исследователя старины должно остановить на ce6е еще другое — это живучесть в простом народе наиболее излюбленных легенд, с теми образами, которые отвечают духовным и нравственным идеалам русского человека.

Помещаем несколько духовных стихов, записанных нами в разное время от слепых старцев (калек-перехожих, лирников): две предпоследние псалкин несомненно книжного происхождения и останавливают на себе внимание как заученные наизусть простым неграмотными» человеком.

[1] От слепого нищего Ивана Силки, крестьянина с. Киселевки, в 12-ти верстах от Чернигова

— 4 —

I. ДВЕНАДЦАТЬ ПЯТНИЦ

Устаньте вы, братие, вы послушайте
Што написано у вашой книги
Двенадцать пятниц у году спостовать.
Первая вяликая вобранная у году пятница
После Сырной недели вже Нахвед даровав.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде от грехов смертельных:
Бог его вже да й помилуе.
А другая вяликая вобранная у году пятница
Проти святого Благовешшенья Бога нашего.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде от муки вечной:
Бог его вже да й помилуе.
Трейтяя вяликая вобранная у году пятница
Проти Святого христова Воскресения.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде от болезности наглой смерти:
Бог его вже да й помилуе.
Четвертая великая возбранная у году пятница
Проти Христова Вознесения.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде от тучи громовой:
Бог его вже да й помилуе.
Пятая вяликая возбранная у году пятница
Проти Духа-Троицы Живначальнаго дня.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде от воды и от потопу:
Бог его вже да й помилуе.

— 5 —

Шестая вяликая возбранная у году пятница
Протии пророка Ильи Наделяшшаго.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде от огню, от пожару:
Бог его вже да й помилуе.
Седьмая вяликая возбранная у году пятница
Проти Пресвятой Матерь-Богородицы.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде от лихорадки трясовой:
Бог его вже да й помилуе.
Восьмая вяликая возбранная у году пятница
Проти святога Поснага Ивана,
Честно главы сикновения его.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде от мечи и от посечи:
Бог его вже да й помилуе.
Девятая вяликая возбранная у году пятница
Проти Кузьмы и Демьяна и на сребреники.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде при путе при дороги:
Бог его вже да й помилуе.
Десятая вяликая возбранная у году пятница
Проти Михаилы архистрата, судьи праведнаго.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —
Тот человек сохранен он буде от звера зъеденого:
Бог его вже да й помилуе.
Одинадцатая вяликая возбранная у году пятница
Протии Рождествия Христа нашего.
Кто-ж тую пятницу постовать буде
З постами и з молитвами —

— 6 —

Тот человек сохранен будет от напасти наглой смерти:
Бог его вже да й помилуе.
Двенадцатая вяликая возбранная у году пятница
Протии святога Воскресения. Бога явления.
Заведуе Бог тыя души
И Сам Иисус Христос,
А споведуе Бог тыя души
Що пятники.
Приобщая Бог тыя души
Що суботу святог.
Да й  пойдут бо тыя души
У пресветлый рай.
Да й станьте-же вы, братие
Вы послушайте:
Приходите, християне,
Вы к святой церкви.
Создавайте нищим милостыню
Несговорную
И неосужденную.
Бо сговорна милостыня –
То не польза души.
Кто-ж сих пятниц не поймется
Альбы муж из женою не в советности живут
И не в любовности,
А начеется между ними чадо –
То непросто буде:
Альбы вор, Альбы кават,
Альбы разбойник большой:
Он над нами, христианы,
Злой да начальник буде.
Славен наш Бог.
Вже и прославився.
А велико имения.
Свят Господь над нами.

(От слепого нищего Ивана Силки,  крестьянина с. Киселевки, в двенадцати верстах от Чернигова)

— 7 —

II. БЛУДЯШЧИЙ ЧЕЛОВЕК

О, что у мири являеться,
И всегда стутечно (sic),
От человек начал грешить.
Вон бесконечно.
Вон грешачи — мыслить сабе:
Още я соби млад.
Покаюся предо смерты,
Не пойду во гад,
А як пойду у пекло, у гад —
Сам не буду рад.
Ступив у сабор у карчебной дом,
Хмелю закупив.
А укупивши и выпивши да й ум погубив.
Не пий, сыну, у неделю рано,
До служби вина:
Бо есть блуда много.
Зведе из ума.
А сатана услед ходить,
С ума празводыть,
На грех, на блуд, на разбойство людей и празводить.
Пришли к сыну блудяшчему отец и матерь,
На добрый ум научати.
Што жаль дитяти.
А вон од их как звер бежить,
Слова не любыть.
Опившись вон пьян сидыть,
Весело глосить:
— «Ой, Боже милостивый, што я починив,
Прокляв той час и годину што я согрешил.
Да умер грешний, некаюшчий,
Пришла к нему смерть.
Бежить грешний огнем-пеклом,
Хватився смутку.

— 8 —

И взрыв своего отца-матерь – просыть ретунку:
— «Ретуй мене отец й матер сясе муки.
Не подайте души моей у бесовски руки!»
— Нехай тебе, да мой сыну. Господь ретуе.
Што й живими и мертвими усих заведуе,
Што живих и мертвих усих обладуе.
Спогибай, сыну, у огне, у пекли.
Бо так заробыв.
Прозводили на добрий ум —
Ты не возлюбив.
Не слухал ты отца й матерь.
Ни добрих людей.
Буде твоя душа, да мой сыну.
У пекли погибать,
Покли приде Сам Сус Христос
Души ретовать,
Души ретовать.

III. ПЕЧАЕВСЬКА БОЖА МАТЕР

И сишла зара вечервая,
Над Почаевом стала.
Ой, вишло, вишло турэцке войско.
Таке чорно як хмара.
Турки с татарми в город вступали,
Монастыр  воевали.
Ой, вишел, вишел отец Железо.
Слезами уливае:
— Ой, ретуй, ретуй, Божа Матер.
Монастырь загибае.
— «Ой, не плачь, не плачь, отец Железо,
Монастырь не загине:
Мусемо статы.
Чуть показаты.
Монастыр ретоваты.

— 9 —

Ой, тые турки, злы недоверки.
На намастыр целяють.
Ой, ты я стрелы назад летели.
Сами их поубивали.
Ой, вишла, вишла Божия  Матер.
Да й на крыжеви стала,
Кули вертала.
Турки убивала.
Монастыр ретовала.
Дознались турки, зли недоверки,
Што то есть да Божия Матер.
Подписались до Почаева што руку-дань давать.
Ах, ви, турки, злы недоверки.
Много славы наробили:
У славном мести да й Вишнявчи
Кровь й з песком змесили.
Мы христиане, мы православныи,
Матери Божей вдаряемо.
Матери Божей Почаевськой сей поклон создаваемо:
Матерь Божа Печаевська
Весь мир буде ретовати.

(От слепого бандуриста, калики-перехожего Кондрата Самойленка, крестьянина с. Водилиц, в 35 верстах от Чернигова).

IV.

Ужаснися, человече,
Прослезися своим сердцем,
И душею помрачися,
Потеряв себе ты ныне
Во гресех своих.

***

— 10 —

Отложи свои забавы
И утехи сего мира,
Не отдайся в рабство вечне,
Не терай своей свободы —
Как жил Асирский царь.

***

Вон невинен быль владетель.
И взъявився женским зором,
Проводив всю жизнь забава.
За то вже себя несчастным –
Царь тот был Сартананал.

***

Угребайся от порока.
Ни к чему не быть пристрастным:
Когда и к ним пристрастишься.
Тогда поздно исправляться.
Тогда будешь без ума.

***

Не терай своей ты совести
И содружества юных дел,
Наипаче берегись разговоров
С женским полом
Не отдайся в плен.

***

Не губи своей ты совести
Безобразными делами,
Ты не будь привязан к оным,
И вбегай от них навеки.
И жива будет душа.

***

Углубися своим сердцем
И душею пребывай там,
Размышляя все в том часе,
Как во гробе пребывати —
Всегда будете в предмете.

***

— 11 —

Так Спаситель рек нам: «Будут
Дни последни страх великий.
Придут бедствыи ужасны.
Как них не бывало
От создания мира».

***

В те дни море возмутится
От превеликой грозной бури,
И свирепыми волнами
Устрашит смертельно
Всех живущих на земли.

***

Глас народа будет страшен,
И плач `оили преужасно, [1]
Возрыдают и восплачут.
Что спостигло злое время.
Куда нам сокрыться?

***

У те дни солнце не даст света,
В покрыет мрак селенной,
З неба звезды будут падать,
И все люди вострепещут,
О, беда несносна!

***

Побегут из сел и градов.
Все жилища вопустеют,
И не вобежишь и не обрящешь,
И горам-хвольмам воскликнуть:
У падите вы на нас!

***

[1] Выражения: «И плачь `оили» — старец произносил нераздельно, совершенно как бы то было одно слово: плачоили.

— 12 —

О, как придет та година.
И вострубат трубы грозны,
Вострепещутся и вбоятся
Основания земного.
Ах страшен тот день!

***

Слышен будет страшный гром.
И устоны есть ужасны,
Затрясутся мрачны гробы,
В них лежащие проснутся,
Спавшие от века.

***

Тогда мертвые восстанут,
Разлучатся на две части.
Скоро праведные люди
Вознесутся в рай пресветлый,
В царствие Вотца их.

***

А для грешных нет отрады,
Обличатся перед всеми.
И умножены, посрамлены.
Услышат глас прегрозный:
«Отыдите от Меня!»

***

Смотрит ад на их, свирепый,
И устрашает и зияет.
Он не може их дождаться,
Да скорей погубит их –
Вечно, без конца.

***

Тогда грешные восплачут.
Что дела их обличают,
И себя они судят сами,
Что воны повинны стали
Вечно лютой казни.

***

— 13 —

Татар пас свою разверзет, [1]
Ада князь явится,
Со властямы он своими
Против грешных ополчится.
Ох, увы, увы, реку.

***

Он зыд (?) жестокий зор свой,
Без защиты души грешны,
Будет больно их пронзати,
Адским жалом устрашати –
Их сердца прострелит.

***

Все неправдою живущих,
Милостыню несотворших,
Сребролюбцы, пиролюбцы:
Вечно будут плакать
Во адских заклепах.

***

Блуд творящих любодеев,
Да все гордостью живущих
Окованы будут вечно
Наследуют безду,
Пламень тогий угоеньский.

***

Звыше страшно глас раздастся.
Же стучеют страшны громы,
Возьмут злые змеи грешных
Преисподней муки вечной –
Вечная там тьма.

***

[1] «Татар нас» в устах слепого составляло одно слово тартарпас (тартар пасть…)

— 14 —

Все святые водворятся
В светлом граде, во прекрасном,
Звышним Богом озарятся.
Благодатию жить будут –
Вечно без конца.

***

Истребиться им от смерти,
И приближиться не смеит.
И явятся лики многи,
И начнут пути не престанут
Пострадавшего за нас.

***

Все святые водворятся
В вечных Божиих чертогах,
На главах их возблистают
Царские венцы златые
Во веки век веки (трижды).

(От слепого старца Ефима Штупуна, крестьянина с. Киенки, Черниговского уезда).

V.

Боже, зри мое смиренье.
Зри мои плачевны дни.
Зри мое, Ты, огорченье,
И меня не обвини.

***

Что я, смертна тварь, дерзаю
Говорить с моим Творцем.
Что я, грешник, называю
Беспорочного Отцем.

***

Будь мне, Боже, Презводитель.
И Заступник Ты мне будь,
Буди вечный мой Спаситель,
И моих слез не забудь.

***

— 15 —

Покажи мне путь спасенья.
В сердце утверди закон.
Приклони свой слух к моленью.
Ты услышь мой тяжкий стон.

***

Я к Тебе молитву слезну,
Мой Создатель, приношу.
Дай мне тишину любезну,
Со смирением прошу.

***

Всю надежду полагаю
На Тебя, Всеславный Царь.
И Тебя всегда взываю.
Не надеюся на тварь.

***

Ты мя, [1] Боже, не оставив,
Как оставит, человек.
И от бед меня избавил
И храпи меня во век. [2]

(От него же, Ефима Штупуна) 

[1] Мя слышалось совершенно как мья (mja)

[2] Ср. «Чернигов за 45 лет»: Черниговские Губернские ведомости. 1851, 1. стр. 5

VI. АЛЕКСЕЙ – ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ.

Во славном во городе Вихлиеме,
В лавном городе у Рыми.
Там жил-поживал князь Еухимьян царь.
С княгиней своей Ахлаидой.
Со княгинею своей абрученою.
Ня ‘мели аны чада ни ядинага.
Ня ‘мели аны чада ниякога.

— 16 —

Як стау он, царь, Бога просить.
До божией церкви ходить,
Службы-молебен нанимать.
Дак стау же Бога просить:
Создай, Ты, нам, Господи, чада хоть якога
Хоть яднога,
А при старости лет на прокормление,
А в младых летах на утешение.
А по смерти души на погребение,
Як дал жа им Бог младенца
Сына Аляксея.
Отдавал яго батюшка змалку у школу.
Яго родимая матушка у науку.
Небагато Ляксей грамоти учився,
Да багато Ляксей грамоти понявся:
Старая письмо напише,
А новая прочитае.
Як вырос Ляксей усполных лет.
Задумал яго батюшка ажанить.
Его радимая матушка адружить,
Ляксей ня мог батюшку агарчать.
А своей родной матушке ня мог и казать.
Повяли их у церкви нанасяродку.
Яго жена была княгиня Катярина.
Перевязывали шолковым платком руки.
Пиримянили золот перстень з рук на руки.
Привязли до князя Елхимионова двара.
Стали день пить и гулять,
Князеу пир справляти
И нищих-убогих надарати.
Ляксея младога прославляти.
Дождали до ночи божьей.
Алексей божий человек присмутел день.
Проплакал.

— 17 —

Павяли их во особую комнату на спокой,
Положили их на ложниы.
Небагата Ляксей на ложницы лежал,
Да багата Ляксей дум у галову брал.
Отдал ей шелков платок,
Золот перстень и пояс.
Приказал: биряжи вещей етых як мине.
Буде Бог судить нас умете,
Як тябе, так и мине.
А я пайду-сибе прахадюся.
За батюшку, за матушку Богу памалюся,
За тибе, княгиня Катарина,
За сибе, сына Ляксея маладога.
Пошоу Аляксей у свет божий.
Прошов Аляксей к синему мору
Прося Аляксей у Бога порады:
Дай-жа мне, Господи.
Час-годину,
Куды я надумувсь — туды стати.
Была тишин, а то став ветер.
Як жив Аляксей у чужой зямли
Тридцать три годы.
Да князь Хамиен разсылал свои письмы
По усих селах,
По усих городах,
По усих землях.
Ныне непайшов.
На тридцать четвертый год
Ен нишший-убогай приходя:
— Князю мой, Хамиен царь,
Княгиня Ахлаида,
Отвядите мне келью хочь якую,
Отвядите мне келью хочь ядину,
Да не ’твадитя мне на левом боци,

— 18 —

Отвядитя на правом боци,
Проти соньца на востоци.
Князь у яго пытаить:
—Ты нишший-убоий,
Ты приходяшший,
Чи не бачив, не чув мойго сына Аляксея?
Ен отвичаить:—«Я бачить — не бачив
И чуть —не чув,
Только з ним у адной школи обучались,
Ув адном городи проживали,
С ядиныя книжки читали,
С однаго пера писали,
На одной скамеице лежали,
Одним одеялом укрывались,
С одной полумиски едали,
Одной ложкой черпали».
Князь не послухав.
Отвел ему келью
На левом боци:
Туды ходили челядки,
Помыи выливали,
Просветлости души не давали.
Як жил жа  Аляксей целых семь лет
На батькином дворе,
На восьмый год став — переставивсь.
Стала та келья не такая.
Стала та келья золотая,
На ем нерукатваренная письмо,
На грудях у Ляксея, под печатию.
Никто-жь таго письма ня може узять
Да и прачитать.
Привяли князя Хамиена.
Княгиню Ахлаиду матеру.
Князь Хамиен узял письмо и прочитывал.
Упали на коленях, горько заплакали:

— 19 —

— «Сыну мой прелюбезный,
Сыну мой превачудный,
Святый Боже Аляксею!
Что ж ты нам не сознався,
Что-ж ты нам не признався?
Мы-б тебе пастроили келью не такую.
Пастроили бы келью золотую,
Проти соньца на востоци
И на правом боци».
Расплачитца яго жена,
Княгиня Катярина:
— «Мужу мой прелюбезный,
Мужу мой превачудный,
Святый Боже Аляксею!
Чаго-ж ты мине не сознався,
Чаго-ж ты ради славы не признався?
Я-б до тебе частей прихажала,
И пить и есть принашала,
Содевала-б тебе платьем не таким,
Содевала-б тебе платьем дарагим».
Панясли Аляксея до божией церкви.
Князь Хамиен злата-сребро свое выбирае
И людям яго высыпае,
И загадуе — шоб брали.
Никто-ж таго злата-серибра небрав.
Доступляютца глядеть святого Аляксея,
Божага угодника.
Ен их исцеляе:
Каторыи слепыи — стали прозращы,
Каторыи кривыи — стали прахадящы,
Каторыи немыи — стали проговорящы.
Принясли  Аляксея до церкви,
Палажили Аляксея у собори па прястоли,
Пирид царскими варатами,
Пирид чудовными абразами:

— 20 —

Заслужил вся службы.
Зачиталися книги.
Загарелиея свечи.
Зазвонилися звоны.
Растварались двери-царския враты,
Загласилися гласы иже херувимы,
Запелися гласы иже серахвимы.
Слава в вышних Богу,
На земли миру,
И в человецаъ благавалепия.
Хвалим Тебе,
Благословим Тебе,
Кланяемтмся, славословим Тя,
И благодарим  Тя
Великия ради славы Твоея, Господи.
Славен есть Бог
У сим Таин.
Боже славен,
Уже и прославився (трижды).
Велико имя Господне,
Самого Господа Бога.

(От Дениса Игнатьева Юркевича, из села Серовке, Гомельского уезда).

—

Там же, в этих кружках, где центром были кобзари, любопытный мог наблюдать еще одно явление.

Изредка слепые перебрасывались между собою несколькими отрывочными фразами на непонятном языке. Зная этот последний по другим источникам, мы заинтересовалась речью черниговских старцев, и по нашей просьбе они сообщили небогатый лексикон своего тайного языка. Некоторые выражения отсюда сходны с таковым же языком почепских лирников

— 21 —

и брянских нищих, [1] иные разнятся лишь слогоударением, и в таких случаях старец, делая поправку нашего вопроса, замечал, что-де «у вас hоворять тяжко, а у нас ниzко*.

«К числу великих лирницких секретов, говорить Боржковский, относится их язык. О существовали его даже из крестьян редкий кто знает… Сообщили мне слова под величайшим секретом, с просьбою не говорить об открывателе дедам, так как за это здорово придется поплатиться. Составлять словарь пришлось в продолжении нескольких лет. Относительно лирницкого языка (называют его лебийским, от слова лебий — дед, лобурськой мовою) нужно сказать, что он ревниво охраняется дедами только по традиции. Они говорят на нем когда никого нет, или так тихо, что никто не услышит их: следовательно употребляют его при таких обстоятельствах, когда могут говорить обыкновенным наречием». [2]

В противность только что приведенному свидетельству, можем сообщить, что каждый раз при нашем обращении к старцам, они изъявляли полнейшую готовность передать свой криптоглоссон, без каких бы то ни было с их стороны предупреждений. Помещаем весь этот лексически материал, добытый нами в Чернигове. Нищенский тайный язык называется здесь «старэцьким», он же и «любецкий» (любок — дед, старец, калика-перехожий). Для отличия, одну часть словаря мы озаглавили киенским языком (записан от нищих из Киенки[3]), другая носит название карховского языка, третья — гомельского. К этому мы присоединили еще тайный язык

[1] Оба они приведены ниже (III и IV).

[2] Боржковский: Лирники. Киевская Старина 1899, XXVI, 659.

[3] Деревня Киенка находится в шести верестах от Чернигова.

— 22 —

почепских лирников, брянских нищих, жиздринских странствующих портных и чемодановских шерстобитов, иначе — пластинский язык. [1] В конце приложен русский словоуказатель, где видна общность некоторых выражений и их изменение под влиянием местных условий.

[1] Чемодановка находится в Городищенском уезде Пензинской губернии. — Вот несколько слов об упомянутых шерстобитах. Работают они на стороне, отправляясь осенью партиями по два-три человека, и домой возвращаются весною. Проводя таким образом несколько месяцев на чужой стороне и работая в избе нанявшего их хозяина, причем кроме платы собственно за работу они получают пищу и ночлег, шерстобиты считали неудобным говорить что-нибудь между собою в тех случаях, когда разговори касался хозяев, находившихся в той же избе, почему и были вынуждены прибегнуть к изысканию иных способов объясняться. Сталкиваясь же во время своих путешествий с странствующими торговцами, нищими и попросту бродягами, шерстобиты узнали как поступают эти лица в однородных случаях, и не заимствуя целиком уже существующих условных речений, придумали свой собственный арго. По сообщению одного из шерстобитов и одного из бродячих швецов, шерстобиты, нищие, швецы и бродяги говорят-де, каждая профессия, на особом жаргоне (швецы, наприм., употребляют в своем языке приставки вроде: кезя — мезя). При этом нелишним будет заметить, что потребность иметь условный, секретный для посторонних способ выражаться шерстобитам и прочим отхожим промышленникам необходима, так как по-видимому все эти люди кроме своего специального ремесла ее прочь поработать с ломом около амбаров и сундуков, а подчас заняться и кровопусканием. Разумеется утверждать это рискованно, за неимением доказательств, но если покопаться в уголовной статистике, мне думается — найдутся случаи, оправдывающее сказанное предположение (Из частного письма С. П. Шульгина, которому приносим благодарность за сообщение пластинского языка).

— 23 —

I. КИЕНСКИЙ

— 24 —

— 25 —

— 26 —

II. КАРХОВСКИЙ

— 27 —

III.ПОЧЕПСКОЙ

[1] Записано от слепого старца (любка) Филиппа Гаврилова Колесника, крестьянина с Карховки, Черниговского уезда.

— 28 —

— 29 —

IV. ГОМЕЛЬСКИЙ

[1] Записано от слепого кобзаря Семена Витюкова из Романовки, что под Почепом (Мглинского уезда)

— 30 —

V. БРЯНСКИЙ

[1] От калики перехожего Дениса Васильева Юркевича, из Гомельского уезда

— 31 —

— 32 —

— 33 —

VI. ЖИЗДРИНСКИЙ

[1] Записано от слепого старца Карпа Антонова Перфильева, из села Голяжья, Брянского уезда

— 34 —

— 35 —

VII. ПЛАСТИНСКИЙ

[1] Сообщил брянский торговец Д. Е. Сеничев

— 36 —

— 37 —

— 38 —

РУССКИЙ СЛОВОУКАЗАТЕЛЬ

— 39 —

— 40 —

— 41 —

— 42 —

— 43 —

— 44 —

— 45 —

— 46 —

—

Из этого материала видно, что многие слова несомненно греческого происхождения, наприм.: Ахвес и Охвис, галость и явость, декун, микрый, клюса, махлыч и махир, улепать, имелька и мерьяс, кресо, трепелый, херка, и проч., если же добавить к сему выражения офенские, также греческие, то получится количество еще большее. Между приведенными словами есть несколько местных, есть выражения цыганские: котерь, сымарь или сумарь (южно-русское ракло — мазурик, или жулик, тоже взято из языка цыганского). Есть немецкое Haus (хаз), еврейское — шихта, татарское — бусать, польское — кобухвея, шведское — Стод (Стота) Бог, ангел, и проч. Есть слова непонятные, наприм. дельга, ленюга — вода, etc.; иные же напротив деланные, как бы указывающие на семинарское происхождеие, например липус – лапти, и др. На этот последний источник, помнится, указывал И. М. Снегирев, заметив, что некогда знаменитая сосенка на питейном доме не каламбур ли какого книжного человека?

— 47 —

Не говоря о словах, составленных искусственно, каковы: бездесь, накуправо, и т. п., многие из выражений всех приведенных языков сходны между собою. [1]

Язык нищих, офеней, etc., включительно до какого-либо тайного, условного, образовавшись под влиянием русской речи, тем самым во всем строе своем и во всех видоизменениях подчиняется законам языка господствующего, великорусского. Особой грамматики сего языка поэтому нет и быть не может, иначе за жаргоном или каким-нибудь языком искусственным следовало бы признать самостоятельность, на что он права не имеет. [2] Исключение составляет язык цыганский (в польском синоним плутовского) и отлично организованный жаргон немецких мошенников: образованный из древне-еврейского с примесью разных говоров немецкого, язык этот (Ganner-sprache), по свидетельству В. Ave-Lallemant — совершенно обособился и имеет свои правила. Не то, говорим, с языком нашихх нищих, офеней, музыкой, и т. п. Возьмем на выдержку слово микрый — малый. Это чисто греческое слово русский человек освоил и сделал отсюда: микреньий — маленький, микрец — малец, и проч. Или: ерой — старый, давшее: еряк — старик, ерячок — старичок. ерший — старший (даже в значении офицера), atc.

[1] В языке лирников г. Николайчик узнал слова шаповалов местечка Нового Ропска, Новозыбковского уеда, Черниговской губернии (Киевская Старина 1890, XXIX (IV), стр. 121 —130).

[2] Тождественный взгляд высказывайт Е. Романов (Живая Старина: 1890, I, 11; Этнографическое Обозрение: 1891, 127) и Попроцкий (Материалы для географии и статистики Poccии: Калужская губерния. СПб., 1804, II, 188). Тоже самое говорит Моро-Кристоф относительно французского argot (W. Duckett: Dictionnaire. 1852, 795, s. v.).

— 48 —

Склонение всех этих слов будет совершенно русское, причем числительные подчиняются или русским законам или строю языка церковно-славянского. Местоимения или общие с языком русским, или же свои (у офеней). Спряжение глаголов — русское. Так, взятое с греческого «кимать» будет: кимаю, кимаешь, и т. дал. Hаречия, предлоги и союзы, также как у офеней, в музыке и вообще в жаргоне — русские, но междометия как производная часть речи — могут быть свои.

«О причине и времени возникновений лирницкого (тайного) языка г. Боржковский ничего не узнал от дедов. Но тут же добавляет: «между старыми лирниками может быть и есть предание об этом».

Далее он приводит выдержку из галицкого журнала «Зоря», где некто Викторин сообщает о сем языке следующее:

«Походит она (дедовска жебрацка мова), як каже Павло (бывший поводырь, от которого г. Викторин записал ее) — з часов панщины. Дедами, каже, бували тогде не сами старце, калеки, немочни; дедами перебирались и здорови селяне, що втекали од панов, щоб бути вольными».

Эти мнимые деды мстили-де своим панам. «От-же ти деды змовляються на що недобре, то звычайно ради бы упевнитися, щобы их хто не подслухав, або подслухавши бодай не зараз порозумев усе. Од певно пошло, що попридумували багато слов, зрозумелых хиба им самым, а переплетаючи ними звычайну беседу, чинили еи нерозумелою сумешкою».

Справедливы ли эти слова о причине и времени возникновения дедовского языка — не знаю, говорить г. Боржковский. [1]

[1] Киевская Старина 1889, XXVI.

— 49 —

Повторим здесь высказанное нами ранее по поводу тайного языка брянских нищих в реферате, читанном на одном из заседаний Императорского Общества любителей древней письменности. [1]

Бедный и составленный исключительно про свой немудрый обиход, язык старцев, нищих, калек-перехожих напоминает собою другие такие же языки, наприм. ближе всего жаргон офеней, прасолов, лаборей. и проч. Последние говорят всегда малорусским наречием, и, кроме того, имеют еще свой особый язык, на котором разговаривают между собою в дороге, перед чужими. [2]

В Описании Кричевского графства, составленном Андреем Мейером в 1786 году, есть весьма любопытное указание на особый язык местного населения. [3] «Я думаю, говорить автор Описания — что не противно будет, если я упомяну здесь о том наречии, которым все (?) кричевские мещане, портные, сапожники и других мастерств люди, а особливо живущиее около польской границы корелы (не от корелов, а от грабежей своих так названные крестьяне) между собою изъясняются. Сие наречие подобно многим российским, а особливо суздальскому, введено в употребление праздношатавшимся и в распутстве жившими мастеровыми, которые привыкнув уже к ленности и пьянству, принужденными находились для про-

[1]           См. Брянский Вестник 1895 года и в отдельном издании: Брянские старцы, в. III: Тайный язык нищих. Этнологический очерк.

[2]           Ставровский: Лабори — исторический очерк. Виленский сборник,  1869, т. I, стр. 121 и 131.

[3]           Кричев — ныне безуездный город Могилевской губернии По присоединении Северо-Западного края к России, Кричевское староство пожаловано было Императрицею Екатериною Потемкину.

— 50 — 

Кормления своего оное выдумать и сплесть, дабы посторонние их не разумели, и они всех тем удобнее обкрадывать и мошенничать могли. Оно не основано ни на каких правилах, и кроме множества произволно вымышленных, состоит еще из переломанных немецких и латинских слов. Употребляемая между ими таковая речь называется здесь отверницкою или отвращенною» [1].

Архаичное «отверницкий» надо понимать тут в настоящем его смысле, как «враждебный», наприм.: îáèä#ma# îòâåðíûìè ïîäîáàåò ïî÷åñòè. [2] В Тлковании неудобт познаваемых речем îòâåðíü имеет другое значение. [3] Любопытен факт, что в обыкновенной литературной речи слово «отвратный» отмечается как непонятное [4].

[1] Описание Кричевского графства, дд. 4 об. – 6. Подлинная рукопись хранится в библиотеке Казанского университета; мы пользовались копиею, находящеюся в архиве Императорского Русского Географического Общества. Об этом произведении А. Мейера см. в Описании рукописей И. Казанского университета, составленном А. И. Артемьевым (Летопись занятий Археографической комиссии. 1876 – 1877. СПб., 1884, в. VII, отд. III, стр. 19 – 22).

[2] Миклошич: Lexicon, 572.

[3] Калайдович: Иоанн экзарх Болгарский, 196, XIII; ср. Миклошич, 507

[4] См. критический разбор мнения Лобанова в Соврменнике (1836, III, проза, стр. 96). Ср. вторую строфу в третьей псальме, помещенной в статье кн. П. П. Вяземского: «Собрание факлимиле и материалов по книгопечатному делу в портфеле Т. Ф. Большакова» (Памятники древней письменности: 1879, IV, стр. 14 (2), или во втором издании трудов кн. Вяземского стр. 339. Не знаем, кому принадлежит чтение при первом напечатании псальмы: «О когда убуду ^ врать попранный…», но оно неверно, ибо дело идет о кающемся грешнике, о вратах же (рая) там нет помину).

— 51 —

Язык офеней (торгашей-ходебщиков) также служитим для разговоров только в присутствии других, между собою же они говорят всегда языком общим, великорусским. [1]

То же самое говорит г. Романов о катрушницком лемезене, тайном языке шаповалов. «Лемезень свой катрушники-шаповалы употребляют только вне дома, в рабочих отлучках, и никогда не говорят на нем на родине. Делается это во-первых, из нежелания его профанировать (sic), во-вторых, из опасения, чтобы не изучили его местные евреи, эксплуатирующие, как и везде, темную народную массу. Осторожность шаповалов дошла в этом отношении до того, что лемезень их неизвестен даже членам семьи, езанимающимся шаповальством». [2]

То же самое надо сказать и отосительно языка прасолов, [3] швецов в Симбирской губернии, [4] и проч.

[1] К. Тихонравов: Владимирский Сборник, 1857, стр. 24; Вестник И. Русского Географического Общества, 1857, XIX: Исследования и материалы, стр. 95

[2] Живая Старина: I, стр. 11

[3] Мартынов: Язык прасолов (Тульские Губернские Ведомости 1870, 44); ср. Срезневский (Срезнев): Афинский язык. Отечественные Записки 1839, т. V(сентябрь), отд. VIII, смесь, 4 – 5. Глагол прасолить в смысле барышничать – употребляет кормчая XV века, рукопись Соловецкой библиотеки (Православный Собеседник 1860, VI, 313). В. немецкой литературе есть небольшой словарь подобных же торговцев, изданный И. Вольфом: Die geheime sprache derHandelsleute, etc. Essen, 1879. – Ave-Lllemant также говорит об особом языке торговцев (Das deutsche Gaunerthum, II, 193, примечание)

[4] Липинский и Скрябин (М.): Материалы для географии и статистики России. Симбирская губерния. СПб., 1868. II, 436 – 437. В. Н. Добровольский: О дорогобужских мещанах и их шубрейском или кубрацком языке, СПб., 1898, стр. 12 и  др. 

— 52 —

Кому не известно также, что из желания скрыть от покупателя настоящую цену товара, чуть ли не в каждом магазине  введены свои тайныя отметки, для чего подбирают какое-либо слово или речение из десяти разных букв, наприм.: Португалия, правосудие, Иерусалим, люби правду, пучеглазый, царское имя, хлеб и соль, республика, Got hilf uns, borge nicht, gardez vous, и т. подобн., которые и служат затем условными цифрами, причем в отметках большие литеры означают рубли, строчныя —копейки».[1]

Есть нарочито тайный язык, известный argot (немецк. rothwälsсh, Gaunersparche, англ, cant, slang), собственно воровской язык, язык мошенников. Далее, есть особый язык тюремных сидельцев и вообще мест заключения; язык ссыльных и арестантов, состоящий из своих речений; припомним здесь оригинальный язык декабристов, которые, будучи в Петропавловской крепости перегонаривались-де между собою постукиваньем. [2] Есть школьный жаргон, жаргон канцелярий, военный, условный язык цветов и цвета (окраски), [3] некогда был язык мушек, веера, есть язык перчаток, [4] язык сургуч-

[1]           О пометах на товаре у офеней см. в статье Трохимовского: «Офени» — Русский Вестник 1860, V, 582. Ave-Lallemant: Das deutscheGaunerthum, II, 193, примеч. И. Шульгин: Опыт системы энциклопедии словесности. Вильна, 1859, стр. 19 – 20.

[2] Нечто невероятное о подобном же языке помещено в Русской Старине 1898 года: IX. 597 — 598.

[3]           См.. W. Wackernagel: Die Farben und Blumensprache des Mittelalters. – C. Bűrger: Bluemensprache. – Charlotte de la Tour: Le langage des fleurs P., 1876. – Almanch de langage des fleurs. P., 1888 – Fr. Portal: Des couleurs symbolique dans l`antiquite, le moyen âge et temps modernes. P., 1837. – Есть указания в превосходных трудах чеха Чепека Зиберта и проч.

[4]           С.-Петербургские Ведомости 1893, 229. – Курские Губернские Ведомости 1896, 96.

— 53 —

ных печатей, [1] ярлыков, [2] и проч. Извстен типичный язык семинаристов (бурсы), наприм.: есциты— получавшиее такое название от отметки в нотате авдитора: ns (nesciens), энбеи – от nb (non bene), еранцы – от erans (есть фамилия Еранцовых), амартаны – от άμ (αρτάνον) [3]. Для условных переговоров, на

[1] Сын Отечества 1893, 318.

[2] Вот какое предостережение путешественникам за границей предлагает одна газета. Уезжая из какого-нибудь города, читаем там – тщательно осматривайте ваши чемоданы и сундуки. Если вы увидите на них ярлыки и объявления той гостиницы, где вы останавливались, сорвите их поскоерее, во избежание недоразумений и неприятностей. Не думайте, что эти ярлыки с адресом отеля простая реклама: это ваш паспорт, выданный вам кельнерами для кельнеров той гостиницы, где вы остановитесь в следующем городе. Этот паспорт говорит: есть ли у вас деньги и щедры ли вы, он указывает также простоваты ли вы или себе на уме… Сообщаются же эти сведения особым способом наклейки ярлыка-рекламы: прямо, косо, наоборот, на крышке, на ден, на боках чемодана… Более интимные сведения пишутся на оборотной стороне бланка (Русское Слово 1895, 207). – Недавно открыт язык конокрадов, широко раскинувших свою деятельность в подгородных местностях Варшавы (Курские Губ. Вдеомости 1896, 77). Об этом языке у цыган см. Hans Gross: Handbuch fürUntersuchngsrichter, etc. Graz, 1893, 196 (книга Гросса – труд замечательный).

[3] Архимандрит Антонин (Капустин): Поездка в Румелию, стр. 17. – См. Очерки бурсы Помяловского, где приведено очень много слов из семинарского жаргона. У Малеонского в его романе: «Вышеславцев» встречается несколько подобных выражений, и некотор.др. Не так давно вышел целый словарь французского военно-школьного жаргона: L`Argot de Saint-Syr (Paris, 1893, стр. 75), где в качестве предисловия помещено весьма любопытное письмо воспитанника к своему товарищу: понять это послание без помощи лексикона решительно невозможно. Выдержки из жаргона С.-Сирской школы по журналуL`Illustration приведены в Изборнике Разведчика: 1896, II, 59 – 96.

— 54 —

Руси изстари служил между прочим свист, употреблявшийся не одними разбойниками. Известна народная песня:

Научить ли тя, Ванюша,
Как ко мне ходить:
Ты не улицей ходи –
Переулочком,
Ты не голосом кричи —
Соловьем свищи,
Чтобы я млада-младенька
Догадал[а]ся,
И с пиру бы-со беседы
Поднималася…

—

Перечислить все условные (тайные) языки или жаргон отдельных классов — нет никакой возможности, ибо здесь открытое и безграничное поле самой пылкой фантазии, причем каждая риторическая фигура, будь то метафора, ирония, аллегория, etc., однажды принимаясь известным кружком тем самым уже получает в нем право гражданства и понемногу вступает затем в общий оборот, при случае заменяя собою обычное слово.[1]

[1] В. Шерцль: О словах с противоположными значениями. Воронеж, 1884. – Поптку перечислить условные языки в Германии см. у Ave-Lallemant в его известном сочинении: Das deutsche Gannerthhum. Что до употребления жаргона и степения распространения какого-либо слоа, то об этом никогда ничего с точностью сказать нельзя, и какое-нибудь областное выражение также легко заносится в другое место и там усваивается,как и наиболее употребительные, пришедшие путем литературы (собственно изящной словесности) или науки (популяризация терминов): Известия И. Академии наук, 1853, II. Материалы для словаря. Заметка К. Ф. Рулье относительно областных выражений (XXIV, 380).

— 55 —

К этой же категории жаргона (или вернее —арго) надо отнести и условный язык, сделанный из языка обыкновенного.

Самый общеупотребительный и самый относительно старинный язык этого рода есть так называемый разговор по херам, когда слог хер (произношение буквы Х церковнно-славянского алфавита) или какой другой, что все равно — вставляется между каждым елогом ироизносимого слова, нричем к началу, а иногда и к окончанию слова также приставляется избранный слог.

По этой системе предложено, нанрим., «покурим трубочки» будет таково: херпохеркухеррим хертрухертрухербочхеркихер.

Или последний слог каждого слова складывают по церковно-славянскому произношению, для вящей же темноты и невразумительности слова произносить скоро и делают на конце особое ударене, так сказать отчеканивают последний слог: покурим-мыслете-ер-м [1] трубочки-како-иже-ки.

Говорят также заранее условясь в известных приставках к слову, причем самые выражения разделяют наполы и ставят эти части одну на место другой: ши-бочки-тру-цы рим-поку-тацы, здесь ши и цы — условные приставки, бочки — вторая половина слова, тру — первая (трубочки), рим — вторая половина, иску — первая (покурим), тацы — приставка, и т. подобн.

Воспитанники одного духовного училища говорят между собою на всевозможных, условных языках, все достоинство которых сводится к тому, чтобы посторонний не мог понимать их; с этою же целью и названия языков самые разнообразные, наприм,: микофарский язык, сирамский, котский, и др. Приведем одну

[1] См. ниже написание сего слога в записке Царя Алексея Михайловича к стольнику Матюшкину.

— 56 —

фразу на двух первых языках, микофарском и сирамском. Так, малорусское: «Дай минi трошки хлiба» — будет по микофарски: «Давай мизинiзi трозошкизи хлiзiбаза». А по сирамски: «Данавай минивi троновошкиниви хлiнiвiбанава». [1]

Следует сказать, что язык argot не настолько богат, чтобы на нем существовали непременно все выражения, почему для образования нового слова — к обыкновенному речению приставляют какой-нибудь слог, и с таким окончанием известное выражение, находясь в ряду других действительпо непонятных (изобретенных, придумавных), становится уже положительно неузнаваемо. [2]

Не можем не отметить здесь следующего обстоятельства: даже у Резьян, народца относительно небольшого, исследователь их языка подметил еще особливый, тайный, никому посто-

[1] Сообщил П. М. Добровольский. – Немецкий Carbonari-Sprache составлен подобным же образом. Так, фраза: Heinrich Korn wurde beutevernommen… получает такой вид: hacheinonroricenhach Kakorornon wachurordude hacheutute cacherornonomomenon… (Monfort: Anweisung zur Scnell undGeheimschrift, etc. Berlin, третье издание, без года). См. также у  академика И. В. Ягича: Die Geheimsprachen bei den Slaven. Wien, 1895 стр. 8 – 9. Пример другого рода криптоглоссы: L`abbaye de monte-á-regret m`attend; qu`on me fauche le colas… je fait suer le chėne sur le grand trimard (меня ждет гильотина; мне отрубят голову; я убил на большой дороге). W. Duckett: Dictionnire, I, 795b.

[2] См. Русско-Нищенский словарь, составленный из разговора, нищих Слуцкого уезда, Минской губернии, местечка Семежева, и отзыв о нем акаемика А. Ф. Бычкова (Сборник отделения русского языка и словесности И. Академии наук, 1881, XXI стр. XXIII – XXXIV). В словаре этом немаловажную роль играют приставки к словам обыкновенным, для затемнения их смысла непосвященным (приставляются слоги бе и ку). У французов для образования quasi-непонятного слова прибавлют к обыкновенному речению слог mre (W. Duckett, I, 795а).

— 57 —

роннему непонятный; автору заметки о сем удалось слышать всего лишь несколько фраз этого языка, состоящих главным образом из обыкновенных резьянских слов, но употребленных в иносказательном, переносном смысле. [1]

Относительно происхождения слова argot, мнения расходятся. Так, Фюретьер (Furetiere) выводить его от города Аргоса, потому что, говорит он, большая часть выражений сего языка составлена из слов заимствованных с греческого». Приводим это мнение как одно из распространенных наиболее, хотя предположение Фюретьера, по замечанию Моро-Кристофа, и опровергается Гранвилем в его поэме «Картуш». [2] Дюша напротив производит этот язык от имени Ragot, некоего бродяги времен Людовика XII: отсюда и произошло-де выражение rgoter вместо grommeler и murmurer, в смысле канючить, христарадничать. [3] Клавье видит корень сего слова в латинском ergo. [4] Тротц говорит что это rothwälsch (тоже

[1] Славянский Сборник, 1876: Резья и Резьяны, 223 -371; ср. также Сборник Отделения русского языка и словесности И. Академии наук, т. XXI, статью Срезневского о Фриульских славянах: 5, стр. 56. — Интересуясь воровским арго, мы обратились через один петербургский книжный магазин в Стокгольм  с запросом — нет ли  там каких словарей в этом роде, на что получен следующий ответ:              «Da hier im Lande die Gaunerschaft kaum im Entstehen begriffenund noch lange nicht so ausgebildet ist wie zum Beispiel in Berlin, Paris und London, so existirt leider noch kein derartiges Lexicon, da die Sprache hefür nochnicht entstanden ist».

[2] Cartouche on la Vice puni (песнь Х). Книга эта перепечатана в 1827 году, но делаеко не в полном виде местами не совсем точно (см. о ней в словаре Дюкетта).

[3] Duchat в примечаниях к Рабле: кн. II, гл. 2 (W. Duckett, I, 794a).

[4] См. Этимологический словарь Рокфора (W. Duckett, ibid.)

— 58 —

что argot) — eine unverständliche  Spitzbubensprache, непонятный мошеннический язык, и рядом в польской глоссе поясняет: язык цыганский,которым rabusiowe i lotrowe zwykli mowic». [1] Ру называет его Bettelspraсhe (язык нищих). [2] Ноэль и Шапсаль опредtляют жаргон как langue des filous. [3] Кроме rotbwälsch, у немцев есть еще другое название сего языка — kokamloschen и jadzinken, что собственно значит язык ловкачей (пройдох), представляет же он собою смесь простонародного верхнее-немецкого и жидовско-немецкого жаргона, и т. п., и судя по оборотам речи и построению фразы можно с достоверностью сказать, что первые изобретатели сего языка были евреи. В одной брошюре Общества поощрения духовно-нравственного чтения сказано, что воровские мошеннические шайки в Лондоне говорят своим особым, варварским языком. [4] У русской голи перекатной жаргон ее называется «музыкой», и самое выражение «ходить по музыке» значит вовровать, мошенничать.

Весьма типичное название этих людей – золоторотец – давно получило право гражданства и употребляется почти всюду, во всей России, хотя есть у них и свои особенные или скорее

[1] Словарь. Лейпциг, 1803. I, 381. Здесь выражение: «цыганский» надо понимать в смысле плутовского, воровского и т. п. (Linde, изд. 1854, I, 337 и след.), собственно же язык цыган не имеет ничего общего с argot, и в отношении лексическом он прекрасно разработан (см. труды Пота, Миклошича, Влислоцкого, и др.). Перечень сочинений о цыганах в России, см. у К. Пашканова: Цыганы, etc. СПб., 1887, стр. 140 -146; см. также очерк Д. Суручана в Новороссийском Календаре на 1892 год, отд. IV, стр. 93 – 106, и проч.

[2] Fr. Roux: Dictionnaire, s. v.

[3] Dictionnaire, s. v.

[4] В притоне лондонских воров. СПб., 1875. Ср. у А. Я. Пухмайерав грамматике цыганского языка приложение «Hantyrka» (воровской чешский язык).Prag, 1821, 81 – 88; Gartenlaube 1891, стр. 812 и след. C. W. Zimmermann: Die Diebe in Berlin, etc.

— 59 —

местные названия. Так, в Петербурге это мазурики, мазура проклятая, кадеты вяземской лавры; в Москве это жулики, жулябия, хитровцы; в Харькове их зовут раклы (ед. ракле); в Саратове — корсак, галаховец; в Орле это босяки, в Темрюке они известны под именем «голяков», в Рыбинске их величают «мартышками» и «зимогорами» (так как зимою-де им приходится горевать), в Тобольске их называют «жиганы», вОдессе «ночные птицы», в Балте им дают название «красноярцев» (от предместья Красный Яр), и проч. Со времени последней сербо-турецкой войны возникло новое название босяков — «добровольцы золотой роты босого батальона». Название «босяк» как родовое встречается вврочем и в других местностях. Называют их также «посадскими» (в Кронштадте), в Казани «суконщиками», от пригородной Суконной слободы, некогда населенной фабричными, отличавшимися буйным характером. В прибалтийских губерниях к босякам и золоторотцам применяют русское Karmantschik (карманщик, буквально значит мошенник). [1] Как выродилось понятие сего последнего слова можно судить по тому, что в старину мошеннический промысел не считался зазорным, им занимались наравне с другими ремеслами, и в городах, наприм. в Можайске, были целые улицы, по официальной переписи значившиеся как заселенные мошенниками [занимавшимися шитьем (кожаных) кошельков]. Между прочим, не отсюда ли ироническое народное «обшить» в значении обмануть, а «шитик» в смысле мошенник?

[1] М. Stillmark: «Jurri Blatt und Genossen (Ein Beitrag zur Charakteristik der jugendlichen Verbrecher in Dorpat». Baltishe Monatsschrift, 1866, IX, 188: Der Volksausdruck (für Taschendiebe) hiefür (в Юрьеве) ist Karmantschik. – О немецком Gauner см. Joseph Kehrein: Onomatisches Wöterbuch. Wiesbaden. 1862, стр. 262.

— 60 —

В старину на Руси мошенников звали костарями. Собственно костарить значит ловко попадать биткою в бабки, отсюда костарь или костарь — сначала искусный игров в бабки, и потом — мошенник, то же что зернщик, промыслявший игрою в кости, ныяешний шуллер. Похождения костарей далеко внрочем оставляют за собою подвиги теперешпих мазуриков: это было нечто ужасное, сколько можно судить по эпизодам, сохранившимся в древних актах. Приведем на выдержку один из множества подобных, встреченный нами в грамоте великого князя Ивана Васильевича (1546 года марта 26) крестьянам и присельчанам Антропьевской слободы, на реке Лузе, в Устюжском уезде. В грамоте повторяются следующее мотивы жалобщиков: «… и держать де им того стану непочему, и того станового двора ставить им нечем, и держать его некому, потому что де у них в той слободке доводчик корчму держал сильно, а прежде сего у них корчмы не бывало в той слободке, а та де их слободка стоит надорогах, на великопермьской, и на вятцкой и на велегоцкой, и с тех де у них дорог на тот становой двор на корчму приходят всяше люди: тати и разбойники и костари, и у того доводчика корчму пьют всегда, и тех слободцких людей бьют и грабят и крадут, и проходу мимо того двора слобожанам нет, потому что многих людей до смерти бьют, и теми людьми мертвыми их (слобожан) подметывают, и (тем) чинят им убытки великие» … [1]

[1] Вологодские акты, хранящееся в Археографической Комиссии. Ср. вирш Климентия Зиновиева сына, иеромонаха времен Мазепы: «О костарях»:

… где пройгравшись ничого дать, перста одсицают.
А часом отризуют уста або губи
и вводят злие раби злих рабов до згуби,
А под час за перста ног висят и щезают,
и наглее з свита сего на той изхаждают….
(Основа: 1861, I, 230)

— 61 —

Происхлждение тайного языка или что то же тайнописи (криптография, стеганография) восходит к глубокой древности и возникло из потребности не допускать до всеобщего сведения таких известий или событий, которые по существу своему предназначались лишь до определенного (своего) кружкаЮ для некоторых лиц. Средства к сему были различны. Писали так называемыми симпатическими (невидимыми) чернилами, способ вызывать которые известен был только тому, кому адресовалась тайнопись. Изобретали также для сей цели особые письмена. О первом приеме говорит Геродот, и приводит несколько примеров подобной тайнописи. Собственно же криптографию находим у спартанцев, о чем упоминает Плутарх. [1] Особенно сильное развитие получил тайный язык у христиан первых веков, когда преимущественно господствовала символика, аллегорические изображения и эмблемы, в коих скрывалась идея о Божественном Искупителе мира и Его учении (Орфей, Добрый Пастырь, образовавшийся из Гермеса криофора, рыба, якорь и мн. др.). [2]

С течением времени криптография постепенно теряла свой прежний характер, и теперь уступка тайнописи и иной взгляд на нее могут быть оправдываемы по отношению разве кь выс-

[1] Подробно о сем говорит Eduard B. Fleissner v. Wostrowitz: Handbuch der Kryptographie. Wien, 1881; см. также у Лавровского: Старорусское тайиописание (Древности, III, 1, 29 и след.); A.Rich: Dictionnaire des antiquites remains et grecques (Paris, 1891), стр. 571, и проч.

[2] См. словари: W. Smith and Cheethm, Migne, J. X. Krauss, Martigny, Schenkel; E. Reussens: Elements d`Archeologie chretienne (Louvain, 1871); H. H. Bergner: Der Gute Hirt in der altchristlichen Kunst (Berlin, 1890); Menzel: Christliche Symbolik (Regensburg, 1854); Friedreich: Die Symbolik und Mythlogie der Natur (Würzburg, 1859) и мн. др., в частности: Attribute der Heiligen (Hanover, 1843); Лэпковского: Ikonografia (Warszawa, 1857), и проч.

 — 62 —

шим целям, ей преследуемым: такова наприм. дипломатическая или какая-либо другая важная переписка, где есть или предполагается к тому особого рода необходимость; [1] такова, далее, криптография, употребляемая с блогочестивой целью,  ради безвестности и вящего смирения человека, наприм. надписи на предметах, приносимых в дар церкви, [2] сокрытие имени списателем своего труда, составителем, жития святого, какого-либо сборника, цветника, и т. п. Для сей цели в старину употребляли особые, придуманные письмена, или употреблялась так называемая литорея, тарабарская грамота (азбука). [3] Люди вкусив-

[1]  Карамзин: X, гл. IV, 148, примеч. 438 и 453 (81). А. Н. Попов: Дипломатическая тайнопись (Записки С.-Петербургского Археологического Общества, 1853, V, 156 – 162. Пропозиции Ф. Салтыкова. – Об арго, употреблявшемся даже в дипломатической переписке, см. F. Genin: Recreationsphilologiques. Paris, 1856, стр. 73 – 74, и др. Тут же у Женена и этимология слова argot, которое, говорит он, не более как аллитерация jargon, и составлено оно теми самыми лицами, кои употребляют арго, а слово jargon заимствовано-де от итальянцев: у них выражение это называется lingua gerga, или сокращенно –gergo, язык священный, тайный, как тайны и его адепты.

[2] Ев. Матфея VI, 4; Луки I, 52. – См. например надпись на колоколе, принесенном в дар Царем Алексеем Михайловичем Саввино-Сторожевскому монастырюб (С. Смирнов: Историческое описание Саввино-Сторожевского монастыря. Москва, 1877, стр. 54). Горный Журнал, 1833, I, 134). – А. Востоков: Описание рукописей Румянцевского музея, CCCLXIX; Москвитянин 1843, III, ч. 2, стр. 511 – 512 (рецензия А. Ф. Бычкова). И. С. Некрасов: Пермские письмена в рукописях XV века (Одесса, 1890), и проч.

— 63 —

шие западного просвещения наездами по торговле в Ригу – случалось делали запись латинскими буквами, нередко наоборот, от правой руки к левой, что еще более осложняло разгадку написанного (такие записи обыкновенно читали в зеркало). Или употребляли иносказательный счет, раскрывавшийтайну при переложении его на буквенные цифры кириллицы, наприм.: Пятьдесят равны шестерицами осморечным да исполниши единощи четыредесятное седмицею совершеннейшею десятериц почитай, с нимже девятое число с пятым присовокупляй, четверосугубным исполнение восприемлют, т. е. (50.6) + 8 + 40 + 70 + 9 + 5 + (4.2), что в переводе на церковно-славянский буквенный счет дает

Вот другая подобная же запись: «Кто писал книгу сына церковного имя списавшего. Раб к рабу умным перочернительством слово седел в дому своего господина некоего купца течение стоял, его же званию вина всесложным совокуплением седьмописменно в числе сто шестеро и девять десятеро. Начертание же четыредесятное с десятным, и паки сто третицею сугубо с первым и осмиричное предваряет тридесятносу с одном. Время же на тысящи раз читаемо седмь, и над сторицею десять, восьмое по сих. Десятого месяца, третьи девятины числа, под солнечными зарями предлежацее бо изведох». Имя списателя, как читатель вероятно уже догадался – Михаила , что в сумме дает 690 (40 + 10 + 600 + 1 + 8 + 30 + 1) время же определяется 7118м (1610) годом 27 июня.

Или такой способ: ки, гв, аа, мл, лк, ср, гв, дд, что значит Левонтей.

Делали запись, переставляя буквы в каждом слоге, одну на место другой. Наприм.:

— 64 —

 (т. е.: Писал сии тетрати грешный Алезей Грозин…). [1]

Наконец криптография допускается из похвального чувства скрыть от других что-либо зазорное, наприличное [2].

Царь Алексей Михайлович очень любил криптограию. Иногда он видимо тешился этим способом выражения. Сохранилось собственноручное письмо его к Матюшкину, где содержание читается по первым, начальным буквам речений. Интересно, что здесь сказался также и метод обучения грамоте встарину (ърм, ьрм). Вот это послание, подлинник коего хранится в Археографической Комиссии:

«Борис Андрей Родивон Трофим ърм Карп Андрей Калист ърм Трофим Енох Борис Янос Недромонт Енох Трофим ърм Трофим аз как (зачеркнуто: крома ърм) ърм мой есть наш яз хер лой Енох бой он мой ърм зай зой аз кай аз луй (зачеркнуто: луй) он юс ир Ной аз каз он рюх ьрм миг из Тферь ьер наш Енох как ох мурашька зх (sic). А потом будь здрав».

При дешифровании записка дает: «Барт (ошибка вместо брат, что произошло от неправильного размещения двух имен: Родивон и Андрей), как тебя нет, так меня хлебом з закалою и норьмить некому»…

Можно следовательно сказать, что едва ли не в каждом слое общества, и притом на всех его ступенях – есть или по крайней мере был какой-либо особый, свой тайный язык, обусловленный тою или другою необходимостью. Такова, повто-

[1] Рукописный сборник, принадлежащий князю Н. Д. Долгорукову (в Чернигове)

[2] Примеры сего в факсимиле из рукописи нашего собрания см. в этнологическом очерке: Брянские Старцы, в. III, стр. 11 – 12.

— 65 —

рим, была христианская символика, носящая характер прообразовательный; таков таинственный язык икон, божественных изображений; таково шифрованное письмо и всякий условный языки: таковы наконец вымирающие остатки тайного языка нищих старцев, [1] быть может некогда употреблявшегося в среде наших первых паломников, ходивших па христианский Восток для поклонения святыне и занесенного ими оттуда; таков же тайный язык офеней, почти во всем сходный с нищенским и без сомнения подобно ему образовавшийся под сильным влиянием греческим.

От языка тайного следует различать язык таинственный, употребляемый священно-служащими при отправлении ими каких-либо таинств, [2] или во время обрядов, совершаемых лицом духовными или мирянином (ср. обряд побратимства, [3] юридические символы, [4] заклинания, и проч.).

[1] Е. Романов: Очерк быта нищих Могилевской губернии и их условный язык (Любецкий лемент). Этнографическое Обозрение, 1891, стр. 126 (II).

[2] В. Арсеньев: О символизме православного богослужения. Душеполезное Чтение 1890: I, 391 – 397; II, 63 – 68; III, 83 – 93, 363 – 389, и след.

[3] К. Никольский: О службах Русской Церкви, бывших в прехних печатных богослужебных книгах. СПб., 1885, стр. 371 – 388. Известно, что побратимствои до сих пор живет в детском обычае крестить кукушек. Косвенно, с благословения Церкви, обряд, напоминающий побратимство, встречается у мариупольских греков (Ф. Браун: Мариупольские греки. Живая Старина 1890, II, стр. 86).

[4] J. Grimm: Deutsche Rechtsalterthümer; Michlet: Origines de droit français; M. Chassan: Essai sur la symbolique du droit: П. Калмыков: О символизмеправа вообще и русского в особенности; Станиславский: Об актах укрепления прав на имущества, и др. Юридические символы приурочивались к суеверным обрядам, на которые Церковь смотрела враждебно (А. Будилович: Тринадцать Слов Григория Богослова. СПб., 1875, стр. стр. 243, л. 322. β – ζ). 

—

— 66 —

Вопрос — откуда взялись офени и откуда взялся офенскийй язык — решается различно. К объяснению сего приводят нисколько преданий или толкований самих офеней. Они говорят во-первых, что где случится быть двоим или троим офеням — они нязывают себя мясыками или масыками, а мясыки-де был народ кочевавший но Волге, и от этого народа они будто и заимствовали свое название и (тайный) язык свой. Другое предание говорит, что торговцы-венгры из города Офена первые стали называться офенями, а потом это название перешло уже и к местным ходебщикам. По третьему сказанию, название офеней производится от того, что греки, начав вести в значительных размерах торговлю с Русью, явились сюда в виде переселенцев из Афин, и потому назывались афени, афинеи, или но владимирскому произношению – офени. [1] Действительно, в XV столетии было большое переселение греков, между прочим и к нам на Русь, [2] и названиее афинян или офеней могло перейти от них ко владмирским ходебщикам, имевшим с ними торговые сношения. Это тем более вероятно, что и доныне в искусственном офенском языке много слов, взятых прямо с греческого. Мнение это принимается  как

[1] От слова «офеня» образовалось в женском род офиница: см. челобитную офиницы Федоровой на государеве (sic) пушкаря Фрола, и проч. Г. Гансен: Древние русские грамоты, хранящиеся в ревельском городском архиве. Ревель, 1890, стр. 40 (66)

[2] Лучшиее греки ушли однако па юг, в Италию (Дамаскин Семенов-Руднев: Библиотека Российская, и проч. Памятники древней письменности, 1881,XI, предисловие, стр. 10).

— 67 —

более других правдоподобное. Покойный профессор В. И. Григорович выводит слово «афень» из языка Татов, что значит  — оставленный, отшедиии.[1] Очень возможен и такой источник сего названия, но остановиться на чем-либо, приняв за непреложное одну какую-нибудь этимологию из приведенных — не решаемся, пока не будет собрано более лингвистического материала, причем немаловажную роль будет играть топографическое распределение языка офеней и нищих.

Относительно зарождения тайного языка собственно у нищих и старцев кажется не может быть двух гипотез. Как мы уже выше сказали, более чем вероятно он должен был впервые появиться среди паломников, нуждавшихся для своего обихода на Востоке в греческом языке, который затем в виде тайного или вернее непонятного дома для окружающих — понемногу насаждался ими по возвращении на родину и постепенно передавался другим.

Сохранились письменные памятники, нечто в роде словарей, где приведены и подобраны греческие фразы с русской их транскрипцией и переводом. Правда, памятники известные нам не восходят слишком далеко, относительно они позднего времени, но ранее при неразвитии письменности они вряд ли бы и могли явиться. [2]

Сюда же, к этой категории паломников должен быть причислен и тот бродячий элемент, странники, калеки-перехожие (старцы, кобзари и нищие), о которых говорят наши былины и упоминают исторические акты.

[1] Записка антиквара. Одесса, 1874, стр. 8, примеч. 2.

[2] Ср. Н. К. Никольский: Речь тонкословия греческого. Памятники древней письменности, CXIV.

—

— 68 —

Поставленный в особые условия к окружающему миру, калека-перехожий, некогда образец блогочестивого человека, с течением времени выродился в нынешнего нищего старца, распевающего псалки. Безулепый, в заботах о своей спасне он чисто механически повторяет теперь стих о Хведоре Тырине, Василии Касарецком и о двенадцати пятницах, дорожа при этом одною лишь трохвилкой, дабы в тот день иметь возможность купить себе микрый буклянн гамыры, потроить громохи и затем покимать в парке. Память о языке заимствованном понемногу утратилась, чистый греческий язык обратился в нищенский жаргон, в конце концов и этот последний сделался теперь достоянием лишь немногих, и кажется без большой ошибки можно сказать, что недалеко то время, когда под воздействием новых условий быта, язык нищих, офеней, лирников, шаповалов, и т. п. — вымрет совершенно.

Остановимся здесь несколько.

Интересные сведения о нищих в Новозыбковском уезде собраны местным предводителем дворянства, А. А. Мухановым, которому прнпосим глубокую благодарность за сообщение его записки, составленной по вопросу комиссии о мерах борьбы против профессионального нищенства.

Вопросы, затронутые комиссиею, говорит А. А. Муханов, столь сложны, что точного ответа на них без особого подробного наследования не представляется возможным дать даже относительно одного уезда. По собранным однако мною в Новозыбковском уезде приблизительным сведениям, оказалось, что профессиональное нищенство в губернии Черниговской и прилегающих к ней губерниях малороссийских имеет прочное, весьма старинное устройство, выработанное веками. Профессиональные нищие, главным образом» слепые, и в мень-

 — 69 —

шем числе разные настоящие или фальшивые калеки — образуют в каждом уезде особое общество. Осенью общество это собирается для выбора из среды себя старшин, учета общественных сумм и денежной книги, которая ведется нанятым для того лицом; тогда же совершается молебствие перед общественною иконой, находящеюся обыкновенно в приходе старшины, производится испытание желающих вступить в общество в знании ими песен светских (?) и духовных, необходимых в ремесле, [1] после чего успешно выдержавшими испытание выдается двойная белая сумка, каковой прочие не имеют права носить, и совершается прием новых членов по внесении ими вступных денег в размере нескольких рублей. Эти собрания нищих заканчиваются крупной попойкой и скандалами. Общественные деньги употребляются на выдачу ссуд членам общества в случай свадьбы кого-либо из них самих или их детей, для постройки новой хаты, и т. п. В назначенный срок занятые деньги возвращаются с процентами. О размерах капитала таких обществ узнать что-либо верное — не оказалось возможным.

Профессиональные нищие, быть может, имеют связи со всеми соседними губерниями и содействуют друг другу при своих путешествиях по ярмаркам и местам богомолья за сбором подаяний, каковыя для слепого с его проводником-

[1] О науки, какую проходят или должны проходить кобзари прежде чем выступить в народ для своего промысла, см. В. Горленка: «Бандурист Иван Крюковский» (Киевская Старина, 1882, XII) и у П. Житецкого: «Мысли о народных малорусских думах». Киев, 1893, стр. 162 и след.; здесь же о «старечих» братствах или цехах, слагавшихся из (контингента) нескольких шпитален или богаделен одного и того же города или деревни (стр. 164 — 165).

— 70 —

мальчиком достигают за шесть или семь недель странствования по Черниговской и Полтавской губернии рублей до сорока или пятидесяти.

По возвращении домой, такие нищие отдыхают и занимаются своим хозяйством, будучи во многих случаях значительно богаче среднего крестьянина, к прошению же милостыни у себя на родине они почти не обращаются, считая это недостаточно доходным.

Другой разряд сельских професйональных нищих, не входя в общество, дествует в одиночку и собирает скудное проитание на родине по базарам и у входа в церкви: это люди наиболее бедные и вероятно наиболее многочисленные.

В городах, даже столь небольших, как Новозыбков, некоторые профессиональные нищие  занимаются попрошайничеством посредством просительных писем, и собранные деньги пропивают.

Наибольшее число профессиональных нищих-слепых Новозыбковского уезда, участвующих в обществе, проживаетв с. Рыловичах и в Малощербиницкой волости. Общественная икона их находится в церкви села Великой Топали, из этого же села до последнего времени был избираем и старшина общества. В Суражском уезде таким центром было вероятно с. Ущерпье, и еще недавно старшиною суражских нищих был довольно богатый слепой из деревни Вихолки, Ущерпской волости.

Весьма печальною является при сем жизнь мальчиков, поводырей слепых: этим последним родители отдают в наймы своих десятилетних или двенадцатилетних сыновей за пищу и одежду. Плохо одетые, сообразно своему промыслу, и питающиеся хлебом и водою, дети-поводыри часто подвер-

— 71 —

гаются жестоким побоям со стороны сноих принципалов, особенно же достается от старших за кражу у них пищи и за утайку части подаяния.

На этом кончаем выдержки из записки г. Муханова, далее там предлагаются разные меры к искорененно нищенства.

Очевидно, в организации новозыбковских и суражских нищих мы имем дело с институтом цехового братства, каковые учреждения сиздавна существовали на юге России и в губерниях белорусских.[1] Время конечно изменило обличие нищенской корпорации, таково наприм. нынешнее взимание роста за ссуду братчику денег, что уставами прежиих стариниых братств запрещалось. [2] или попойки нищих-корпорантов, кончающаяся скандалами, [3] но сущность цехового

[1]           См. о сем наприм. в Историко-юридических материалах, извлеченных из актовых книг губернийй Витебской и Могилевской. Вв.: VII, 325-328;VIII, 291, 296, 351, 370, 407; IX, 195 и след.; X, 189 и след., 295— 301, и проч. См. также выше, в первом отделе Трудов черниговской архивной комиссии журпал поелйднего, экстренного засдания, где помщен комментарий М. Ф. Владимирского-Буданова к подтвердительной грамоте, данной св. Феодосием летковскому братству (Ср. грамоту патриарха Кирилла, содержащую в себе устав луцкого братства. Ок. 1623 года. Памятники, изданные Времен. коммис. для разбора древних актов, и проч. Киев, 1848, т. I, стр. 36 (VII), и грамоту Иоакима, патриарха антиохийского, на основание церковного братства львовского. 1586 года (там же, т. III, стр. 1 — 21, и в остальных двух томах, II и IV).

[2] Если какому брату, при несчастии его в бедствии, оказана помощь одолжением денег, то не должно брать за то лихвы (Памятники Вр. Ком., т. III, стр. 12, ст. 23; ср, устав луцкого братства, там же, т. I, стр. 48, ст. 12).

[3] О запрещении пьянства в цехах, см. Историко-юридические материалы, и проч.: в. XVI, 267, или относительно братств: Памятники, т. III, стр. 19, ст. 39.

— 72 —

устройства, исконный тип и характер братств сохранился у нищих вполне, на что указывает регламентация приема новых членов со взнесением определенной вступной (входной или вписной) суммы, ведение денежной братской книги, и проч.

Неприглядное положение поводырей, вербующихся из семейств самых бедных крестьян за ничтожную плату (шесть рублей в год и кормить, или за пищу и одежду), по нашему мнению должно бы обратить на себя главное и преимущественное внимание. В данном случае мальчиков без всякого ущерба могли бы заменять зрячие старики, и тем в корне был бы положен предел рассаднику профессионального нищенства, иначе – развращению детей, с чем вместе уничтожилось бы приучение их к бродячей жизни и тунеядству, к праздности и нищенству, как легкому промыслу добывания денег и при случае наталкивающему, соблазняющему на преступление. Зависит это от учреждений, выдающих паспорты. В нашем собрании рукописей есть «Регистр вступившим в белицкое уездное казначейство свидетельствам и по оным выданным мещанам и крестьянам пашпортам 1797 года», где под 19м апреля значится Григорий Матвеев (szpitalny chrzescianin Hryszka Macwieiow), которому выдан годовой паспорт на польскую Украину, do wsi Raczecka, для отправления и отдачи там за поводыря будущего с ним хлопца Iwana nazwaniem. [1] Этот Григорий Матвеев, однако, не какой-нибудь старик: ему двадцать пять лет, по приметам он «росту большого» и только у него «в левой руки в кисти погнулось». Работать, следовательно, он мог бы, между тем

[1] Рукопись fo, лл. 21 об. (119) и  106 об. (свидетельство писано польским алфавитом и смесью польского языка с белорусским наречием).

— 73 —

Матвеев числился шпитальным, богаделенным. О мальчике-поводыре, «названием Ивана», в паспорте или покормежном билете Гришки даже не упомянуто.

Нищие, читаем в одной старинной Описи Чернигова — «содержатся в шпиталях приходских церквей, от прихожан и боголюбцов вистроенних, а препитание и снабдение свое имеють они от подаяния доброхотних дателей». [1] И, устраивая, таким образом, нищих, общество поневоле должно было мириться с ними, ибо призрениее было вполовину и, как видим, порождало профессиональный промыссл.

Выше г. Муханов упомянул в своей запискео о фальшивых калеках. Кто знает, быть может, для подобной же цели служат и те дети, что отдаются слепым (старцам) в каче-

[1] Материалы для историко-статистического описания Чернигова. Опись Моисея Бочко (Черниговсние Губернские Ведомости 1852, 446, стр. 520). Насколько можно судить, шпитали строились вместе с самою церковью. Так, при возведении храма в селе Сытой Буде полку Стародубовского, что в нынешнем Новозыбковском уезде, крестьяне в своем приговоре, излагая все поставленные от епархиальной власти условия, и данные по вопросу «чем священнослужителей довольствовать», между прочим после «утверждения (руги) священнику, дячку, панамару», говорит: «також на школу и на шпиталь местце мирское непенное определили» (дело архива черниговской духовной консистории 1726 года, 8/10: «О залежании в Сытой Буде внов церкви», л. 11). П. Ефименко: Шпитали в Малороссии (Киевская Старина 1883, V, 709-727) и его же: Братства и соющы нищих (там же VII, 312-317, где приведена выдержка из Минских Епархиальных Ведомостей о нищенских цехах). Число призревавшихся нищих в губерниях: Киевской, Черниговской и Новгородсеерской, с распределением их по городам и уездам, см. в предшествующей статье А. А. Русова (стр. 55, 59 и 63). О шпиталях в XVIII веке см. у А. М. Лазаревского: Основа, 1862, V, стр. 87 (примеч.).

— 74 —

стве поводырей. He так давно, периодическую печать  обошел разсказ одного священника о возмутительном преступлении случайно открытом среди иищих в Уманском уезде. Дело идет о фабрикации нищих-калек. Занимаются этим старцы и им подобные калеки-перехожие. Священник рассказывает историю искалеченной девочки, похищенной старцами и совершенно случайно отыскавшей свою тетку на базаре в местечке Торговице, куда она была привезена своими похитителями для сбора подаянья.

Вот что сообщила о себе сама девочка:

Шла она из гостей, из села Нерубайки в соседнее село Каменечье — домой от своей тетки с двоюродным братом, провожавшим ее. На дороге их нагнали ехавшие трое нищих и стали их ловить. Мальчик убежал в близ находящейся лес, а девочку поймали. Связали ее, завязали глаза и повезли куда-то. Привезли на место (к себе домой), снесли ее в погреб и начали советоваться между собою: отрубить ли ей руки или ноги, или же — лишить глаз. Решились на последнее, «чтобы она своих людей не узнала». Затем, смазавши ей все лицо и глаза смолою, и положивши еще ей на глаза фитиль соломы, пропитанный смолою, все это подожгли. Затем — повырезали ей на ногах икры и повыворачивали на руках пальцы… Когда девочке перед этой операцией развязали глаза, то она увидала здесь же, в погребе, двух мертвых мальчиков (должно быть невыдержавших подобной операции). Мертвых детей порешили нищие, вслух при ней, отдать откармливаемые кабанам на съедение… В погребе девочку держали две недели, пока загноились раны. Затем начали между собою совещаться, и один из них заговорил: «Ну, кто ее возьмет: взять ли ее в Торговицу, или в Ревутское (местечко Херсон-

— 75 —

ской губерниии), или я возьму с собою?» Другой отозвался: «Я возьму в Торговицу».

Девочка была отправлена в больницу: есть надежда, добавил корреспондент, что на один глаз она будет видеть. Несчастной всего восемь лет, и перед тем, как она объявилась на базар  своей тетке, старчиха била страдалицу-ребёнка. Конечно, нищие были преданы в руки правосудия. При обыске, у нищих нашли более трехсот рублей, а дома они имели едва ли не более того денег, розданных крестьянам в рост. «Такие-то вещи творятся у нас, в населеннейшей Киевской губернии» — говорит корреспондент-священник, и затем в конце своего письма он рисует картину благосостояния старцев, выкармливающих свиней детскими трупами, и приводит возмутительный случай нападения нищих на беременную женщину. [1]

Но если теперь, по словам священника-корреспондента, «творятся такие вещи», то можно себе представить, что бывало раньше. Не даром Климентий, Зеновиев сын, иеромонах времен Мазепы, так говорит  «О старцах» в своем известном сатирическом произведении:

Старецкиi во вiки не наполнишь сумки

бо то дiравие в них найдуются тлумки.

—   —

[1] Неделя 1897, 24, ст. 760—762: «Ужасный Промысел»; см. также Московский Вестник 1897, 168, где письмо священника помещено в выдержке. — Несколько ранее на острове Хиосе открыта целая фабрика калек, наводняющих собою Балканский полуостров. Подробности о приготовлении этого «товара» ужасны: см. заметку в Lodzer Zeitung (1896, 191), где сведения о сем приведены со слов румынской Dreptatea. О профессиональных нищих см. у L. Puibarand: Les malfaiteurs de profession. Paris, 1893, 195 и след.

— 76 —

Есть и таких много на свiтi знайдует
лежнюв, котрие, в миру ходячи, плутуют.
Будет иний здоровим, да не хочет робить,—
потреба б такого сiм раз на день кием бить.

—   —

И добре мовят: «В старцi пугою не вгнати,
а с старцов  — хоч калачем стад би пудманяти»… [1]

Отзыв сравнительно мягкий. За то в стихе «О шаповалах и коновалах» находим подтверждени высказанного г. Шульгиным:

…Бо з давних часов, як где шаповал мапдровал,
не едну на дорозi и душу излякал. [2]

Как не припомнить здесь одно творение XVII века, Слово чудовского инока Евфимия: «О милости и кии просящих достойни суть милости, кии же ни».

«Вижду, говорит Евфимий: — просителя здрава суща, не велми состаревшася, ниже недужна, но еще могуща каковое дело имети: почто же имам греха его общник бытии, и леность его множити, и питати его хлебом нищих, достойных милостыни? Да не яст таковый, яко глаголет апостол: егда делати не хощет глад к делу приндуит такового. Стыдно и зрети, колики гуляки скитающиися умножашася, человеки обиждающии. Множество праздных тунеядцов, и здравы, и жен младых с детми, паче же в зложейство риидоша, яко чуждыя детища нанимают, ради милостыни лестию взятия: в нощи блудством дают вину, во дни же на празднствах время иждивают, людем же в ненависти и огорчении дни препрово-

[1] Основа 1861, I, стр. 227.

[2] Там же, стр. 223.

— 77 —

ждают, инии же и в церковь не позрят: таинств святых не приемлют, и тако душею зело погибают».  [1]

Или другое место из того же трактата:

«Некий видя младого просителя, милостыню дати ему не хотяше. Вопроси его проситель, чесого ради минуеши мя и милостыни дати мне не хощеши? Отвеща ему:  никто же тя тако вяще вреди, яко первое давый тебе милостыню. И истинно тако есть. Егда бо тым посластвится тое прошенно собрание — погибают душею».

Слово Ефимия, как известно, написано по поручению патриарха Иоакима и в духе царя Фодора Алексеевича, предложившего собору устроить пристанища для нищих, на что собор согласился. [2]

 —

Ревниво оберегаемый в своей среде, как все тайное, заветное [3], язык нищих, если не ошибаемся, впервые появился на свете не так давно: несколько слов белорусских старцев помещено в Материалах для сравнительного словаря [4] и затем как нечто самостоятельное-целое – в Сборнике Отделения русского языка и словесности Императорской академии наук, под заглавием: «Русско-Нищенский словарь», с отзывом о нем

[1] Памятники древней письменности: 1894, в. CI, стр. 52 — 53, или см. Брянский Вестник 1894, 42, стр. 330.

[2] Памятники древней письменности, CI; Брянский Вестник 1895, 1, стр. 3.

[3] Е. Романов. Очерк быта нищих Могилевской губернии, 124 —125, Ср. у. J. S. Ziemba (польский журнал «Висла» 1890, IV, стр. 152 и дал. ) По поводу сего см. выше нашу заметку.

[4] Издание И. Академии наук.  СПб., 1854: С. Микуцкий: Областные слова белорусских старцев, ст. 400

— 78 —

академика Бычкова [1]. Как офенский язык, с которым язык нищих имеет большое сходство, рассматриваемый нами криптоглосон обращал на себя внимание значительно раньше [2], но особый интерес он получит только при сближении его с таковым же старцев других местностей, когда можно будет судить – сколько и что именно сохранилось в нем своего старинного, греческого, хотя бы в искаженном виде, что пришло к нему из другой среды, и т. п. Весьма важно посему проследить язык нищих в отношении топографическом, для чего потребны еще многие записи.

Любопытен взгляд на офенский, или что то же – нищенский язык, высказанный двумя корифеями русского слова, Срезневским и Далем.

К числу очень замечательных явлений в истории русского народного языка, говорит Срезневский – принадлежит образование так называемого афинского или офенского наречия, почти совершенно непонятного по составу своему и совершенно правильного по строю. Бесспорно, далее продолжает академик – что в афинское наречие введены теперь и такие слова, которые происходят от русских корней повторяют их только в вывороченном виде… Афинское наречие есть наречие местное – костромское и владимирское, очень многие слова его в общем ходу не только в губерниях Костромской, Ярославской, Владимирской и других окрестных, но и в других северных, а некоторые

[1] Сборник 1881 года, т. XXI, приложение к протоколам, XXXIII – XXXIV. – С одним из примечаний почтенного А. Ф. Бычкова мы не можем согласиться: о всех словах, приведенных им для примера на стр. XXXIV, п. в., Чувствуется влияние не польского языка, а скорее видится греческое их происхождение (см. ниже).

[2] Срезнев (Срезневский): Отечественные записки, 1889, Сентябрь.

— 79 —

известны в разных других краях… Всматриваясь внимательно в состав афинского наречия, нельзя не остановаиться на таких словах, которые были в старом русском или до сих пор находятся в других славянских наречиях, или же относятся к древнейшему достоянию европейских языков [1].

Все это определение, верное в принципе, тем не менее весьма неудовлетворительно, оно чересчур расплывчиво и темно, ибо говорит о сущности и происхождении офенского языка в выражениях до того общих и туманных, что их легко можно применить не только к офенскому языку, но и ко всякому местному говору. Между тем ближайшее знакомство этимолога с офенским языком и языком нищих укажет весьма мало слов «в вывороченном виде». Оба языка, офенский и нищенский, в их чистом виде – суть остатки языка греческого, а вовсе не местное костромское или владимирское наречие, под чем разумеется лишь говор и весьма незначительная часть слов особенных (местных). Что до выражений, относящихся «к древнейшему достоянию европейских языков», то велик ли этот элемент, чтобы говорить о нем как о существенной части языка офеней и нищих, и не составляет ли он нарощения более позднего? Наконец какие ж это слова у офеней и нищих, и много ли таких, которые «были в старом русском или до сих пор находятся в других славянских наречиях?»

Даль иного мнения. Между прочим он полагал, что языки искусственные (в каковым он относит и язык офенский) изобретены наобум, или же, далее говорит он – некоторые слова происхождения неизвестного. В других выражениях Даль

[1] Мысли, и проч., стр. 91 – 92.

— 80 —

Видит только иное значение слов обыкновенных: наприм. костер – город, отемнеть – умереть, тогда как оба выражения эти чисто греческие [1].

В одном из своих бытовых романов (Переселенцы) Григорович приводит несколько образчиков условного языка тульских и рязанских нищих, которые, по словам писателя, составляют как бы одну семью, и затем добавляет: «Бог весть откуда взялся и кем создан этот язык» (слова приведенные в романе сходны с выражениями брянских нищих).

Греческий элемент в языке старцев (нищих, калек-перехожих), офеней, etc., слишком очевиден для всякого, чтобы отрицать его, но как и когда образовался этот язык – трудно сказать что либо определенное. Те древние памятники наши, в которых встречаются греческие слова, пришедшие в русский язык сиздавна, также как и в греческом выражения славянские – не дадут ответа, ибо природа и характер тех заимствований иные, чем создание в каком-либо классе населения целого словаря, составленного к тому же с известною, исключительною целью. Допустить, что в деле образования языка нищих и офеней играет роль позднейшее влияние школы, духовных училищ – значило бы не восходить далее XVI – XVII века. Но здесь опять сами собой являются следующие вопросы: Могла ли одна какая-нибудь бурса, какая-нибудь, положим, острожская латинская школа или даже сам могилянский коллегиум породить стольких себе подражателей, и притом в разных концах России, и как мог этот искусственный бурсацкий жаргон так скоро привиться и главное –

[1] О наречиях русского языка. Спб., 1852, стр. 58 – 59. – Ср. у H. Kurella: Natugreschichte des Verbrechers. Stuttgart, 1803: mettre a l`ombre – убить (с. 225). 

— 81 —

усвоиться, войти в плоть и кровь, стать необходимым только лишь среди простого, крестьянского населения, в одном случае — в классе относительно богатом или по крайней мере состоятельном, торговом (офени, прасолы), и в другом тут же рядом — в среде нищих (неимущих), из которых одни питались от церкви божией, a другие, по меткому выраженно былин, составляли голь кабацкую, пьяниц, валявшихся под избицами? Припомним былину о Василии Буслаеве, когда на зов удальца новгородского «вылезают добры молодцы из-под избицы», и «все то были тати, воры, разбойники, плут, мошенник»… С этою дружиною Буслаев ходил потом в Иерусалим град… в Ердане реке искупатися.

Думаем посему фактор здесь был иной.

Гораздо ближе, проще и естественнее допустить другую гипотезу и в основу ее положить единственную причину происхождения языка офеней и нищих.

У первых (офеней) он мог явиться вследствие потребности при сношениях с греками, с которыми pyccкие или непосредственно приходили в соприкосновение в самой Византии, или по северному побережью Черного моря, или же сталкивались с ними в Болгарии, в местах лежащих по Дунаю. Есть известие, что торговля русских купцов с Византией чрез Черное море и с мусульманскими странами чрез Каспийское — производилась еще в сороковых годах IX столетия, самые же торговые связи образовались конечно хоть несколькими десятилетиями ранее.[1] Фактически достовйрно также, что от

[1] В. Г. Василевский: Русско-Византийские исследования жития свв. Георгия Амастридского и Стефана Сурожского. Введение,  гл. IX, стр. CXVI и дал. (Летопись занятий Археографической Комиссии, в. IX, Спб., 1893 г. — О влиянии греческих колоний по северным берегам Черного моря см. Древне-христианские храмы и св. Александро-Афонский Зеленчукский монастырь, etc. Москва, 1892, стр. 23 -24. – О торговле греков с народами, обитавшими у Черного моря (Понта), см. E. A. Ukert: Geographie der Griechen und Römer. Weimar, 1846, ч. III, отд. 2, стр. 267 и след.

— 82 —

III до VII века славяне подвигались на юг, запад и северо-запад, но мере того как открывали им путь германцы… Бесприпятственно спускались они по выходе готов из (?)изии — на юг, от устьев Дуная до самых берегов Пелопоннеса, где они прозябали (sic) еще в XV столетии. Как германцы, так равно и славяне имели нужду в возрождении христанством, чтобы упрочить и оживить в себе врожденную им, по индо-европейскому происхождению, моральную силу, и чтобы не соблазниться приманками магометанства, которые представлялись им с разных сторон, от Средиземного моря до Камы. [1]

У офеней есть одно замечательное выражение, до некоторой степени могущее служить указателем на сношения владимирцев с югом, хотя и позднейшие. Город Москва, как известно слывущий у простонародья иод именем «Большой деревни», на языке офеней называется Батуса. Странное с первого разу и непонятное слово это легко объясняется, если припомнить что есть Батусек (или Батасек), небольшое торговое поселение по сю сторону Дуная, на притоке его Сарвице, к северу от Мухача, по дороге из Митровицы в Буда-Пешт (Офен). Совершенно естественно и без большой натяжки могло составиться понятие, что если есть торговый Батусек, то

[1] А. Куник: Почему Византия доныне остается загадкой во всемирной истории? (Ученые Записки И. Академии наук по I и III Отделениям.. Спб., 1853, т. II, в. 1, стр. 427).

— 83 —

почему Москву, эту большую торговую деревню — не назвать Батусой? [1]

Тайный язык нищих — это остатки того малого разговорного языка, что некогда приходилось употреблять русским странным людям во время путешествия своего также на юг, на Афон и в Палестину. Известно, что стремление русских на Святую гору современно просвещению Poccии христианской верой, [2] и едва ли уже не с этой поры отмечается у нас бродячий люд. Так, в Впрашании Кюрикове читаем:

«…А иже се, рех: идут в сторону, в Ерусалим к святым, а другым аз бороню, не велю ити: еде велю доброму ему быти. Ныне другое уставих: есть ли ми, владыко, в том грех? Велми, рече, добро твориши: да того деля идет, абы порозну ходяче ясти и пити; а то ино зло, борони, рече» [3].

[1] Православный Палестинский Сборник, т. X. в. 3: Описание Турецкой империи, составленное русским, бывшим в плену. Издано под редакцией П. А. Сырку, стр. 30 и 70, или Allgemeines geographisch-statistisches Lexikon aller Österreichischen Staaten. Wien, 1845 — 1848, I, 259. — Относительно происхояждения слова «Батуса» остаемся при своем мнении. несмотря на замечание высказанное академиком Н. В. Ягичем по поводу нашей гипотезы (см.  Sitzungsberichte der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften in Wien. Philos.-historische Classe. Bd. CXXXIII: Die Geheimsprachen bei den Slaven, вь отдельномоттиске стр. 23)

[2] См. Акты Русского на Святом Афоне монастыря св. великомученика и целителя Пантелеимона. Киев, 1873, стр. V и дал., 69 (7) и примеч. — О русских каликах древнего времени (по былинам) см. заметку Срезневского в Записках И. Академии наук, Спб., 1892, т. I, кн., стр. 186-210 .— В Отчете о мерах, принятых к улучшению быта русских православных паломников в Палестине (Приложение к нумеру 13му Морского Сборника за 1860 год) есть несколько интересных данных о паломничестве (стр. 1—43).

[3] К. Калайдович: Памятники русской словесности XII века. Москва, 1821, стр. 176.

— 84 —

В обзоре русских летописей относительно содержания и характера их, преимущественно церковноисторического, находим: О странствующих в Иерусалим по склонности к бродяжничеству и потом «незатворяющих от велеречия уст своих и поведающих с прилыганием яже на онех землях»… [1]

В рукописной кормчей конца XV века соловецкой библиотеки говорится: «…друзии же отходят от жен своих, не по закону остризаются, а не хотяще тружатися и отходят в Иерусалим и в прочая грады, ищуще лкоты, и тамо помятшеся, возвращаются в домы своя, кающеся безумного труда своего». [2]

Временное раскаяние одних в «безумном» (бесцельном) труде не останавливало, однако, других от желания в свою очередь также потрудиться. И справедливо говоря — строго судить за это темную массу нельзя. Не только у нас, русских, везде и всегда Святым местам придается высшее, так сказать цивилизующее значение, причем, не говоря уж о самых местах поклонения, большую роль играет именно странствование к ним. Во время пути невольно, само собою, происходит сравнение своего, домашнего, с чужим, делается анализ того и другого, происходит

[1]  Православный Собеседник, 1860. — Ср. типы польской комедии XVI вкка, где странник (pątnik) разсказывает чудеса о тех местностях, которые он прошел: и это не был тип заимствованный, но свой, народный. Или наприм. пьесы: «Пильгрим» и «Странница» в сборнике Вакханалия или Диалоги с антрактами (издано в 1640 году), где выставлен тип побродяжек с фарисейским характером. Сп. Далее «Странствование нищих» Януария Совиздрала (Januarius Sovizdralius), произведение XVII века (Л. Кондратович: История польской литературы. М. 1860, I, 532; II, 426 -427, 447-448). – Свящ. И. Ковалевский: Юродство о Христе, и проч. Исторический очерк. М., 1895, стр. 155.

[2]   Православный Собеседник 1860, VI, стр. 314—315.

— 85 —

заимствование лучшего, ценится свое хорошее, и т. п., по возвращении же нескончаемы рассказы о виденном, в крайнем случае — безмолвное удивление перед чем-либо недостижимым. Вообще впечатления пути не проходят для человека бесследно. Что в числе паломников могли встречаться и порочные — нисколько не удивительно, ибо среди достаточных более чем вероятно были нищие и калеки. [1] Последнее выражение означает бедного, неимущего, нищего, а такой класс скорее других вынуждаем бывает обстоятельствами на преступления. Идя Христовым именем, питаясь скудным подаянием, бездомный и бесприютный люд соблазняется на проступки в надежде на безнаказанность [2]

[1] О слове «калека» приводим здесь выдержку из одного памятника, любезно сообщенную нам покойным профессором петербургского университета С. А. Бершадским: «Перечисление людей, которые после смерти п. Якуба Кунцевича, державцы Волкиницкого и Лепуньского, вновь приписаны к этим дворам, как бесправно присоединенные Кунцевичем к своим имениям. «30 служб людей, а калек 12, а пустовщин 27, бояр шесть». Затем при перечислении людей и служб, присоединяемых к каждому из этих имений по принадлежности, говорится, что к Волкиникам присоединяются «служб людей 11, калек 3, пустовщин 3», и затем при перечислении обязанностей «людей», в роде того, что «землю пашет, дякло дает», и проч., говорится: «а три чоловеки ничого не мають.» Так как эти три человека упоминаются вслед за 11, отбывающими определенные повинности с земли, находящейся в их владении, то они, эти последние три человека, и должны быть калеками, которые не несут никаких определенных тяглых повинностей, потому что не в состоянии принять на себя хозяйничанья на трех свободных и лежащих втуне пустовщинах» (Метрики Литовской, Ссудных дел кн. VIII, л. 223: документа относится к 1534 году).

[2] Не так давно в петербургском юридическом обществе А. А. Левенстам сделал доклад о конокрадстве с бытовой и юридической стороны, где между прочим говорит, что «кражам содействуют бродяги-нищие, коробейники» и проч. (Киевлянин 1899, 60).

— 86 —

Не надо забывать, что при странствованиях к святым местам громадное значение имеет еще климат: и русских, и других жителей севера (скандинавов) из их суровой страны больше всего манил к себе благодатный юг. Мнение это стало ходячим, и вот с какою характеристикою являются ныне паломники в литературных произведениях даже мелкой ежедневной прессы. [1]

Порочный элемент нашнх иаломников осел в таком казалось бы святом месте, как Афон.

Покойный архимандрит Антонин, начальник нашей миccии в Иерусалиме, говорит в одном их своих сочинений: «… Наиболее тяжелую особенность тамошние (афонские) монастыри-замки имеют в себе зловещий пирг или пиргу, как выражаются наши пройди-свет соотечественники, занесенные туда роком (большею частью в образе Дуная) и преследуемые и на чужбине памятию кто карцера, кто чижовки, а кто и прямо тюрьмы». [2]

Другой писатель говорит о сем почти в тождественных выражениях: «Некоторые (aфонские) отшельники почему-то не говорят о причинах своего обета и стараются даже замять подобные распросы, точно боятся их. Эти отшельники, как я заметил, со страхом смотрят на каждого помещика или офицера, приезжающего на Афон, боясь узнать в нем своего бывшего начальника. Их прошлое темно»…[3]

[1] М. Рудниковски: «Ночлежная изба». Московский листок 1893, 61

[2] Из Румелиц. СПб., 1886, стр. 342

[3] И. Благовещенский: Афон. Путевые впечатления, Спб., 1864, стр. 37

— 87 —

И офени, класс богатый, люди торговые по преимуществу, и нищие-калеки, люди странные, как мы уже упомянули —сходились на юге, причем одних тянул к себе Царьград и область Дуная, другие направлялись в Палестину и на Афон, блуждая по пути у северных берегов Черного моря. [1] Туда же, на юг, в Византию, и тем же путем, что и русские странники, шли скандинавкие пилигримы, и шведы отправлялись туда раньше норвежцев. [2] Шведское «стод» в языке брянских нищих и «стота» в пластинском языке объясняются теперь весьма просто: stod— собственно значит изваяние, статуя. В офенском языке: стодой и стодницей называют икону; счедеха [щедеха, що(сто) деха] – божба, счедиться — [що(сто)диться] — божиться; нищенское: стодуница — восковая свеча, также понятно. Столкновение же паломников во время пути с разным народом обясняет дальнейший иноязычный приток  в родную речь, среди которой греческий элемент в словаре нищих и офеней составляет часть преобладающую

[1]          См. у Де-Бларамберга: О положении трех Тавро-Скифских крепостей, упоминаемых Страбоном, и проч. Известия Таврической Губернской Архивной Комиссии. Симферополь, 1889, VII, стр. 62 и след.

[2]          Reinhold Rohricht: Die Pilgerfahrten nach dem Heiligen Lande vor den Kreuzzügen (Historisches Taschenbuch 1875, 323—396).— Comte Paul Riant:Expeditions, etc., и полемическая статья князя П. П. Вяземского по поводу сего исследования (см. Собрание сочинений князя П. П. Вяземского: Спб., 1893).

—

Два пути от нас вело на юг, и оба они образуют как бы угол, стороны коего — одна но Прибалтийскому побережью и

— 88 —

Бассейну Днепра, [1] а другая от Мери вниз по Дону – сходились у своей вершины, у Черного моря. Клады идут в этом же направлении и наибольшее их число должно заключаться в очерченном пространстве. [2]

Не знаем, есть ли особый язык, похожий на рассматриваемый нами нищенский или на офенский – далее на восток и северо-восток от старой Мери. В Вятской губернии нам встретилась фамилия крестьян Микрюковых, и это, кажется, последний предел распространения языка офеней. В Сибири его нет. На северо-западе тайный язык нищих до сих пор хранился в губерниях белорусских, где он вымирает, немного живет он на юге, есть в Орловской и встречается у нищих в Тульской и Рязанской губерниях, но, повторяем, недалеко в то время когда язык этот исчезнет совершенно. Нищенская молодежь изучает его уже неохотно и по-видимому обрекла его на забвение, употребляя по преимуществу «отверницкую поговорку», т. е. обыкновенный белорусский язык, но с прибавлениями или вставками в слова особых частиц. [3]

—

[1] На возможность хода именно этим путем, что согласно будет и с летописными свидетельствами, косвенно указывает нынешний Юрьев, прежде носивший имя Дерпта. В слове Dorpat некоторые видят волок, ирландское Tarbt (Gatterers Historisches Journal, Göttingen, 1775, IV, 253, у Krusse: Ur-Geschichtedes Estnischen Volksstammes, etc – Москва, 1846, стр. 79 примеч). Б. Дорн: Каспий, Спб., 1875, стр. 637.

[2] Савельев: Топография кладов, и проч. Спб., 1846 (см. карту); В. Тизенгаузен: Монеты Восточного калифата. Спб., 1873 (у Погодина в Древней Русской истории. М., 1871, III, карта 72: Опыт чертежа владений князей Черниговских до нашествия татаре), указатель Тизенгаузена XXXIII (2).

[3] Е. Романов: Очерки быта нищих в Могилевской губернии (Этнографическое Обозрение, 1890, кн. VII, стр. 126).

— 89 —

Язык нищих и калек-перехожих, язык офеней, отверницкая речь, катрушицкий лемез, Любецкий демент, язык лаборей, и проч., и проч., все это ветви одного дерева, потомки одного отца, выродившиеся вследствие различных требований и условий жизни и затем принявшие в себя оттенки местного говора. К такому заключению приводят все свидетельства о языке нищих и офеней, поскольку он сохранился в этой среде. Книжное влияние (бурса) в данном случае едва ли коснулось народа, хотя совершенно нельзя отрицать этого, ибо в составе странных людей мог оказаться всякий. Нельзя посему не пожелать, чтобы было собрано наивозможно большее количество слов из тайного языка нищих или иного класса. Тогда только из области гаданий можно прийти к выводам сколько-нибудь положительным. Делу сему особенно должно помочь указание местности, дабы точнее определить топографическое распространение языка.

—

Разработка затронутого нами тайноречия, собственно этимология этой любопытной амальгамы, — еще ждет своих исследователей.

Нищенское «кархфил», что значит священник, без сомнения есть греческое χορυφαίος, Vorsänger-Vortänzer im Chor, и ближе всего к русскому выражению подходит чешское korhèl, образовавшееся из Chorherr. [1]

Возьмем другое нищенское: «безулепый» — слепой.

В одном из примечаний к Русско-Нищенскому словарю, составленному о. Сцепурой, между прочим говорится, что он

[1] W. Vondrák: Schimpfwörter im Böhmischen (Archiv für slavische Philologie. 1890, XII, 76).

— 90 —

состоит из слов (их число небольшое), в которых видно влияние польского языка, как наприм.:

пятница – пенджатница

темно – калепно (slepie – очи)

глаза – улепки [1]

С этим мы не можем согласиться. Во всех приведенных словах чувствуется влияние не польского языка, а скорее видится греческое происхождение. Так, «пенджатница», piąntek  — πέντε; «калепно» — темно (есть лирницкое калипный – слепой) произошло вероятно от иронического χαλοβλέπω или от άλεπτος с приствкой к`, а «улепки» (белорусское краткое у=в) – глаза указываются на βλέπω, откуда новогреческое βλέπημα – зрение (или глаза), что запомнить гораздо было легче, чем обременять память лишним όφθαλμός, и таким образом составился у старцев их русская форма «безулепный».

В доказательство того, что при обхождении греческим довольствовались только одним βλέπω, может служить следующий факт.

Принимая в расчет некоторые данные письма Минология Константина митрополита Мокийского, Срезневский пришел к выводу, что в редакции книги участвовали и русские. К таком заключению привело его употребление некоторых слов, между прочим слово: глазастыiе, каковым передано название народа Bλέμμυες, жившего в пустыне на юг и запад от Египта и занимавшегося разбоями. Причина, почему переводчик назвал Влеммиев Глазатыми, заключается без сомнения

[1] Сборник И. Академии наук. 1881, т. XXI, приложение к протоколам, стр. XXXIV.

— 91 —

в сходстве их имени с греческим словом βλέμμα – взгляд, вид, от βλέπω – глядеть, обращать глаза на что-нибудь. [1]

Иной пример. В Великих Минеях-Четьих митрополита Макария под восьмым сентября, в Слове Иоанна Дамаскина на Рождество Богородицы встречается одно странное выражание: «Празднуем раздрешение человеческого неплодства яко разрешися от нас всякого благо слепота». [2] В рукописи, принадлежащей Императорскому Обществу любителей древней письменности, отмеченное выражение читается:… всяко благолепие. [3] Так передан греческий текст, который в русском переводе гласит: «И так прославим разрешение человеческого неплодия: ибо теперь для нас рушилась преграда к блаженству». [4] Ясно, что в первом случае (в Минее Макария) описка произошла от ошибочно понятого переписчиком слова: лепие, какоевое он принял за греческое βλέπω, и самое выражение быть может он прочел (или так стояло в оригинале): благо благолепие, причем во втором случае по неразборчивости или неясности списка он читал как безулепие, иначе – слепота.

Или, наприм., такие стадии областного «навий». Вот что говорит Буслаев по поводу сего слова, которое берем ради связи его с тайноречием.

Есть какая-то особая движущая сила в языке, соответствуящая силе суеверия, посредством которой слово древней-

[1] Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках: Записки И. Академии наук, 1865, VI (1), 111

[2] Минея (издание Археографической Комиссии): I, 397, л.188 в.

[3] F⁰ CLXXXV (5460), л. 17 об.

[4] Христианское Чтение: 1828, XXXI, стр. 228; ср. Migne: Patrologiae cursus completus, s. gr., XCVI, III, 661, 663.

— 92 —

шее, имеющее смысл обыкновенный, переходя от поколения к поколению по разным странам и народам, теряет свое обыкновенное, простое значение, и принимает мифологическое, соединяясь с поверьем. Таково древнерусское навие. Санскритское нас – умирать перешло в готское naus (множ. naevis) – мертвец, navis – мертвый, образовашие от себя ряд слов общего с мертвым телом значения, каковы: navistr – могила, ganavistron – погребать. Даже в Испанию зашло это слово, вероятно с севера, и именно в язык мошенников, конечно не без основания носящий имя germania: на этом языке мертвое тело называется navio. Так как это слово было общим достоянием северных народов индо-европейской отрасли, то его находим и в древнескандинавском na – мертвое тело, и в латышском nahwe – смерть, nahwings – смертельный, ядовитый, nahwent – убивать. И так во всех языках это слово имеет простое понятие о смерти, в древнерусском же языке это слово, будучи древнейшего происхождения, как остаток периода времен темных, исполненного преданий и сказаний, получило смысл только мертвеца, являющегося между людьми как приведение. Это доказывается двумя местами из летописи по Лаврентьевскому списку: когда Янка, дочь Всеволода, привела из Грек митрополита Иоанна Скопчина, о нем говорили: «се навье пришел»; — «от года бо до года пребыв, умре» — замечает летописец. В другом месте, когда Полочане умирали от какого-то демонского рыска бесов, народ говорил: «яко навье бьют Полочаны». Надобно обратить внимание на странную организацию слова «навье»: оно зотя означает мертвеца, имеющего сверхъестественную способность ходить между людьми, однако употребляется – как существительное собирательное, среднего рода: таким противоречием значения грамматической форме

— 93 —

определяется необходимость предположить древнейший период этому слову, указанный нами в языках отрасли индо-европейской. Полное олицетворение навия находим в скандинавском имени карлика: nâr, nâinn, т. е. мертвец. У чехов в XIV веке еще употреблялось naw  в смысле могилы, наприм. у Далимила: potom krok jide sonawy; в отрывке Александрии: ustlaw jinym w nàwi bydlo. У славян сохранилось даже нав – мертвец и навити – убивать. [1]

—

Я убежден теперь, говорит в одном из своих трудов Погодин, что для первых страниц Русской Истории должен быть источником не Нестор, не летопись, а живой язык, из которого должно воссоздать духовное, умственное состояние народа, происхождение и развитие его понятий, склад его ума и движение мыслей. [2] Область духа, создание какого бы то ни было языка не есть явление заурядное и творчество человека в этом направлении не должно оставаться чуждо самого подробного анализа. Проникая глубже в организм слова – откроем связь его с процессом мышления, получим язык, определительный указатель законов духа. [3]

[1] Ф. Буслаев: О влиянии христианства на славянский язык. Москва, 1848, стр. 62 – 64. – Почин в исследовании тайноречия у славян сделан академиком Ягичем, но пока вышла только первая часть его монографии, уже указанная нами.

[2] Древняя Русская История до монгольского ига. Москва, 1871, III, отд. I, стр. 128, примеч. 8.

[3] В. Григорович: Статьи, касающиеся древнеславянского языка. Казань. См. М. Катков: Об элементах и формах славяно-русского языка. М., 1845, стр. 114.

— 94 —

Лучший документ для бытовой истории, тайный язык обнимает собой лишь небольшую часть отношений какого-либо кружка, и то в немногих классах, но и здесь при его изучении нам должен открыться особый мир, достойный серьезного внимания и полный живого и глубокого интереса. Λέγω θε λένςιν είναι τήν θιά τής όνομασίας έρμήνειαν.