В воскресенье 25го сего августа в 7 часов вечера в зале думы имеет быть заседание брянского отделения орловского училищного совета.
ДЕЙСТВИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА
Государь Император 10го сего августа Высочайше утвердить соизволил всеподданнейше доклад Святейшего Синода о бытии преосвященному орловскому Мисаилу — епископом могилевским и мстиславским, а преосвященному астраханскому Митрофану — епископом орловским и севским.
—
Содержатель брянской аптеки, провизор Валентий Мацкевич — Высочайше утвержден в звании директора брянского отделения попечительного общества о тюрьмах.
ХРОНИКА
Во вторник, 20го числа, около восьми часов вечера с колокольни Успенской церкви раздался набат, тотчас же подхваченный сигнальным колоколом каланчи. Через несколько минут (вряд ли прошло три-четыре минуты) городская команда уже летела под гору к месту несчастья, куда бежали и члены вольно-пожарного общества. К общей радости, все ограничилось пустою тревогой: от неосторожной топки печей выкинуло из трубы в казармах Могилевцева, что против Нижнего Николы.
Не помним, в который раз в казармах Могилевцева случается это, бесспорно лишь, что набат нагоняет страх на всех жителей. Хотелось бы думать, однако, что будут, наконец, приняты меры против такого безобразного отношения к интересам жителей. Вообще же чуть не все дома г. Могилевцева, отдаваемые им внаймы, представляют собою до того характеристичное явление, что о сем следует сказать несколько слов.
Возьмем только два дома его, бывший Лямина и бывший Никольского. Первый, против собора, слывет в городе как жидовское подворье или под кличкой Большого Бердичева. Второй, в центре базара, на Московской, тоже до того загажен, особенно двор, что надо удивляться, почему до сих пор не обращают на это внимания. Этот второй дом, бывший Никольского, где помещаются воинские чины, трактир, жестяник, работающий огнем, аптекарский магазин, и проч., с виду еще, что называется, так себе, но дом Лямина, ныне Могилевцева, и по фасаду и нутром может поспорить с какою угодно трущобой римского Гетто. Сами евреи несколько раз говорили пишущему эти строки, что живут они в этом… в этом — право даже не подберешь названия — в этом доме Могилевцева только по нужде, только потому что деваться некуда, ибо здесь ужо основалось несколько еврейских мастерских, которые от времени до времени наполняются квартирантами-ремесленниками. Но надо видеть эти помещения, надо хоть раз войти в такую мастерскую, чтобы составить себе понятие, при каких невозможных условиях в состоянии еще жить человек.
Внешний вид этого знаменитого дома положительно невероятен с точки зрения даже самой снисходительной: окна без двойных рам зимою, заткнутые одеялом, тряпкой, заделанные кое-как железным листом, и т. п., поломанные двери, отбитая штукатурка словно после погрома какого или штурма неприятельскими бомбами и проч. Прибавьте к этому разбитый вдребезги цементный тротуар, по которому ходить можно лишь днем, но лучше обходить его; прибавьте к этому такой двор, проходя по которому тошнить; прибавьте к тому такие отхожие места, что во втором этаже по галерее нельзя сделать одного шагу не зажавши предварительно нос и рот; прибавьте к этому ветхость деревянных принадлежностей дома, разных внутренних поделок – и тогда только что только получится слабое представление об этом отвратительном гнезде, стоящем в центре города, против женской гимназии, против соборного храма, на углу единственной у нас хорошей площади и лучшей в городе улицы.
Впрочем, есть один дом, еще хуже этого, так называемый Малый Бердичев, дом принадлежащий земству: там вовсе нет двора и один из растворов снаружи, одна квартира обращена во все…
Довольно, однако. Если бедному человеку подчас трудно справиться со своею нуждою и поневоле приходится тогда извинять ему многое и со многим примиряться в его быту, то людям, имеющим средства небрежность в данном случае не извинительна. Не извинительна посему небрежность относительно сказанных домов, и нельзя только собирать доход, но уделяя из него гроша на необходимый ремонт, на поддержку дома или на наем необходимой прислуги, наприм. дворника пли истопника, и т. п. Неужели так трудно донять азбуку обязательного отношения к дому и своею небрежностью заставлять всех дрожать не только за свое имущество, но быть может даже и за жизнь? Теперь у нас жара доходила до 40°, стоял сухмень, и довольно одной искры, чтобы опять повторилась катастрофа, какая была двадцать один год тому назад. С другой стороны — довольно одному захворать в доме Могилевцева какою-либо заразною болезнью, чтобы смерть беспощадно уносила жертвы. Хоть бы детей пожалели, бедных воспитанниц женской гимназии, которые должны глотать воздух Большого Бердичева.
—
Вновь назначенный преосвященный Митрофан, епископ орловский и севский, в игре Михаил Невский — уроженец Орловской губернии, по окончании образования в киевской духовной академии со степенью магистра богословия, в сентябре 1861 года назначен был преподавателем воронежской духовной семинарии по логике, психологии и латинскому языку. Женившись на дочери священника задонской соборной церкви, о. Невский в феврале 1863 года рукоположен был во священники и определен законоучителем воронежского Николаевского женского училища и чрез два года законоучителем губернской мужской гимназии. В декабре 1868 года священник Невский педагогическим собранием правления курской духовной семинарии избран на должность ректора семинарии и 19го января 1869 года утвержден в этой должности Св. Синодом, с возведением в сан протоиерея. В течение почти двадцати лет, далее сообщает г. Кречетов в «Орловском Вестнике» — о. Невский с отличными усердием и ревностью исполнял многотрудную и ответственную должность ректора, и курская семинария, благодаря его трудам, сделалась образцовой. 7-го января 1888 года протоиерей Невский принял монашество с именем Митрофана и возведен в сан архимандрита. 16го января того же года назначен епископом ладожским, вторым викарием петербургской епархии, затем перемещен был на самостоятельную пензенскую кафедру, а в 1894м году назначен епископом астраханским и енотаевским, на место епископа Павла.
Преосвященный Митрофан хорошо знаком с Орловской губернией: он здесь не раз бывал и подолгу жил; есть у него здесь и родные, если не ошибаемся в Ливенском уезде.
—
На должность второго врача в городской больнице поступил г. Доманский.
—
Трое каширцев, отправившихся из Орла в Нижний по Оке и о которых мы уже сообщали в прошлом нумере, ныне извещают нас, что 17го августа они достигли Рязани. Всего, таким образом, пройдено ими 650 верст, остается еще ровно столько же. «Сильные встречные ветры ужасно задерживают наше движение, отняв, по крайней мере, три дня, т. е. minimum 200 верст. Суда наши оказались выше всякой хвалы: во время бури ныряли как утки. Молим Бога о хорошей погоде».
Письмо это пришло из Рязани и получено в редакции 19го сего августа.
—
В воскресенье, 18го сего августа, в Ямской слободе во время ссоры ранена острым орудием брянская мещанка Спицына.
—
В Привокзальной слободе, против лавки Курова, что возле барьера риго — орловской железной дороги, кем-то и неизвестно для чего — положены поперек улицы толстые бревна и доски. Можно себе представить, что происходит здесь вследствие этого! Целый день прыгают здесь экипажи, в воскресенье же, 18го числа, скачка эта кончилась печально: через бревна переезжали извозчичьи дрожки, на которых находилась мать с двумя детьми. При первом толчке о бревна, экипаж подпрыгнул, лошадь при этом испугалась, шарахнулась в сторону и наконец вырвалась из оглобель, а седоки вылетели на тротуар и сильно ушиблись. Боль и главное испуг так подействовали на детей, что они долго истерически рыдали, у матери же оказалась разоренною губа. Нервно дрожащим от волнения голосом бедная женщина просила о помощи ей, но толпа пьяных зевак стояла лишь разиня рот, ни малейше не оказывая при сем чувства сострадания: глазели на даровое зрелище, любопытен был случай… Пора бы обратить внимание на эти бревна, на эти капканы, в которые попадает невинный обыватель Привокзальной слободы.
—
В четверг, 15го сего августа, у линии риго-орловской железной дороги возле станции Брянск произошло столкновение пьяных рабочих с машинистом маневрировавшего локомотива.
—
Того же числа вечером на Рельсовом заводе во время драки крестьянину деревни Козинок Брянского уезда Дмитрию Демину нанесена рана ножом в бок крестьянином Павлом Фоминым.
—
Преображенская ярмарка в Дятькове прошла ныне чрезвычайно тихо и вяло, и можно сказать, почти положительно, что эти экстраординарные торжки с развитием путей сообщения год от года падают нее более и более. Нет нужды в запасах, к тому же товар, доставляемый на ярмарку, отнюдь не дешевле цен обычных, что происходит вследствие высокого тарифа по перевозке. Вдобавок ярмаркой сопряжено чрезвычайно много хлопот, и потому торговцы весьма основательно говорят, что игра не стоит свеч. Известно, наприм., что некоторые и из московских крупных торговцев перестали ездить в Нижний, предпочитая выжидать покупателя у себя дома.
Как факт, заслуживающей внимания, отметим следующее обстоятельство. Во время ярмарки, при осмотре приставом и врачом съестных продуктов в балагане-чайной жиздринского мещанина Егора Дьяконова, найдена в котелке горячая жидкость темно-коричневого цвета, по всей вероятности служившая для подливки ее к чаю, с целью придать ему большую крепость или густоту (колер). Что это за жидкость — неизвестно, хотя же Дьяконов и говорил, что это содержимое котелка у него для своего-де потребления, но о случае сем составлен акт и самый настой этот или взвар будет отправлен во врачебное отделение губернского правления.
Недавно в Дятькове, благодаря стараниям г. Кокотт, устроена прекрасная сцена, на которой играют местные любители драматическая искусства. Спектакль, данный на днях принес чистого сбора 65 р., каковые деньги все сполна пошли в пользу библиотеки дятьковского церковно-приходского училища.
—
Милостивый Государь.
После моего сообщения в 30м нумере «Врача» о лечении рака, ко мне стали обращаться за письменными советами с вопросами и о способе лечения. Па все эти требования я не имею никакой физической возможности отвечать, да, наконец эти ответы в огромном большинстве были бы совершенно бесполезны. Из предложенного мною способа лечения я не делал секрета, напротив, по мере возможности старался ясно изложить его в «Письме к товарищам» и еще более в историях болезни, отправленных мною в редакцию «Врача» в июле, имея одну только цель, познакомив всех товарищей со своими наблюдениями — дать им возможность приложить на практике мой способ в самом широком размере, а больным всех закоулков обширной России воспользоваться его результатами, буде таковые увенчаются ожидаемым мною успехом. Следовательно, каждый врач, если только пожелает, может применять мой способ везде, может его совершенствовать и тем еще более способствовать облегчению страданий. Лечение по моему методу без ближайшего участия врача невозможно и может иногда вместо пользы принести вред. Письменные советы лицам, совершенно мне незнакомым, я считаю шарлатанством, и давать их де буду. Только на запросы товарищей всегда отвечу немедленно, так как это послужит интересу больного.
Покорнейше прошу другие газеты это перепечатать.
Н. Денисенко.
—
В Калуге, по сообщение местных Ведомостей, 8гo и 9го августа был ужасный ливень. Вода на реке Оке так быстро и значительно прибыла, что едва успели развести плашкоутный мост. На р. Яченке разлившеюся водою разрушило мельничные сооружения и мост, сваи которого унесло в Оку. Старожилы не запомнят, чтобы Ока под Калугою когда-либо разливалась в такое время года наподобие весеннего полноводья.
Теперешний внезапный разлив натворил много бед на заливных лугах и огородах: унесло много сена, на лесных пристанях угнано множество леса и дров. Значительно пострадали от ливня огородники, у которых часть овощей снесло водою, а другие вымыло с корнем или занесло илом. Находящаяся в Калуге Золотаревская плотина, существующая для проезда в Хлюстинсие богоугодные заведения, тоже не выдержала напора скопившейся в пруде воды, которая посему начала переливаться через плотину. Затем вода, сокрушая в своем течении по оврагу заборы и огороды, и встретив на своем пути надворные постройки — разрушила и затопила их. К счастью, все это случилось днем.
По полученным официальным сведениям пока лишь от некоторых исправников, ливень не прошел бесследно и для близлежащих к Калуге уездов. В Медынском уезде вышедшие из берегов речки затопили все прибрежные поля и луга, причем находившиеся в полях хлеб в копнах унесен, а стога сена подмочены и частью вовсе снесены; в селе Полотняном заводе водою затопило до 139 домов; значительно пострадала бумажная фабрика Гончарова, причем наводнением прорвало две плотины и напором воды разрушило самую главную стену, защищавшую фабрику, за которой хранилось много тряпья и готовой бумаги; затем хлынувшим потоком испорчена машина. Немало размыто мельничьих плотин и дорожных сооружений как в Медынском, так и Лихвинском уездах; в последнем бурей снесло середину Кулешовского моста через Упу и кроме того разрушены решительно все переправы через Оку.
ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ
(очерки, воспоминания, и проч.)
Известно, что Государь Николай Павлович часто путешествовал, причем ездил он быстро и просто.
Обыкновенно он ездил в коляске с кем-нибудь из своих приближенных (с графом Бенкендорфом, с Орловым или с Адлербергом), в сопровождении камердинера, и в отдельных экипажах — небольшой свиты и гофмаршальской части.
Путешествия не всегда обходились благополучно и иногда угрожали даже опасностью для царской жизни. Из событий этого рода особенно памятны приключения в Чембаре.
Летом 1836го года Государь отправился в Чугуев, Харьковской губернии, где должен был происходить смотр. Путь был избран кружный: из Москвы на Владимир, Нижний, Казань, Симбирск, Пензу, Тамбов, и далее. По губерниям начались приготовления к царскому проезду: исправлялись дороги, мосты и гати, заготовлялись и объезжались лошади. Старался и пензенский губернатор предусмотреть все до мелочей, чтобы Высочайшее путешествие обошлось без каких-либо неприятных случайностей.
Все прошло благополучно, и 24го августа Николай Павлович уже выезжал под вечер из Пензы в коляске вместе с графом Бенкендорфом. До города Чембара оставалось всего 14 верст, как случилось несчастье: экипаж раскатился с горы, форрейтор свалился, лошадей удержать было нельзя, коляска опрокинулась, и Государь упал, сильно ушибся при этом и сломал себе левую ключицу.
Первое время он был без чувств нисколько минут, но скоро пришел в себя, и забывая собственные страдания, обратился к графу Бенкендорфу, поддерживавшему ему голову, с вопросом: «Не случилось ли с людьми какого несчастья?» Узнав от графа, что камердинер и ямщик были в опасном положении, Государь сейчас же отослал от себя графа, сказав: «Ступай, помогай им чем можешь, а я чувствую себя еще настолько в силах, что могу обойтись и без твоей помощи».
Рассказывают, что в это время пробирался тропинкой подле большой дороги солдат с котомкой за плечами, отпущенный домой «в чистую». Он подошел к месту катастрофы как раз в ту минуту, когда Государь очнулся.
— Мне вот и «служба» поможет, сказал Император графу Бенкендорфу, а ты ступай и делай что нужно.
Солдат действительно был при этом и оказывал помощь Государю. Народная память сохранила даже его фамилию — Байгузов, отставной унтер-офицер, получивший от самого Государя «синенькую».
Форрейтор был послан в Чембар, и оттуда не замедлила прибыть помощь. С властями прискакал и уездный врач Цвернер, сделавший как нельзя лучше перевязку. Говорят, что Николай Павлович, услыхав от графа что из города едет доктор и сознавая не без причины, что последний легко может сробеть при виде его и сделать неудачную перевязку, приказал себе закрыть платком лицо. Но Цвернер оказался неробкого десятка. По прибытии на место он быстро подошел к Императору и совершенно спокойно спросил: «Что с Вами, Ваше Величество?» Николай Павлович открыл лицо и объяснил в чем дело.
После перевязки Государь почувствовал себя лучше, но ехать в экипаже оказалось невозможно от толчков, и верст шесть он прошел пешком, поддерживаемый под руки. Народ освещал фонарями путь Государя, шедшего молча, нахмурив брови.
У города встретил его начальник внутренней стражи, подпоручик Грачов, когда-то фельдфебель Измайловского полка. Государь узнал его, и, не видав несколько лет, назвал по фамилии.
— А, старый знакомый, Грачов!
— Здравия желаю, Ваше Величество!
— Да, брат, теперь надо желать больше, чем когда-нибудь. Видишь, какая беда стряслась, и я инвалидом стал.
И вот уездный городок Чембар, в котором и теперь-то насчитывают лишь несколько тысяч жителей, сделался на две недели резиденцией Всероссийского Императора. Государь занял лучшее помещение — уездное училище, приготовленное заранее, так как в Чембаре предполагался обеденный стол или ночлег. Приехал скоро и доктор Императора, Арендт. Но по чувству тонкой деликатности, не желая обижать Цвернера, Николай Павлович поручил ему и дальнейшее лечение под наблюдением Арендта.
Поскакали курьеры к Императрице и другим лицам.
Жизнь Государя в Чембаре шла совершенно уединенно. Вставал он, по привычке, рано, часов в пять; утром до завтрака занимался делами, а потом читал или писал. Первые дни он не выходил из комнаты и даже не одевался против своего обыкновения, чтобы не повредить сращения кости. Тихая и уединенная жизнь в Чембаре, по-видимому, нравилась Государю, хотя в первое время имела свои неудобства и лишения, пока все не устроилось. В городе трудно было что-нибуд достать. Все получалось и привозилось из Пензы, оттуда наприм. отправился в Чембар торговец мясом и погнал скот, чтобы убивать его на месте. Приехали туда и булочники. Вина выписывались из Москвы.
6го сентября в первый раз Николай Павлович сделал прогулку по городу и осмотрел строившиеся церковь и тюремный замок.
7 го сентября он чувствовал себя настолько хорошо, что решил на другой день ехать. Пригласив местного благочинного, Император приказал ему отслужить благодарственный молебен. Облачившись, священник начал служить обычным возгласом, но вместо знакомого голоса причетника услыхал вдруг чистый, свежий и приятный бас: запел сам Государь. Рассказывают, что священник первое время смутился и оробел до того, что забыл что дальше следует, и Государь сам подсказал ему порядок службы, которая пошла затем без перерыва и в продолжение которой он сам пел вместе с причетником.
8го сентября Государь выехал из своей невольной резиденции по направлению к Тамбову. Перед отъездом к нему явились откланяться предводитель дворянства, городской голова и некоторые чиновники. Всех их он милостиво благодарил за тот покой, который ему доставили во время болезни, и щедро наградил каждого деньгами и подарками, а больше всех врача Цвернера: подарок в две тысячи рублей и деньгами три тысячи. На уездное училище и строившуюся церковь пожертвовал по пяти тысяч.
Толпа народа восторженно провожала любимого Государя, а версты за четыре от города, где дорога перерезывается глубоким и крутым оврагом, народ на руках своих переправил царский экипаж. Николай Павлович, тронутый таким выражением любви и преданности, одарил многих деньгами и здесь расстался с народом.
Воспоминания об этом необыкновенном событии до сих пор живут в памяти чембарцев и увековечены навсегда. При уездном училище был учрежден пансион для детей бедных дворян, а в самом здании устроена домовая церковь. Впоследствии пансион переведен был в Пензу, а церковь, под именем Царской, существует до сих пор.
