q
Подписывайтесь на наши аккаунты в соцсетях:
 

Киселева Е.В. Пролетарские поэты Орловской губернии: коллективный портрет проводников образов власти

Киселева Е.В. Пролетарские поэты Орловской губернии: коллективный портрет проводников образов власти // Брянский край в XX в.: общество, политика, экономика. – Брянск, 2012. С. 104-119

В эпоху революции и гражданской войны в России возник новый тип поэта, который подчинил свое художественное творчество насущным задачам публицистической пропаганды[1]. Стихи и песни активно использовались новой властью как эффективное средство внедрения идей в сознание масс. К поэтическому слову власти обращались всегда, когда стремились придать идее эмоциональную окраску[2]. Поэты из низов в доступной форме доносили до населения страны идеологические теории и концепции, формировали образы власти, мифы и культы, в конечном счете, — советское мировоззрение «нового человека».

Свою аудиторию поэты из народа, называвшие себя пролетарскими, завоевывали, прежде всего, через средства массовой информации. Как признавали историки литературы, именно большевистские газеты стали центрами организации и воспитания кадров пролетарских поэтов[3]. В анализе их творчества советская историография не уходила дальше перечисления тем и традиционной характеристики используемых ими художественных средств и приемов.

В данной статье предпринята попытка расшифровать послание уездных пролетарских поэтов со страниц газет и поэтических сборников, издаваемых на территории Орловской губернии, используя теорию персуазивной коммуникации. В соответствии с последней, автор исходит из того, что за особым употреблением языка встает особая идеология, а «выбор слова способен навязать другому определенное отношение к содержанию сообщения»[4]. Наше внимание привлекли языковые средства поэтического слога поэтов, участвующие в создании персуазивного эффекта [5], их взаимосвязь и осознан­ность применения. Такой анализ их коллективного творчества позволит прояснить меха­низмы языкового управления в формировании массового сознания, приблизиться к ответу на вопрос, каким образом в короткий временной отрезок большевистская языковая практика на территории региона стала доминирующей и тотальной.

Из полутора десятков газет советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Орловской губернии в каждой второй более или менее постоянно публиковались произведения поэтов из народа. Каждая пятая имела «пролетарского поэта» в штате, такие поэты выступали еще и корреспондентами газеты. Конечно, степень сохранности периодики разная. Но при просмотре всех сохранившихся экземпляров, ответ на первый вопрос, был ли в уезде свой пролетарский поэт, можно дать со всей очевидностью. Так, в «Болховских известиях» за почти два десятка номеров опубликовано только два стихотворения, одно из которых заимствовано из газеты другого региона. Редкостью поэтическая форма была на страницах Трубчевских известий. Напротив, в «Дмитровских известиях» писал Григорий Демидов. Он же был активным публицистом. В Карачеве, на страницах «Нашего пути» в 1918 году и «Карачевских известий» в 1919 г. мелькает несколько творчески одаренных личностей (Николай Бочаров, другие), среди которых относительным постоянством выделяется Г. Дорожжев. В газеты крупных городов, которые лучше и читались и распростра­нялись, как правило, писали несколько поэтически одаренных людей. На страницах «Бе­жицких известий», к примеру, творили Иван Мукосеев, писавший с 1919 года еще и под псевдонимом Иван Крайний, его ученик Пьер Гарский, В.Буравов, Л.Г. Чемисов и другие. В Ливнах в «Свободном пахаре» под пролетарскую поэзию был отдана целая рубрика га­зеты. Здесь отличительной чертой была любовь к псевдонимам — как журналистов, так и поэтов. В «уголок поэзии», а затем «пролетарскую поэзию» писали Эспа, Пулемет, Пролетарий. К сожалению, за отсутствием сведений и фрагментарной сохранностью газет не всегда удается за псевдонимом увидеть реальное имя автора. Схожая ситуация сложилась и в советской газете Ельца: множество пишущих, большая часть из которых — под псевдонимами или инициалами. В губернскую газету свои стихи направляли несколько десятков человек.

В творчестве региональных пролетарских поэтов периода Гражданской войны можно выделить несколько ведущих тем, каждая из которых связана, как минимум, с двумя другими. Заметно, что та или иная идеологическая тема появляется на страницах газет либо в честь важного события из области внутренней или внешней политики боль­шевистского режима, либо на дату «красного календаря». Местные пролетарские поэты откликались на смерть лидеров советских деятелей из центра и своего региона, на все события, связанные с ходом мировой революции, на новые советские праздники и памятные дни. Творческая активность поэтов вписывается в общее русло деятельности органов агитации и пропаганды, направленность которых зависела от тех конкретных задач, которые выдвигались на первый план исторической обстановкой[6].

Полноценно восстановить линии творческой активности можно только у двух самых ярких поэтических дарований губернии. Это — известный поэт и журналист губернской газеты «Орловские известия» Евгений Сокол, до революции бывший секретарем Союза Российских поэтов и друживший с С.Черным и С. Есениным, и неизвестный, но не менее яркий поэт, критик и публицист «Бежицких известий» Брянского уезда, редактор пролетарского журнала «Наш Горн» Иван Мукосеев[7]. У первого в 1919 г. в Орле вышли три сборника стихотворений — «Поэма о революции», «Русь», «Красные набаты». У второго также удалось найти два сборника стихотворений: «У свергнутых кумиров» в 1918 г. и «Поэзия революции» в 1920 году[8]. Е. Соколу (Соколову) в 1917 г. было 24 года, И. Мукосееву — 29 лет. Оба были популярны, им также посвящали стихотворения другие поэты, Мукосееву — Пьер Гарский[9], Соколу, как минимум, — Иван Селихов[10]. Произведения остальных пролетарских поэтов губернии встречаются эпизодически, их творчество за фрагментарностью газетных источников можно восстановить лишь частично. Тем не менее, образы их творчества типичны и собранные вместе они формируют коллективный творческий портрет.

Художественные образы, создаваемые пролетарскими поэтами, были вычленены уже современниками[11]. В их числе — образ времени, для каждой из ипостасей которого характерна своя цветопись и звукопись, определенный набор изобразительно-выразитель­ных средств: эпитетов, метафор, сравнений и аллегорий. Так, прошлое рисуется темными красками, его картины испещрены отрицательными образами, лексикой с негативными коннотациями. В стихотворении «Огни» И.Мукосеева прошлое предстает в таких метафорах как «сон», «тень», «ночь» и «смерть». Используются и старые поэтические аллегории, как например, «остров слез»: «Нет, не напрасно мы без устали искали, // И не напрасно шли в безмолвии ночей // Средь нищеты, страданий и печали // На тайный зов блуждаю­щих огней …// Мы остров слез покинули в тени…» [12].

Иронию и сарказм мы читаем в серии стихотворений Серафима М. Водкина «Исто­рия государей российских в стихах», публиковавшихся в «Орловских известиях» летом 1918 года. Дмитровский поэт Гр. Демидов в «Песне социалиста» пишет: «Где было дво­рянство, // Где стоял царизм — // Стало там крестьянство // И социализм. // Рухнуло бы­лое, // Повалился трон, — // Царство нам иное даст иной закон. // Вот закон народа, // Вот его декрет — // Равенство, свобода, // Братский всем привет. // Лозунги святые // Вы­плыли из тьмы, // Новою Россия // Вышла из тюрьмы»[13]. Ливенский поэт Эспа призывает в «Мы идем»: «Обратим мы былое в рутины, // Не страшась ничьего возмущенья, // Сбро­сив в пропасть все формы рутины, // Создадим чудный мир обновленья! // Уничтожив мир старый, прогнивший в конец, // Без остатка и вплоть до обломков,— // Лучезарного но­вого царства венец // Мы сдадим в руки юных потомков! // Мы – бойцы, мы – творцы-куз­нецы! // Мы — грядущего счастья борцы! // Всему миру даем мы примеры!»[14]. Активно употребляя местоимения «мы» и «наше», поэты используют особый коммуникативный ход — создание семантического поля «свои» за счет представления некой точки зрения не как единичной, а как общеизвестной истины[15]. Создается впечатление, что отправитель сообщения мыслит и говорит также как многие, и многие говорят и мыслят, как он.

Почти во всех стихотворениях пролетарских поэтов прошлое противопоставляется будущему. Это видно, например, в стихотворении цикла «Гудок» И. Мукосеева: «Минула ночь. // Рассеялись туманы. // Кумиры свергнуты и пал неволи гнет. // К труду упорному зовет нас день желанный // Грядущий День нас к творчеству зовет». Для усиления эмоцио­нального эффекта, придания экстраординарной значимости слову поэт использует метод выделения с помощью заглавных букв. В этом стихотворении графика используется также и для усиления контраста между прошлым и будущим: «Слава Жизни и Рассвету// Да погибнет тьма и ложь»[16].

Своего апогея противопоставление прошлого и будущего достигает у Мукосеева в этюде «Два царства». В первой картине этюда «старая чиновная отжившая Россия предстает в виде печальной, жалкой, болезненной женщины в сплошном черном плаще». Героиня признается, что измучена, утомлена, желает только покоя и забвения, жалуясь: «Что проку в том, что встали за отечество // Монашество, купечество, // Военный и прочие // Их всюду бьют рабочие»[17]. Слуги же Старой России жалеют каждый о своем: купец вспоми­нает о «попойках», монах — о том, как в «обители святой копили богатства», а офицер клянется «унять безвластия стихию, зарвавшихся рабов в бараний рог согнуть и старую, единую Россию к порядку прежнему вернуть». Все типажи прошлого смешиваются с гря­зью через их собственные речи-воспоминания. Внезапно три вестника оглашают, что близится час последнего боя. Старая Россия ощущает себя слишком слабой и завершает первую картину словами: «Наша песенка спета». Вторая картина открывается панорамой леса с видом на завод. В противоположность первой картине, пишет автор, вся сцена все время залита светом. Новая Россия говорит о том, что родилась в огне и пламени. В ответ на ее призыв «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» к «России, красной земле» приходят сна­чала немецкий, затем французский и английский рабочие. «Нам в царство света открыта дорога. // Нас много! Нас много! Нас много!», — восклицает на это русский рабочий. По­следним к ним присоединяется американский рабочий с требованием последнего решительного боя для погибели мирового зла[18]. С призывом Новой России встать под красный флаг и под мощные звуки «Интернационала» занавес опускается. Так как пьесы-миниатюры Мукосева ставились пролетарскими артистами Бежицы, следует учитывать, что создания в тексте описательного образа оппонента является одним из самых действенных в управлении восприятием и сознанием адресата. Согласно ему высказывания строятся так, что третьему лицу приписывается определенное мнение. Затем вводится аргументация, отвергающая эту точку зрения – происходит утверждение собственной позиции[19].

Все тяготы настоящего связаны исключительно с наследием темного прошлого. Именно они не дают ему должной динамики развития настоящему: «Зима, как хищная волчица, // Безжалостно лохмотья рвет, // Кругом озлобленные лица, // Изголодавшийся народ. // Отгнивший мир с зимой дружно // Справляли свой последний пир». Здесь же, чтобы усилить экспрессивность высказывания, не стесняется поэт в описании прошлого использовать гиперболизацию: «А там – в лачугах – стон и злоба // Бескрайние, как шар земной» [20].

Для создания образа прошлого и настоящего используются военные метафоры, такие как «борьба», «воин», «удар», «бой», «победа»: «Еще удар, еще одно усилье // И старый мир развеется как дым. // Уж меркнет Ночь обмана и насилья. Товарищи, мы победим!»[21] Малоархангельский Пролетарий пишет в «Призыве»: «Народ сильный и великий — // На борьбу иди смелей; // Сними ты гнет проклятый // С измученных людей! // По­смотри!.. Капитал всемирный // Ведет полчища к тебе, // Отнять он хочет ту свободу, // Что добыта в октябре. // За кровь мы кровью и ответим, // Нет пощады палачам, // Гра­ницы революции расширим — // Дадим свободу батракам!»[22]

Такая лексическая единица как «борьба» обеспечивает непрерывность линии вре­мени в пролетарском творчестве. Пролетарий из «Орловских известий» пишет: «Рушатся старые троны, — // Гибнут они без следа. // Новые пишут законы // Люди борьбы и труда. // Звук благородный: свобода, // Ширится, мощно растет. // Для трудового народа // Яркое солнце встает. // Красные вьются знамена, // Смелые гимны звучат»[23]. Высшей степенью выражения борьбы, равно как и связующим звеном между темным прошлым и озаренным светом настоящим выступила революция. В «Гимне революции» героиня, к которой поэт обращается на «Ты» предстает и как «негодующее пламя», и «вызов, брошенный богам», и как «благородная расплата», «весну бодрящая гроза», и как «символ гибели жестокой, разрушение и кровь», и как «Правды феникс огнекрылый», как «Жизнь, Свобода и Про­стор». Приемом олицетворения революция наделяется «мятежным взором» и способно­стью править «свой кровавый бег, чтоб всех людей очистить ровно единым словом – человек…»[24]. О том, что дала революция трудящимся, в губернской газете пишет поэт С. Кошкаров: «Был мужик запуганный и жалкий – был рабом, // Не боится пахарь чертов­щины, // Он – хозяин леса и полей, // На челе разгладидись морщины, // И душой и серд­цем он светлей.. // Наглой лжи порвалися запреты, // Он в избе повесит на стене: // Не царей, а вольности декреты, // Да свободу будут чтить в своей стране!»[25].

Традиционные художественные образы очищающего огня как дарующего свободу, цепей как символа неволи и аллегории «правды юбилей» соединяются у Мукосеева в «25 октября 1918 год»: «Мы смели огнем восстанья // Мир торговли, мир интриг// Полны жаждой созиданья // Мы свободны от вериг, // Пали тяжкие невзгоды, // Нет неволи и цепей // Нынче день святой Свободы, // Нынче правды юбилей»[26].

Все формы борьбы и мятежа, в их числе и революция, по мнению поэтов, внутренне присущи человеку активному. Презирает рабство и воспевает свободу ливенский поэт С. Заревой: «Пусть мне злое готовит судьба — // Испытанье я кротко приму, // Но постыдное иго раба — // Никогда, никогда не возьму! // Я свободной душою люблю // Лучезарного братства восход, // Кровь горячего сердца пролью // И бесстрашно умру за народ!»[27]. Мукосеев пишет: «Нет сраму худшего отчизне, // Чем эти гнусные рабы// Нет ничего священней в жизни // Всепоглощающей Борьбы! // И жизни только тот достоин, // Кто не мирился с вечным злом, // Кто в жизнь пришел, // Как честный воин // И не уснул мертвящим сном»[28]. Перемешивая в вышеприведенном отрывке высокий стиль лексики с разговорным, поэт пытается приблизить послание к языку референтной группы. Очередные праздничные даты вообще вызывали всплеск поэтического творчества пролетарских поэтов.

Поэтам искренне хотелось верить, что этой самой внутренней активностью обладает весь пролетариат. Ведь именно ему предстоит осуществить прорыв в «новую жизнь» в результате грандиозной битвы и подавления врага. В «Завещание пролетария» Мукосеев прямо указывает на удел жизни рабочего: «Не умру я от чахотки // На постели пуховой. // Век мой кончится короткий // В поле, в схватке боевой»[29]. Как испостась трудящегося народа, вынужденного защищать завоеванную свободу, в творчестве поэтов появляется красноармеец-новобранец. Таким «юным и смелым» Сергей Поляков посвящает строки в «Красной дружине»: «Были улицы от снега белыя // И заря вечерня светла… // Уходили юные и смелые // Их любовь к свободе в бой вела» [30].

В разгар гражданской войны в 1919 г. солдат-красноармеец становится одной из главных фигур всех стихов. К нему обращается И. Мукосеев как к «хранителю ценностей мировых», «верному воину восставшего отечества»[31]. Вторит ему и Г. Измайловский в стихотворении «Вперед!» в карачевской газете «Наш путь» «Год прошел, как носим крас­ную // Пятиугольную звезду. // Защищая долю ясную // Защищая бедноту»[32]. К юбилею Красной Армии юным коммунистам со штыком посвящает свое творение «Красную песню» и некто Андрей Рублев: «Солнце яркое восходит // И трубит труба поход; // Наша Армия выходит // С красным знаменем вперед. // Мир трудящимся и бедным // На штыках своих несем, // Хором дружным и победным // Песню вольную поем. // Пусть лишения и раны // Ожидают впереди… // Мы идем на вас тираны, // Гнев кипит у нас в груди! // Бра­тья, нечего бояться, // Нам счастливый жребий дан, // Пусть в союз соединятся // Пролета­рии всех стран. // Наше знамя свято, чисто, // Трудовой вокруг народ… // Он заветы ком­муниста // Передаст из рода в род…»[33].

В силу своей широкой распространенности и особой социальной значимости в 1918-1920 гг. само понятие «революция», равно как и «пролетариат», стали лингво-ментальными стереотипами советской России, фундаментом для советской идентичности. Кодируя эмоциональную информацию, эти слова предзадавали положительную картинку мира в голове человека, накладывали на его восприятие и оценки определенную рамку, отсекавшую иные возможные суждения и оценки. Такие слова изначально придавали положительный смысл всему словесному окружению: любым фактам, идеям, мнениям. Бо­лее того, они же усиливали чувство принадлежности к группе, разделяющей этот опыт, эту оценку, они укрепляли «мы-чувство» отдельных лиц. Активное использование ключе­вых слов стало нормой для большевистских идеологов-пропагандистов, как в центре, так и на местах. Интенсивное употребление оценочных клише формулировало и формировало устойчивую, смысловую оппозицию. «Революция» и «пролетариат» несли в себе исключительно положительный смысл, так как ассоциировались со свободой и народом — своими людьми, трудящимися.

Второй центральной фигурой в творчестве пролетарских поэтов стал герой пролета­риата, отдавший жизнь или борющийся на смерть за свободу трудящихся. В про­шлом с угнетением боролись герои пролетариата. Коллективный образ «павших борцов» — неисчерпаемый источник вдохновения пролетарских поэтов Орловской губернии на каждый праздник новой Советской России. В «Памяти павших» на 4-ю годовщину Ленского расстрела Мукосеев пишет: «Они погибли в бездне ночи, // На них лежит могилы гнет, // Но и поныне люд рабочий // Им память вечную поет»[34]. На вторую годовщину Февраля Труженик посвящает «Павшим Борцам»: «Много, много поколений // Не забудут Ваши имена. // Вам много стоило усилий, // Крови, пота и труда, // Чтобы гнет проклятый // Свергнуть навсегда. // Тайги лесов Сибирских // И казематы тюрем царских // Нам поведают о Вас, // С какой геройской силой // Боролись Вы за нас // Со всею сворою змеиной. // Ни смерть ни пытки // Вас не устрашили: // На казнь мужественно шли // И первый красный луч свободы // В своей крови народу Вы несли, // Терпя лишенья и не­взгоды. // Спите в земле спокойно // Творцы Святых идей, // Заветы Ваши мы испол­ним»[35].

Им отдают честь и воздают хвалу и славу, за них поднимают красные знамена и поют песни. Григорий Демидов пишет в «Солдату»: «Да здравствует свобода! // И слава тем, кто пал // В борьбе за власть народа, // За братский идеал»[36]. Несколько стихотворе­ний посвящает «павшим» Евгений Сокол. В одном из них читаем: «Спите спокойно // Под радостный шелест красных знамен, // Врываяся песнями в мирный ваш сон // Над вашею красной могилой пройдем // Мы гордо и стройно…// Спите спокойно…»[37]. «Святыми» называет места гибели солдат Красной Армии Пролетарий: «Зеленые волжские скаты, // Холмы оренбургских степей // Вы, армии красной солдаты, // Уважили кровью своей. // Там свежие ваши могилы // Повыросли в разных местах // Вы отдали лучшие силы врагам нашей воли на страх.. // Поклонимся нашим святыням до самой земли!» [38].

Сонм героев пролетариата пополнялся и в настоящем — гражданская война давала немало тому поводов. К новому лику святых автоматически причислялись убитые пролетарские вожди, как центра, так и с мест, в независимости от образа их жизни и обстоятельств смерти. После печатания в «Советской газете» Ельца стихов Д. Бедного на смерть Володарского его примеру последовали местные поэты. Убитый по дороге на митинг в Петрограде комиссар по делам печати, агитации и пропаганды открывает цикл поэтических панегири­ков большевистским вождям. Елецким поэтом Григорием Б. он наделяется «душою чест­ной, незлобивой», даже «миролюбивой»[39]. В этой же газете в сентябре в связи со смертью Урицкого пишет некто Э.: «Убит Урицкий, пал герой коммуны, // Пал на посту как вер­ный часовой // Сражен рукой предателя безумной // Он жизнь отдал без жалобы одной. // Немало с юных лет он жертв принес народу, // Немало испытал и в ссылках, и в тюрьме // В изгнаньи жил, боряся за свободу, // Безропотно глядел в глаза судьбе. // Он весь свой пыл, всю мощь своей души // При торжестве прекрасного восхода // Отдал, чтоб охранять средь злобы и вражды // От гад реакции – сокровище народа. // И средь борьбы жестокой и ужасной, // Средь нападений яростных врагов // Он оставался юный и прекрасный // И вдохновлял на бой других борцов»[40].

Все свои творческие силы мобилизуют поэты из народа в связи с покушением на Ленина 30 августа 1918 года. В Севском «Коммунисте» Аким Страдающий пишет «В.Ленину»: «Ты к нам пришел, чтоб облегчить // Наши тяжкие мученья, // Ты к нам пришел, как вождь разбить // Врагов рабочего движенья. // Ты смело шел, без колебаний // Туда, где ждал рабочий класс…// Нам не забыть твоих страданий, // Что перенес ты, вождь, за нас. // Ты жертвой стал, нам не забыть // Кто указал нам жизнь иную, // На страх ты должен жить, // На зло проклятому буржую»[41].

Восхваление заслуг Ленина, мотив мученичества и жертвенности отныне стано­вится непреходящим сюжетом на страницах пролетарских газет. На годовщину Октября Пролетарий пишет в губернской газете огромный стих «Ленину»: «Ты рано подвергся тя­желым утратам, // Всю горечь тяжелого гнета узнал, // Ты в юности ранней с любимейшим братом // Расстался навеки: он жертвою пал.. // Вдали от задушенной родины // Ты свое благородное имя прославил // В борьбе за права трудовой бедноты // Твоя воплотилась святая мечта: народ, безраздельный, могучия властитель, взял в руки свои лиходейку-судьбу, // И ты благородный подвижник и мститель, Повел его смело и твердо в борьбу // И пули, презренные, мелкие пули впились в твое тело, бесстрашный борец. // Но жив ты, и снова ты с нами, и снова // Ты полон великих безсмертных идей, // Как прежде, твое вдохновенное слово // Зовет нас на подвиг за счастье людей» [42].

Как провозвестнику мировой революции возносят хвалу пролетарские поэты и на смерть известному лишь узкому кругу социалистов немецкому революционеру К.Либкнехту. Коммунист А. Петров пишет в «Памяти Либкнехта»: «Ты – вождь рабочих угнетенных и вождь коммуны мировой, // Погиб ты смертию достойной // В борьбе вели­кой трудовой // Ты был борцом неустрашимым // Ты вел рабочих за собой и звал их к равенству и братству // Вперед к коммуне трудовой…»[43]. Вскоре добавляет и Яков Вородьев: «..Спи мирно, боец и славный вождь.. // Умирать вожди не могут..// Ты вечно бу­дешь жить в сердцах, в душе // Всех угнетенных // Уже Россия, — колыбель коммуны мировой // Плетет венок тебе терновый, — вечно славный // И должное Великому поет»[44].

Вслед за веяниями из центра возносились и личностные качества местных погибших коммунистов. Памяти сотрудника Дмитровского уисполкома Г. Толкачева, застре­ленного во время митинга в одном из сел уезда, посвящает свое стихотворение поэт Гри­горий Демидов: «Здесь спит работник энергичный // Здесь спит сын честного труда // Погибший за интерес неличный // Не с чувством тайного стыда // Нет, здесь лежит святое тело // Революционного бойца, // Кто шел ко правде, бодро, смело // И был ей верен до конца» [45]. Ряд стихотворений 13-17 апреля 1919 г. публикуют Бежицкие и Брянские известия на смерть главы Брянского уездного исполкома Игната Фокина. Необходимо отметить, что своим творчеством поэты вносили весомый вклад в формирующейся в годы Гражданской войны культ борцов за свободу[46].

Оборотной стороной возвышения образа героя стало очернение образа врага. Как оппонент пролетария на арене борьбы образ врага стал неотъемлемой частью образа прошлого и настоящего. «Гады», «ехидные жабы», «паразиты земли», «чудища страшные» — какие только аллегории обобщенного врага из старого мира не встречаются посреди по­этических строк. Взгляды «лукавого врага» «злорадны», молва «продажна», а вымыслы «ядовиты»[47]. «Мир тиранов и акул — вековой антипод миру рабочих: «Долой тиранов кровожадных! Долой бездушных кулаков! Долой насильников народных! Долой земных царей-богов!» — призывает в «Два стана» автор В.Буравов, — «Горят желанием плуто­краты // Пожар Вселенной утушить – //Террором белым мир свободный // В мир скорби, рабства превратить… // Другой же стан народ свободный // Весь в язвах, ранах и голод­ный // С улыбкой гордой на устах //Поднял свой красный стяг»[48]. В подобных стихотворе­ниях явно имел место быть целенаправленный выбор слов для номинации. В прагматической лингвистике навешивание ярлыков рассматривается как один из самых сильных приемов для создания негативной оценочной перспективы. А очевидный здесь прием по­дачи информации по принципу «плюс-минус», «черное-белое» играл особую роль в управлении сознанием. Такое разделение выполняло несколько функций. Прежде всего, его использование позволяло сложные явления представить как простые, сложные аргументы заменить однозначными утверждениями: виноваты другие.

Врагам родины шлет проклятье Елецкий автор С.Г.: «Проклятье тем, кто в дни сво­боды, // В дни лучезарной красоты — Смущает темные народ // Наветом злобной кле­веты… // Проклятье тем, кто с черной верой // Лелеет жалкие мечты, // И кто с готовно­стью наемной // Срывает красные цветы…»[49]. Советская газета выпускает одноименные стихотворения Врагам родины», «Врагам родины» практически подряд в трех номерах [50]. Тематика врага выходит на первый план в стихотворениях поэта Мукосеева в 1919-1920 годов. Как только партия развернула пропагандистскую борьбу против своих политиче­ских и военных противников, усилилась и агрессивность лексики поэтов. Весной 1919 г. в связи с напряженной обстановкой на фронтах поэт выдает ряд стихотворений, обличающих действия врага. В «Сувенире» он пишет: «Да, эсеры мужика // Здорово надули // Сами звали Колчака // И улепетнули. // Лидер правых, сам Чернов // Многого не понял, // Оперся на Колчаков, // Все попроворонил. // Адмиральский чудачек // Ожидал помоги, // А потом и на утек, // Унеси Бог ноги//… Эй, вы! Скопище чертей! // Братья черной сотни. // Привели к столу гостей, // Сами – в подворотни? // И дало же вам пинка // «Ваше Благо­родье». // Подвели вы мужика // Чертово отродье!» [51]

Заполненное врагами и борьбой настоящее видится поэтам исключительно как этап перехода к светлому будущему, ради которого и происходит все в этом мире. Автор Г.В. из Дмитровска пишет: «Владык не надо над страною. // Мы стали равны навсегда, // Идем мы твердою стопою, // Стопой народного труда // Мы свергли иго капитала, // Он сбит ра­бочею средой; // На новый путь Россия стала // Всем путеводною звездой… // Она отста­лая судьбою, // Явилась вдруг передовой. // Подняв высоко пред собою // Свободы факел мировой» [52].

В вырисовывании будущего ведущими являются метафоры архитектуры, строительства. Типично в этом отношении стихотворение «Выше, стройте зданье!»: «Бра­тья! Выше стройте зданье! С тайной жадностью исканья // В царстве вечного страданья завершайте вольный труд! // Укрепляйте храм свободы, ставьте каменные своды, // Ваши молодости годы, даром пусть не пропадут! // Не теряйте зря мгновений для гряду­щих поколений // Стройте новые ступени и за сводом новый свод…»[53]. Не иначе как марки­рованной фразой у Мукосеева являются и «Грядущие Дни»: «Минула ночь. Рассея­лись туманы. // Кумиры свергнуты и пал неволи гнет. // К труду упорному зовет нас день желанный // Грядущий День нас к творчеству зовет»[54].

Будущее окрашено в светлые тона и видится исключительно в виде мировой революции. Некто под псевдонимом Нат Пинкертон в Бежице пишет: «В альбом международной буржуазии»: «Надень, Советская Россия, // Коммуны трудовой венец, // Пусть мечется, буржуазия, — // Ее владычеству конец. // …Трещат на западе все троны, // Дрожит министров кабинет, // На место сорванной короны, // Рабочих царствует Совет. // Народным гневом побежденный // Тиран Австрийский, Карл сбежал. // О, капитал между­народный…// Молись: тебе конец настал» [55]. Очередные праздничные пролетарские даты заставляли не только подводить итоги развития советского строя, но и мыслить о будущ­ности. А.Талин в «Первое мая» пишет: «Мир весь от края до края // Ярко и буйно зажжем // Алым цветением мая // Пламенем красных знамен»[56].

Отдельного замечания заслуживают христианские аналогии поэтов с революцией. В одном из стихотворений от 7 января 1919 года — «Новорожденный», Иван Мукосеев пишет: «В мире скорби и печали // Люди долго, долго ждали, // Ждали кроткого Христа. // Но пришел Христос другой // Всепобедный, огневой // Перед ним цари дрожат. // Он зачат от мятежа, // Колыбель ему – стихия, // Дом – весь мир, а Мать – Россия!»[57]. В «Совет­ской газете» С.Г. прямо обращается к читателю: «С твердою верой, молитвой свя­тою, // Заветы родные храня, — // Смело, рабочий, тернистой тропою, // Грудью иди на врага..// Путь отовсюду враги нападают грозною местью горя // Пусть на кресте мировом распинают// За лучшие песни тебя — // Верь мне: настанут дни счастья земного // Вспых­нет луч братской любви!»[58]. Традиционные христианские символы, такие как «храм свободы», «золотые купола» причудливым образом становятся на службу идеи мировой ре­волюции: «Еще повсюду ночь… // Еще в цепях народы, // Но день грядет победный из-за туч, // И после бурь и долгой непогоды // Зари пленительной проглянет луч. // И с гордого лица сорвав венок терновый, // В селенья дальние и в города, // Во всем величии придет хозяин новый, // Настанет царство мирного труда»[59]. На наш взгляд, использование христи­анской лексики пролетарскими поэтами связано не только с датами их написания, но и с тем, что поэты, будучи воспитанными в ареале христианской культуры, являлись ее носителями. В этой связи самые яркие ожидания и образы непременно были связаны с трепетом души, основами веры.

Тема временной ленты и революции тесно связана у поэтов с осмыслением своей миссии, с представлениями о том, что пролетарский поэт должен нести народу. Следуя пушкинской традиции, он величает себя певцом[60]. Снова вслед за Пушкиным он призы­вает свет и прогоняет тьму, но уже не в качестве простого певца, но певца с вполне определенной аудиторией — пролетарского: «Мы пролетарские поэты, // Мы первомайские лучи, // Поем мы звонкие сонеты, // Куем мы острые мечи. // … Мы пролетарские поэты, // Ничто не остановит нас, // Несли мы молнии и светы // И наше слово, — как алмаз. // Пред нами звезды золотые, // За нами – слезы и гробы, // И наша вольная стихия — // Мир несмолкаемой борьбы. // Мы не поем о Беатриче, // Любовь – наивный бред ума, // Вся наша жизнь в победном кличе: // «Да будет свет, да сгинет тьма!»[61]. Прямым указанием в тексте потенциального получателя сообщения осуществлялась стратегия оптимальной адресации. А аудиторией был ни кто иной, как «Новой Жизни Властелин»[62]. Через творче­ство поэтов из рабочих и для рабочих, партия власти, на службе у которой состоял поэт, показывала, кто хозяин жизни, формировала у населения страны миф о диктатуре рабочего класса.

И христианская («ждали кроткого Христа») и народная («чую»), и античная («люди будут свободны как боги»), и французская («с мечом в руках и в багрянице), и русская традиции (реализма XIX в. и символизма XX в. с типичной для поэтов Серебряного века лексикой «старый мир», «мертвецкий сон», «венок терновый») говорят об эклектичности творчества И. И. Мукосеева, равно как и других пролетарских поэтов Орловской губер­нии. Как пишет И.С. Эвентов, эклектика стилей, ритма и набора лексики была характерна для всех «передовых поэтов пролетариата»[63]. Как пишет Н.И. Миронец, «желание пролетарских поэтов отказаться от всякого индивидуального начала в поэзии и воспевать только мысль и волю коллектива исторически объяснимо — таков был дух времени, кото­рый и отразился в их поэзии»[64].

Творчество провинциальных пролетарских поэтов было не только эклектично, но и подражательно. Новые темы они частенько заимствовали у поэтов из федерального центра. Анализ региональной периодики показал, что за публикацией стихотворения Демьяна Бедного могла последовать серия материалов местных поэтов на одну и ту же тему. О массовом феномене «поэтов из народа» написал в «Карачевские известия» некто С.Б.: «То что поэты из народа появились в большом количестве, стали смелеть – один из самых отрадных фактов нашей действительности». С.Б. отмечает, что «…приходится сталкиваться с фактом непременного желания писать интеллигентским языком, когда образный живой язык народа забывается… неприменным долгом желают избрать сюжеты политические, даже более того — специфично «агитационные». Автор выводит причину в той «громадной роли», которую сыграла «наша пресса, в которой именно таким стихотворениям бывала отводима первенствующая роль. А на газете учился поэт-крестьянин и рабочий». Автор напоминает поэтам, что естественное для газеты, как органа агитации, вовсе не обязательно для «свободного творчества поэта, который волен выбирать какие-угодно сюжеты и искать их, где ему угодно». Советчик заключает, что «пролетарская культура выиграет гораздо больше от этой полной свободы творчества, чем от появления нескольких новых стихов на политические темы»[65].

Таким образом, увлечение пролетарской поэзией на территории Орловской губернии носило массовый характер: появление советских газет стало площадкой и стимулом для творческой активности поэтически одаренных людей. Такие художники «преломляли свои теоретические концепции через призму образного восприятия мира, через призму собственного целостного, интегративного художественно-эстетического опыта»[66].

Поэты из народа были одновременно и результатом предшест­вовавшей революционной агитации и пропаганды, и ее проводниками. Заслуга большевиков в том, что в период борьбы за сознание масс им удалось призвать к себе на службу таких творческих личностей, остро чувствовавших дух времени. Пролетарский поэт выступал как транслятор образов власти — эффективный проводник идей больше­виков в массовое сознание населения уезда, приводной ремень правящей партии к населе­нию. Через его творчество и посредством его читатели и зрители приобщались к коммунистической идеологии. Применение же идеологического языка (метафоры и др., клише, визуальные образы) освобождало власть от необходимости логического доказательства заявлений, а путем многократного повторения заставляло принять транслируемые идеи и образы априори, без сомнения в их истинности.

[1] См.: Доброхотов В.Я. Разработка В.И. Лениным научных основ партийной пропаганды. М., 1980. С. 402.
[2] См.: Миронец Н. И. Революционная поэзия Октября и гражданской войны как исторический источник. Киев, 1988. С.30, С. 39-40.
[3] Эвентов И. С. Пролетарские поэты // История русской литературы: В 10 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Т. X. Литература 1890—1917 годов. 1954. С. 741. Электронный ресурс http://feb-web.ru/feb/irl/il0/ila/ila27402.htm
[4] Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса: проблемы речевого воздействия: учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2006. С. 12.
[5] Там же. С. 30.
[6] Галин С.А. Исторический опыт культурного строительства в первые годы Советской власти (1917-1925): М., 1990. С.84.
[7] ГАБО. Ф. 558. Оп.2. Д. 114. Л. 19.
[8] Мукосеев Ив. У свергнутых кумиров. Бежица, 1918; Он же. Поэзия Революции. Бежица, 1920.
[9] Известия Бежицкого революционного совета 1918. 30 ноября.
[10] «Поэту. (Посв. Евгению Соколу)». Стихотворение. 20 мая 1920 г. хранится в РГАЛИ. Ф. 2180 Оп. 2 Ед. Хр. 1. Л. 87 об.-88.
[11] См. напр., критический обзор творчества пролетарских поэтов у Ходасевич В.Ф. Пролетарские поэты. // «Современные записки». 1925. Кн. XXVI. Электронный ресурс http://dugward.ru/library/hodasevich/hodasevich_prolet_poet.html
[12] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 8 октября.
[13] Известия Дмитровского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1919. 12 марта.
[14] Свободный пахарь. 1919. 6 июля.
[15] См.: Чернявская В.Е. Ук. соч. С. 49.
[16] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 20 октября.
[17] Два царства // Поэзия революции. С. 121.
[18] Там же. С. 147.
[19] Чернявская В.Е. Ук. соч. С. 63.
[20] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 13 декабря.
[21] Мукосеев-Крайний Ив. Поэзия революции. С. 5.
[22] Известия Малоархангельского уездного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1919. 7 февраля.
[23] Орловские известия Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1918. 7 сентября.
[24] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 29 ноября.
[25] Орловские известия Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1918. 30 июня.
[26] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 7 ноября.
[27] Свободный пахарь. 1919. 20 июля.
[28] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 20 октября.
[29] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 8 сентября.
[30] Орловские известия Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1918. 3 апреля.
[31] Мукосеев-Крайний Ив. Красному солдату // Поэзия революции. С. 29.
[32] Наш путь. 1919. 23 февраля.
[33] Известия Малоархангельского уездного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1919. 17 февраля.
[34] Известия Бежицкого Совета рабочих и красноармейских депутатов. 1919. 17 апреля.
[35] Известия Малоархангельского уездного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1919. 1 марта.
[36] Известия Дмитровского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1919. 30 мая.
[37] Известия Орловского губернского и городского Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1918. 7 ноября.
[38] Известия Орловского губернского и городского Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1918. 18 октября.
[39] Советская газета. 1918. 7 июля.
[40] Советская газета. 1918. 5 сентября.
[41] Коммунист. 1918. 17 сентября.
[42] Орловские известия Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1918. 7 ноября.
[43] Советская газета. 1919. 25 января.
[44] Советская газета. 1919. 28 января.
[45] Известия Дмитровского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1919. 28 марта.
[46] Подробнее о культе борцов за свободу см. Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года. СПб., 2001. С.44-45.
[47] Известия Бежицкого революционного совета 1918. 20 октября.
[48] Известия Бежицкого Совета рабочих и красноармейских депутатов. 1919. 8 февраля.
[49] Советская газета. 1918. 22 мая.
[50] Советская газета. 22 мая, 28 мая, 11 июня 1918 г.
[51] Иван Крайний. Сувенир // Известия Бежицкого Совета рабочих и красноармейских депутатов. 1919. 25 мая
[52] Известия Дмитровского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1918. 29 декабря.
[53] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 19 сентября.
[54] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 20 октября.
[55] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 7 ноября.
[56] Орловские известия Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1918. 1 мая.
[57] Известия Бежицкого Совета рабочих и красноармейских депутатов. 1919. 7 января.
[58] Советская газета. 1918. 17 мая.
[59] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 2 октября.
[60] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 9 октября.
[61] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 26 октября.
[62] Известия Бежицкого революционного совета. 1918. 20 октября.
[63] См.: Эвентов И. С. Ук. соч. С. 753.
[64] См.: Миронец Н. И. Ук. соч. С.49-50.
[65] Известия Карачевского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1919. 13 июля.
[66] Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры Учеб. пособие. – М., 1997. С. 336.

error: Копирование запрещено!