Проблема отечественной урбанизации XX в. в последние два десятилетия активно обсуждается специалистами. В силу своего очевидного междисциплинарного характера она интересует представителей разных отраслей знания, в первую очередь географов, демографов, социологов, историков. Предметом интереса являются необходимость и характер урбанизации, ее специфические особенности, последствия и перспективы. Результатом заочной дискуссии стало признание объективной обусловленности процесса, его крайней интенсивности в советских условиях и, как результат, серьезных деформаций, наблюдаемых в системе расселения и облике городов[1]. Многие авторы при этом небезосновательно полагают, что урбанизация стала одним из главных проявлений модернизации. Среди основных аспектов урбанизации принято выделять поселенческий, демографический, экономический и социальный. При этом поселенческая составляющая вполне убедительно описывается схемой эволюции расселения Дж. Джиббса[2], в основе демографической составляющей лежат категории «демографический переход» и «демографическая революция»; экономическая предполагает анализ соответствующих структурных трансформаций; социальная рассматривает изменение образа жизни людей и формирование иного типа личности[3]. Поскольку все перечисленные изменения описываются теорией модернизации, нет ничего удивительного в том, что анализ урбанизации в рамках одного из направлений при выборе макрообъяснительного подхода чаще всего делает исследователя адептом модернизационной теории. Немаловажно, что рассматриваемые процессы роднит между собой эволюционный характер развития, универсальность проявления и возможность верификации с помощью различных исследовательских методик.
В рамках настоящей статьи поставлена задача рассмотрения демографической эволюции во второй половине XX в., т.е. в период, когда количественные изменения в численности жителей городских и сельских поселений перерастают в качественные, коренным образом меняя систему сельского расселения.
Сравнительный анализ демографических изменений в областях России и Беларуси с учетом более ранней российской урбанизации позволяет оценить различия в протекании демографических процессов на разных стадиях урбанизационного процесса.
Одним из наиболее существенных показателей, позволяющих оценить степень урбанизации, является соотношение численности городского и сельского населения. Доля городского населения в населении пограничных областей менялась следующим образом (Рис. 1)[4]. На рис. 1 также вынесены данные по Гродненской, Минской и Брестской областям Беларуси, являющимся западными по отношению к белорусским регионам пограничья.
Можно сразу отметить, что в целом при переходе от западных к восточным областям доля городских жителей возрастает. Исключение составляют только соседствующие Псковская и Витебская области. Примерно до 1980 г. уровень урбанизации в Витебской области был несколько выше, чем в Псковской области, а затем эти показатели практически сравнялись. Отклонение от общего тренда связано со спецификой развития Псковской области, которая длительное время оставалась преимущественно аграрной. Различия в уровнях урбанизации наиболее отчетливо проявляются между соседствующими областями Беларуси. Так, в 1939 г. показатель урбанизации (доля городского населения) на западе Беларуси находился в пределах от 12,4 до 16,8 %, в то время как в восточных областях этот диапазон составлял 21,2–22,7 %. В тройке западных областей несколько выделяется Минская область, для которой показатель урбанизации ниже (в 1939 году – 12,4 %). Такое положение объясняется «столичным» статусом области: в белорусской демографической статистике город Минск рассматривается как отдельный регион. На начало 2007 г. соответствующие диапазоны показателей урбанизации для регионов Беларуси составили: 49,4 ¸ 60,5 % (западные области) и 65,5 ¸ 68,1 % (восточные области). Как видим, различия в уровнях урбанизации между западом и востоком сохранились, хотя в относительных цифрах показатели сблизились. Отставание западных областей по уровню урбанизации во многом объясняется тем, что до 1939 г. запад Беларуси находился в составе Польши, а потому не был охвачен политикой ускоренной индустриализации, проводившейся на остальной части республики, входившей в СССР. Отставание в уровнях урбанизации между западом и востоком сохранилось, и фиксируется в наши дни.
Рис. 1. Динамика показателя урбанизации (%) в областях Беларуси и России:
а – Витебская (1), Гродненская (2) и Псковская (3); б – Могилевская (4), Минская (5) и Смоленская (6); в – Гомельская (7), Брестская (8) и Брянская (9).
В динамике доли городского населения регионов пограничья (см. рис. 1) обращает на себя внимание отсутствие резких различий в сценариях урбанизации. Для регионов различаются лишь сроки достижения равенства в соотношении долей городского и сельского населения (Табл. 1).
Сроки достижения равенства в соотношении городского и сельского
населения по приграничным областям РСФСР и БССР [5]
| Область | Год |
| Псковская | 1975 |
| Смоленская | 1972 |
| Брянская | 1972 |
| Витебская | 1973 |
| Могилевская | 1975 |
| Гомельская | 1977 |
К рубежу 1980–1990-х гг. в группу более урбанизированных областей пограничья входили Смоленская, Брянская и Могилевская, менее урбанизированных – Гомельская, Витебская и Псковская (Табл. 2).
Доля городского и сельского населения по областям пограничья
(по состоянию на 1989 г.), %[6]
| Область | Городское население | Сельское население |
| Псковская | 63 | 37 |
| Смоленская | 68 | 32 |
| Брянская | 67 | 33 |
| Витебская | 64 | 36 |
| Могилевская | 66 | 34 |
| Гомельская | 64 | 36 |
Таким образом, уровни урбанизации в российских областях в среднем оказывались несколько выше, чем в белорусских. Для объяснения этого факта естественно принять во внимание аграрную репутацию Белоруссии в составе СССР. В самом деле, если сопоставить данные по отдельным областям со средними по стране, а также по республикам и экономическим районам, то увидим, что доля городского населения по восточным белорусским областям несколько выше общереспубликанских показателей (за исключением Гомельской области, которая в тот момент (1979 г.) была менее урбанизированной) (Рис. 2)[7]. Напротив, доля городского населения в западных областях России существенно ниже, чем в экономических районах, к которым они относятся и меньше, чем по республике в целом. При этом отчетливо видно, что уровень белорусской урбанизации был ниже, чем в среднем по СССР, а российской – выше, несмотря на огромную территорию РСФСР.
Рис. 2. Доля городского населения по состоянию на 1979 г., %.
Такое толкование различий в уровнях урбанизации, само по себе убедительное, тем не менее недостаточно. Существовали еще и особенности системы сельского расселения: численность сельских поселений увеличивалась с севера на юг и с запада на восток. Кроме того, необходимо учитывать, что темпы урбанизации в советских условиях едва ли не в первую очередь определялись характером экономических реформ. Чаще всего правительственные программы не учитывали региональных особенностей и их влияние на демографическую структуру регионов было схожим (к сожалению, по преимуществу негативным, так как советские аграрные реформы, как правило, ориентировались на благополучные регионы юга страны[8]). Однако в тех немногочисленных случаях, когда предлагались местные программы развития (в Смоленской области в середине 1960-х гг. и Гомельской в начале 1980-х гг.) городское развитие отдельных территорий становилось более быстрым.
Сравним динамику перехода населения из сельского состояния в городское по отдельным областям и постараемся установить причины имеющихся различий. Не будем забывать, что общий прирост (убыль) населения складывается из данных естественного и механического миграционного прироста.
В качестве показателя, характеризующего прирост численности за определенный промежуток времени мы использовали среднегодовой коэффициент темпа прироста (убыли) населения. Численно этот коэффициент равен отношению среднегодового абсолютного прироста (убыли) к численности населения в начале периода. Коэффициент темпа прироста (убыли) определяется на 1000 чел. населения и выражается в промилле в год. По смыслу среднегодовой коэффициент темпа прироста (убыли) выражает усредненную годовую величину прироста (убыли) численности, приходящуюся на 1000 чел. населения. При увеличении численности коэффициент темпа прироста являлся положительным, при уменьшении – отрицательным. Когда коэффициент имеет отрицательный знак, мы будем говорить о коэффициенте темпа убыли населения. Усредненные коэффициенты определяли на пятилетних временных интервалах (в период с 1950 по 1990 гг.), а после 1990 г. – на двухлетних интервалах.
Ниже приведена динамика коэффициента прироста (убыли) для сельского и городского населения в составе трех пар приграничных областей (Рис. 3, 4). Как видим, кривые имеют сложную конфигурацию, которая не может быть объяснена динамикой общих коэффициентов рождаемости и смертности, имеющей относительно простой характер. Дело в том, что динамика миграции в регионах менялась гораздо чаще, оперативно реагируя на текущую социально-экономическую и политическую конъюнктуру.
Рис. 3. Динамика среднегодового коэффициента темпа убыли (‰ в год) сельского
населения в Витебской (1), Псковской (2), Могилевской (3), Смоленской (4),
Гомельской (5) и Брянской (6) областей Беларуси (1, 3, 5) и России (2, 4, 6).
На Рис. 3 хорошо виден цикличный характер изменений коэффициента убыли сельских жителей. Амплитуда колебаний различается по отдельным областям, тем не менее, представляется возможным выделить четыре последовательно расположенных минимума. Их пиковые значения приходятся примерно на 1950–1955, 1960–1965, 1970–1975 и 1990–2000-е гг.
На графиках выделяется также непродолжительный период (вторая половина 1950-х гг.), в течение которого в трех областях из шести (Смоленской, Гомельской и Брянской) отмечался положительный прирост сельского населения. Его причины – в непродолжительных успехах первой волны хрущевских реформ, заставивший многих недавних мигрантов вернуться в село. В остальных областях коэффициент прироста сельского населения в это время также вырос, хотя и не стал положительным.
Вслед за этим подъемом в начале 1960-х гг. последовал серьезный спад. В его основе – негативные последствия «мясомолочной» кампании, начавшейся в 1959 г., когда было начато наступление на приусадебное скотоводство. Ограничения на содержание скота касались в первую очередь городских жителей и рабочих совхозов. Параллельно велось преобразование колхозов в совхозы, затронувшее в первую очередь отсталые хозяйства. Наиболее значительными масштабы преобразований были в Псковской и Смоленской областях пограничья, где было мало эффективных хозяйств, что привело к более резкому сокращению в них населения в сравнении с другими территориями. Этот факт отчетливо отмечается из сопоставления численных значений коэффициентов темпа убыли (см. рис. 3).
Минимум первой половины 1970-х гг. позволяет судить о последствиях политики ликвидации «неперспективных» деревень. Сокращение сельского населения затронуло все области, но наиболее значительным оно на этот раз оказалось в Смоленской и Брянской областях. В Смоленской области примерно с середины 1960-х гг. проводилась политика форсированной урбанизации в рамках специальной программы, призванной компенсировать экономические потери, возникшие в результате демографических проблем. Это автоматически понижало устойчивость местного села. Что касается Брянской области, то в начале 1970-х гг. ее село вступило в фазу наибольших миграционных потерь. К этой стадии подходили и белорусские области. Т.е., в тех случаях, когда естественный ход урбанизации дополнялся непродуманными действиями властей, последствия для села оказывались более тяжелыми.
Для сельских жителей Гомельской и Могилевской областей (см. рис. 3, кривые 3, 5) четко проявляются всплески в значениях коэффициента темпа убыли численности населения, пики которых пришлись на временной интервал 1990–1992 гг. Резкое падение численности населения в эти годы связано с интенсивным оттоком жителей из регионов в связи с аварией на Чернобыльской АЭС. Таких резких изменений нет в Витебской области (см. рис. 3, кривая 1), население которой незначительно пострадало от аварии. Отток населения в связи с Чернобыльской аварией происходил также в Брянской и Смоленской областях – соседних с пострадавшими белорусскими регионами, что проявляется на соответствующих графиках зависимостей (см. рис. 3, кривые 4, 6).
Наконец, на всех кривых отмечается взлет 1994 г., хотя и разной интенсивности. Его пережили многие регионы России и Беларуси. Он означает приток населения за счет волны беженцев из «горячих точек». Интенсивность подъема отражает субъективную привлекательность территории в глазах переселенцев. В российских областях сюда добавилось еще и недолгое обратное перемещение молодых мигрантов из города в село, желавших переждать в родительских домах трудное время экономического кризиса. Как видим, наибольшим подъем оказался в Витебской, Смоленской и Брянской областях (см. рис. 3, кривые 1, 4 и 6). Что касается Витебской области, то в нее переехало немало переселенцев из Могилевской и Гомельской областей. Характерно, что в «чернобыльских» Гомельской и Могилевской подъем хотя и имел место, но был менее значительным.
Динамика среднегодового коэффициента прироста городского населения приведена на Рис. 4. В большей части временной шкалы коэффициент темпа прироста горожан является положительным, хотя и достаточно быстро убывает. В российских регионах динамика становится отрицательной раньше, чем в белорусских (если не считать ее кратковременного изменения в Гомельской области в связи с аварией на ЧАЭС).
Рис. 4. Динамика среднегодового коэффициента темпа прироста (‰ в год) городского населения в Витебской (1), Псковской (2), Могилевской (3), Смоленской (4),
Гомельской (5) и Брянской (6) областей Беларуси (1, 3, 5) и России (2, 4, 6).
Рис. 5. Динамика среднегодового коэффициента темпа прироста (‰ в год)
всего населения в Витебской (1), Псковской (2), Могилевской (3), Смоленской (4), Гомельской (5) и Брянской (6) областей Беларуси (1, 3, 5) и России (2, 4, 6).
Динамика среднегодового коэффициента темпа прироста для общего состава населения регионов белорусско-российского пограничья приведена на Рис. 5. Заметим, что при отрицательных значениях коэффициента в регионах численность жителей уменьшается, то есть происходит депопуляция. Как видно, российские регионы первыми испытали это состояние: Псковская область – в течение практически всего периода, за исключением временного интервала 1970–1980-х гг., Смоленская – примерно до 1975 г. и после 1995 г. и Брянская – с 1970 до начала 1990-х гг. с перерывом во второй половине 1980-х гг., и после 1995 г. В то же время вплоть до аварии на ЧАЭС в восточных областях Беларуси коэффициент темпа прироста оставался положительным, то есть там происходил прирост численности населения, а в Витебской области депопуляция началась только в середине 1990-х гг. В настоящее время все регионы пограничья находятся в состоянии депопуляции со среднегодовым значением коэффициента темпа прироста от –5 до –15 ‰.
Таким образом, изменения численности населения по отдельным областям российско-белорусского пограничья имели сложную природу, обусловленную действием поселенческих, социально-экономических, политических и других факторов. Многочисленность этих факторов обусловила чрезмерно интенсивный, конфликтный характер демографической модернизации территорий пограничья. В условиях частых дестабилизирующих воздействий (непродуманные реформы, катастрофа на Чернобыльской АЭС) более устойчивыми все же оказывались демографические структуры Беларуси. Если не учитывать чернобыльский фактор, то изначально степень устойчивости сельской поселенческой системы можно представить в виде вектора от юго-западной Гомельской области (наибольшая устойчивость, поздняя деградация села) к северо-восточной Псковской области (наименьшая устойчивость, ранняя деградация села). С учетом Чернобыля статус наиболее устойчивой перешел к Витебской области; положение Псковской области как наименее устойчивой осталось без изменений (вектор запад–восток).
[1] См.: Ахиезер А.С. Диалектика урбанизации и миграции в России // Общественные науки и современность. 2000. №1; Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М., 1998; Глазычев В.Л. Слободизация страны Гардарики // Иное. Т. 1. М., 1995; Зайончковская Ж.А. Демографическая ситуация и расселение. М., 1991; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX вв.). Тт. 1-2. СПб., 1999; Пивоваров Ю.Л. Урбанизация в России в XX в.: представления и реальность // Общественные науки и современность. 2001. №1; Сенявский А.С. Урбанизация России в XX веке: Роль в историческом процессе. М., 2003; Трейвиш А.И. Город, район, страна и мир: Развитие России глазами страноведа. М., 2009 и др.
[2] См. подробнее напр.: Мазур Л.Н. Эволюция сельских поселений Среднего Урала в XX веке: Опыт динамического анализа. Екатеринбург, 2006. С. 35.
[3] Зайончковская Ж.А. Миграция и урбанизация, которые изменили Россию // http://demoscope.ru/weekly/knigi/konfer/konfer_03.html.
[4] Сост. по материалам сборников «Народное хозяйство СССР»; «Народное хозяйство РСФСР» за соответствующие годы; «Население Республики Беларусь», Минск, 2007; а также юбилейных статистических сборников.
[5] Сост. по материалам сборников «Народное хозяйство СССР».
[6] Сост. по: Народное хозяйство СССР в 1990 г. М., 1991; Народное хозяйство РСФСР в 1989 г. М., 1990.
[7] Итоги Всесоюзной переписи населения 1979 г. Т. 1. М., 1989. С. 28-29, 42-43.
[8] См. подробнее: Никонов В.А. Спираль многовековой драмы: аграрная наука и политика в России (XVIII–XX вв.). М., 1995.