М. М. Каменский и Д. О. Святский в историческом проекте Н. А. Морозова

Баранец Н. Г. М. М. Каменский и Д. О. Святский в историческом проекте Н. А. Морозова / Поволжский педагогический поиск. 2014. №1 (7). С. 6 — 11

Работа поддержана грантом РГНФ № 14-13-73001.

Исторический проект Н. А. Морозова встретил ин­терес и поддержку со стороны естественников, кото­рым была близка идея найти закономерности в исто­рическом процессе. Прежде всего, их привлекала идея использовать некоторые естественные и математи­ческие методы в анализе исторической реальности.

Существенную помощь Н. А. Морозову в 1907-1914 годах оказывал астроном Михаил Михайлович Камен­ский (1879-1973). Его судьба и научная биография были связаны вначале с Российской империей, а за­тем с Польшей, в которую он эмигрировал в 1922 году и известен больше как польский учёный. Он родился в Могилёвской губернии. В 1903 окончил Петербург­ский университет. С 1903 по 1908 работал в Пулков­ской обсерватории, а с 1909 по 1914 — научный со­трудник гидрографического отдела российского во­енно-морского флота. В 1914 году переехал во Вла­дивосток и по 1920 год состоял на службе в качестве астронома военного порта и начальника Морской об­серватории. В 1920 году по приглашению гидрогра­фического отдела японского морского флота рабо­тал в Токио по приглашению. В 1922 году переехал в Польшу, где стал преподавать астрономию в Вар­шавском университете. В 1935 организовал астро­номический отдел в метеорологической обсервато­рии на горе Поп-Иван в Карпатах. В 1945-1963 вёл научно-исследовательскую работу в Кракове. В 1963 вновь переехал в Варшаву и продолжил свои науч­ные исследования.

Основные научные работы М. М. Каменского по­священы кометной астрономии. Он занимался наблю­дением движения комет Вольфа 1 и Галлея. Построил численную теорию движения кометы Вольфа 1 с уче­том возмущений от шести планет (от Венеры до Ура­на) и негравитационных эффектов. Доказал, что не­гравитационные силы, действующие в окрестности кометного перигелия, могут вызывать не только ве­ковое ускорение в движении кометы, но и вековое за­медление (комета Вольфа 1). М. М. Каменский пред­ложил метод позволяющий оценить планетные воз­мущения кометной орбиты, который применил для изучения движения кометы Галлея на большом ин­тервале времени, используя при этом записи в древ­них хрониках. Занимался исследованиями по гидро­графии, проблемам земного магнетизма, астрометрии и метеорологии. Им были опубликованы синоптиче­ские карты Восточной Сибири. По его инициативе со­здана система станций по наблюдению арктических льдов от Владивостока до Берингова пролива.

В архиве Н. А. Морозова сохранилась обширная пе­реписка, которую они регулярно вели с М. М. Камен­ским до середины 20-х годов. М. М. Каменский в каче­стве астронома Пулковской обсерватории выполнил по просьбе Н. А. Морозова астрономические расчёты, для независимой перепроверки сделанных расчётов Н. А. Морозова. Вот его первый отзыв в письме к Н. А. Морозову о книге «Откровение в грозе и буре» от 29 марта 1907 года:

«Дорогой Николай Александрович!

Вашу книгу — «Откровение в грозе и буре» — я имел удовольствие сегодня получить. Благодарю Вас за неё очень; она мне чрезвычайно понравилась во всех отно­шениях (между прочим — издана прекрасно, не смотря на такую недорогую цену). Желаю Вашей книге самого широко распространения и второго издания — к кото­рому Вы, быть может, позволите представить неко­торые примечания — не касающиеся, впрочем вопроса по существу…» [1].

После внимательного прочтения книги, М. М. Ка­менский укрепился в своей поддержке, идей Н. А. Мо­розова (письмо от 5 апреля 1907 года):

«Дорогой Николай Александрович!

Прочтя весьма внимательно Вашу книгу, я нашёл, что совокупность аргументов, приводимых в ней, на­столько убедительна, что не оставляет никакого со­мнения (по крайней мере, для меня лично) в истинности

Ваших предположений относительно времени написа­ния и автора Апокалипсиса. Если мы, к тому же поста­вим следующий вопрос: какова вероятность того, что­бы автор Апокалипсиса, выдумав на удачу некоторые 5 образов (созвездия) и 5 других образов-коней (планеты), придал ещё последним некоторые произвольные цве­та, — попал на такое расположение этих образов, ка­ковое, при Вашей гипотезе относительно коней — име­ет место на небе 30 сент. 395г. — то окажется, что ве­роятность этой гипотезы отличается от 1 только на очень малую дробь 1/N, где N — число весьма большое — несколько сот миллионов… Таким образом, эту веро­ятность можно считать равной единице, что указыва­ет на достоверность сделанной Вами гипотезы…» [2].

М. М. Каменский в своей поддержке пошёл даль­ше — он опубликовал заметку в газете «Русь» «По по­воду книги Н. А. Морозова об Апокалипсисе» (7 апре­ля 1907 года). Он весьма выверено и аккуратно изло­жил свои соображения относительно достоверности гипотезы Н. А. Морозова, чётко показав что является подтверждаемым допущением и что есть несомнен­но истинный результат расчётов. Так, допущение — что Апокалипсис это «астрономическое сочинение», в котором кони «суть планеты». «Какова математи­ческая вероятность того, чтобы в некоторый момент времени Солнце и 4 планеты — находятся в определён­ных созвездиях. Предполагая, что положение их на небе в пределах 150 долготы, не трудно найти, что вероят­ность одновременного пребывания планет в указанных созвездиях отличается от единицы только на очень ма­лую дробь 1/7.962,624. Если же принять во внимание, что 30 сентября 395 года происходило солнечное зат­мение, то выше написанная дробь ещё более уменьша­ется, и вероятность такового расположения планет еще более приближается к единице, то есть к досто­верности. … расположение планет может повторит­ся более одного раза. Но так как сперва Н. А. Морозов, а затем я и Н. Ляпин показали, что оно имело место только 30 сентября 395 г. — следовательно, при вы­шеуказанном допущении, Апокалипсис, мог быть на­писан около этого времени. Другой вопрос — насколь­ко правдоподобно сделанное выше допущение, относи­тельно того, что автор Апокалипсиса под конями под­разумевал планеты. Это допущение конечно не более как гипотеза Н. А. Морозова. Но если мы её примем во внимание, то эта гипотеза, подтверждённая астро­номическими наблюдениями над положением и окра­ской планет — становится, в высокой степени прав­доподобна» [3].

Личное и научное сотрудничество Н. А. Морозо­ва и М. М. Каменского выразилось в их дальнейших контактах и тех расчётных работах, которые М. М. Ка­менский делал для следующей книги Н. А. Морозо­ва — «Пророки». Хотя из-за отъезда М. М. Каменского из Санкт-Петербурга во Владивосток, а затем в Варша­ву возможность сотрудничества существенно умень­шилась, тем не менее, они обменивались научными наблюдениями, оттисками статей и опубликованны­ми книгами. Работая в порту Владивостока М. М. Ка­менский находился в вынужденной научной изоля­ции и в регулярных письмах к Н. А. Морозову излагал результаты своих наблюдений за кометами, а так же расчёты влияния на их траекторию планет. Эта пе­реписка поддерживала его научный интерес и неиз­менное внимание Н. А. Морозова укрепляло М. М. Ка­менского в решимости продолжать свои научные ис­следования [4].

М. М. Каменский высоко ценил возможность со­трудничества с Н. А. Морозовым и, несмотря на свою загрузку служебными обязанностями, всегда находил время провести необходимые расчёты положений пла­нет в интересующие Н. А. Морозова даты. В период 1917-1923 годов их переписка прекращается, но по­сле переезда в Варшаву М. М. Каменский её возобно­вил, продолжая делиться с Н. А. Морозовым результа­тами своих научных исследований и информировать его о реакции на книгу «Христос» польских коллег. Приведём несколько извлечений из писем 1928 года:

В письме от 31 марта 1928 года М. М. Каменский пишет в отношении историологического проекта Н. А. Морозова, выделяя цель этого масштабного исто­рического изыскания: «… знаю и верю, что цель у нас одна — именно, искание Вечной Правды. Искренно же­лаю Вам поэтому ещё много лет плодотворной рабо­ты в области Науки и хочу верить, что Вы найдёте Ис­тину в конце Ваших исканий. Всегда с интересом сле­жу за ними, а в особенности — „Христос» (уже 3 тома имею) — и часто с проф. Ф. Зелинским о них говорю. Как Вам известно, он не соглашается с Вами — в особенно­сти насчёт „лингвистических спектров»…» [5].

Письмо М. М. Каменского к Н. А. Морозову от 15 ав­густа 1928: «Все тома„Христа»(I—II—III—IV) мы приоб­рели для библиотеки обсерватории — равно как будем приобретать и следующие тома… Этим летом я осо­бенно внимательно читал том III; остальные — за не­достатком времени — просматривал, но очень вни­мательно. Делаю это с величайшим интересом и на­хожу так много оригинального, занимательного и но­вого — что ничуть не сожалею. Особенно меня — как не специалиста — заинтересовал том III (первая его по­ловина). Однако, Вы знаете — что очень многие не со­гласны с Вами… На съезде Астрономическом в Лейде­не (в июле с. г.) я говорил с Михайловым (специалистом по затмениям) — однако, он содержания Вашего IVтома „не одобрил». Не находите ли Вы, что было бы очень же­лательно написать выдержки из IV тома (о древних затмениях) на иностранном языке — пусть бы специ­алисты сказали своё слово! Это было бы очень важно для теории движения Луны» [6].

Нам не удалось обнаружить других писем, отно­сящихся к 30-м годам, но очевидно, что отношение М. М. Каменского, ставшего уже признанным учёным, руководителем обсерватории, к Н. А. Морозову оста­валось прежним — он ценил его научную деятельность и работу «в поиске Великой Истины».

Одним из сотрудником в астрономическом отде­лении научного института имени П. Ф. Лесгафта чле­ном Русского общества любителей мироведения был Святский Даниил Осипович (1881-1940). Известно, что родился в г. Севске. В 24 года попал в тюрьму за анти­правительственные выступления среди рабочих-же- лезнодорожников и крестьян Орловской губернии.

юбительски интересовался астрономией и метро­логией. В 1909 году написал Н. А. Морозову письмо, в котором выразил своё восхищение его деятельно­стью и просил о встрече. С этого времени началась их долгая дружба и сотрудничество. Будучи чрезвы­чайно инициативным человеком Д. О. Святский по­могал Н. А. Морозову в руководстве «Русским обще­ством любителей мироведения» (РОЛМ). По его ини­циативе стал выходить журнал «Известия РОЛМ», пе­реименованный в 1917 году в «Мироведение». Издание журнала имело важное значение для работы РОЛМ и способствовало образованию ряда провинциаль­ных отделений [7].

Знакомство с Н. А. Морозовым и обсуждение его книг, привело Д. О. Святского к профессиональному исследованию проблем истории астрономии. Приве­дём выдержку из письма Д. О. Святского от 15 февраля 1909 года: «Глубокоуважаемый Николай Александрович! Вы меня, конечно, не знаете — но я Вас знаю по Вашим произведениям. Я — скромный провинциальный астро­ном-любитель и естественник, недавно только вы­бравшийся в Петербург. Страшно хочется видеть Вас, говорить с Вами — и быть помощником Вам в Ваших научных занятиях… У меня много вопросов, которые хотелось бы обсудить при разговоре с Вами, в частно­сти по поводу Вашего «Откровения в грозе и буре» [8]. После состоявшегося знакомства Д. О. Святский ста­рался быть полезен Н. А. Морозову — информировал его о научных мероприятиях, делал выписки в Пул­ковской библиотеке, читал корректуры, советовал­ся по поводу своих исследований и проводил рекон­струкции и эксперименты, с целью определить техни­ческую возможность наблюдений при помощи опре­деленных астрономических приборов (всё это видно из регулярной переписки Д. О. Святского с Н. А. Мо­розовым).

Вначале он увлекается проблемой выявления и ин­терпретации в тексте Библии астрологических и астро­номических эпизодов. Результаты своих изысканий он изложил в брошюре «Страшный суд как астральная аллегория» (1911). Эта работа была историко-астро­логическим описанием христианской иконографии.

По предложению филолога, академика А. А. Шах­матова Д. О. Святский в 1914-1915 году занимался ис­следованием отражения в русских летописях астро­номических явлений [9]. Итогом стала книга «Астро­номические явления в русских летописях» (1915) с приложением «Канона русских затмений» (с 1060 по 1705 год), составленного вместе с ещё одним со­трудником и младшим коллегой Н. А. Морозова по ин­ститут им. Лесгафта, астрономом М. А. Вильевым.

В марте-ноябре 1917 года РОЛМ был преобразован и расширен. Секретарь общества В. А. Казицин и ре­дактор «Мироведения» Д. О. Святский были делеги­рованы в Петроградский совет депутатов. Благодаря финансовой поддержке Наркомпроса несмотря на за­труднения революционного времени журнал «Мироведение» продолжал выходить.

Благодаря энергичным действиям Н. А. Морозо­ва спасшего институт от закрытия, часть сотрудни­ков РОЛМ и журнала были приглашены работать в со­зданное Астрономическое и астрофизическое отделе­ние. Ассистентами Н. А. Морозова стали С. В. Муратов и Д. О. Святский, научными сотрудниками-вычисли- телями — М. А. Вильев, Н. М. Штауде и Н. И. Идельсон. До 1929 года работа в астрономическом отделении проходила весьма эффективно. Часть сотрудников под руководством Г. А. Тихова занимались астрофо­тографией, исследованием состава атмосферы Земли и планет Солнечной системы, проблемами астробио­логии. Вычислительное бюро занималось составлени­ем упрощённых таблиц для вычисления положений Солнца, Луны, и планет с целью быстрого определе­ния дат исторических памятников, имеющих указа­ния на астрономические явления.

Привычка дружески собираться и обсуждать ин­тересующие в том числе и политические вопросы привела к тому, что часть сотрудников в период «чи­сток», внутреннее борьбы в астрономическом сооб­ществе, оказалась под подозрением и была аресто­вана. Среди пострадавших оказался и Д. О. Святский, он был арестован 27 марта 1930 года и после следствия осуждён на три года за вредительство. Среди проче­го в обвинении фигурировало «вредное» предложе­ние Д. О. Святского назвать именем Петра Великого звезду — новую в созвездии Лисички. Эта звезда за­горелась в июне 1670 г., астрологи связывали это со­бытие с рождением Петра I. На самом деле Д. О. Свят­ский только описал в одной из своих статей в журна­ле «Мироведение». Кроме того, ему инкриминиро­вали связь с партией кадетов и то, что он предложил избрать в РОЛМ в декабре 1917 года графиню С. В. Па­нину, покровительницу науки и культуры. Он был от­правлен на строительство Беломорско-Балтийского канала, где выполнял обязанности метеоролога [10].

В середине 1932 года Д. О. Святского освободили, и он работал в Ленинграде в Гидрологическом ин­ституте. По рекомендации В. И. Вернадского он пи­шет «Очерки по истории астрономии в Древней Руси». После убийства 1 декабря 1934 г. Кирова в Ленингра­де, Д. О. Святский был в феврале 1935 года в админи­стративном порядке выслан в Алма-Ату, где работал метеорологом. В 1937 году его увольняют с работы «ввиду несоответствия», пытаются выселить из квар­тиры. Он обращается с жалобой в Главное управление гидро-метеослужбы. В августе 1938 года нарком зем­леделия Казахской ССР А. Д. Бектасов предлагает ему работать агрометеорологом в Актюбинске. Д. О. Свят­ский переезжает в Актюбинск, но в январе 1940 года скоропостижно умирает. Его труд по истории астро­номии «Очерки истории астрономии в Древней Руси» был опубликован через двадцать лет после смерти.

В период до 1915-1918 годов концептуальное вли­яние и методологическое влияние Н. А. Морозова на работы Д. О. Святского было сильным. Фактиче­ски Д. О. Святский развивал историологию Н. А. Мо­розова в плоскости оценки астрономических упоми­наний в древних и средневековых источниках и вы­числения возможной датировки этих источников. Он реализовал намеченное Н. А. Морозовым новое направление в исследовании нарративных источни­ков — анализ их на обнаружение астрономических описаний. В сборнике статей «Под сводом хрусталь­ного неба. Очерки по астральной мифологии в обла­сти религиозного и народного мировоззрения» (Спб., 1913) собраны работы Д. О. Святского с 1909 по 1913 год, анализ которых показывает, что он пользовался раз­работанной морозовской методологией, направлен­ной на обнаружение и интерпретации астрономиче­ских и метрологических явлений в летописях, хрони­ках и Библии. Цель работ — выяснить ход астральных (астрологических и астрономических) представлений людей в древности и средние века. Предмет интере­са и методология, которую использует Д. О. Святский, отражает влияние Н. А. Морозова.

Один из очерков посвящён разбору и интерпре­тации видений пророка Иезекииля. Книга видений неизменно исследователей и толкователей, но в ней оставалось много тёмных мест, которые, по мнению Д. О. Святского, обретают ясность, если увидеть в них отражение астрономических явлений, зафиксиро­ванных пророком. Главная часть видений Иезекииля представляет собой подробное описание каких то че­тырёх животных, у которых облик был как у человека. У каждого четыре лица и четыре крыла «А ноги их — ноги прямые, и ступни ног их, как ступни но у тель­ца… Подобие лиц их — лице человека и лице льва с пра­вой стороны у всех четырёх, а с левой стороны — лице тельца у всех четырёх и лице орла у всех четырёх» (Ие- зек.1, 5-7, 10). Это выражение обозначает, что каждое животное соединяло в себе четыре облика — то есть голова была человеческая, а вид туловища — львиный, вид ног — как ступни у тельца, что дополнялось кры­льями орла. Д. О. Святский приводит пример такого изображенного животного на каменных вавилонских досках, традиционно датируемых 12 веком до н. э. Он делает предположение, что образ крылатого ге­ния (херувима) возник из соединения особенностей, присущих четырём главным животным небесной сфе­ры, симметрично расположенным на ней одно про­тив другого, как это показал Н. А. Морозов в «Откро­вении в грозе и буре». То есть имеется в виду созвез­дие Тельца Льва, крылатого коня Пегаса и Стрельца. Эти созвездия совершают по небу ежедневный путь с востока на запад. «Смешанный же образ крылато­го быка — херуба, возникший отсюда, стал астроно­мическим символом, и на четырёх таких херубах под­держивалась армиллярная сфера вавилонских астро­номов. Впоследствии, когда образ самих херубов вави­лонских был утрачен, магометане и христиане стали представлять себе херувимов ангелами, но астроно­мический смысл их всё ещё сохранялся» [11].

Астрономическая интерпретация Д. О. Святско­го этой части пророчества следующая. В библейском описании говорится, что крылья этих животных «про­стирались прямо и соприкасались одно к другому». По-видимому, это символизирует крыловидные по­лосы прямого восхождения неба, все соприкасающие­ся между собой в небесном полюсе неба. «Крылья» же прямого восхождения неба выражаются астрономи­чески в часах и градусах. Аналогично в апокалипси­се, по Н. А. Морозову, выражение в часах и в астраль­ной мусульманской легенде «Кырык Сюаль». Так как в пророчестве Иезикииль сказано, что животные дви­жутся не оборачиваясь, каждое в направлении лица своего — это даёт основание полагать намёк на дви­жение созвездий по небесной сфере. Причём в силу непонятности для толкователей в некоторых верси­ях Библии этот фрагмент намеренно упускался, что­бы не создавать не нужного непонимания у читателя. Кстати, Гербранс также давал астрономическое объ­яснение этой части, так же как в упоминаемых колё­сах, которые виднелись у этих животных, видел обо­значение главных астрономических кругов в армиллярной сфере, которых четыре — экватор, эклиптика, главный меридиан и горизонт. Эти круги-колёса пе­ресекаются между собой под разными углами и при мысленном перенесении их на небо, будучи окружены звёздами, — дают объяснение столь странному обра­зу «колёс с мерцающими очами». Ещё одно объясне­ние — огонь, который ходит между животными — это солнце в его движении по небесному своду среди зо­диакальных созвездий. Д. О. Святский отмечает, что Н. А. Морозов в своём анализе продвинулся дальше Гебранса: «Сущность видений Иезикииля понимается и Гебрансом и Морозовым одинаково, во многих частях они идут также рука об руку, но там где Гебранс, свя­зан традициями, бессильно останавливается, Нико­лай Морозов раскрывает удивительные исторические перспективы. В настоящее время им обрабатывает­ся по шлиссельбургским запискам и готовится к печа­ти новый труд, являющийся продолжением „ Открове­ние в грозе и буре». Он будет носить название „Проро­ков», и в него войдет и полное исследование всей кни­ги Иезекииля» [12].

Прямым продолжением астрономического метода анализа и датировки нарративных источников, раз­работанного Н. А. Морозовым, является установление времени чуда пророка Исаии, сделанное Д. О. Свят- ским. В отличии от К. Фламмариона, полагавшего «опыт» пророка Исаии своего рода фокусом, Д. О. Свят­ский находит вполне естественно-научное, реалисти­ческое объяснение тому, как солнечная тень, «спу­скавшаяся по ступеням Ахазовым, могла возвратится вспять на десять ступеней». Отступление тени от гно­мон назад может быть замечено во время неполного солнечного затмения. Около небольшой его фазы, ког­да световой пучок лучей исходит не из центра Солн­ца, а от его серпа, центр последнего может оказать­ся ниже центра солнца на 15’; затем лунный диск, за­крывая нижнюю часть солнца постепенно, последо­вательно освобождает западный его край и верхний, так что положение серпа быстро меняется, и его све­товой центр в течение всего нескольких минут пере­ходит от нижнего края солнца к верхнему, изменя­ясь по дуге на 30’. Видимая высота светового центра солнца повышается над горизонтом на 1/2°. От тако­го быстрого перемещения его, тени всех предметов, особенно высоких, должны укоротиться — отступить назад на несколько ступеней. Если затмение наблю­далось в период близкий к зимнему солнцестоянию, то это явление было наиболее выражено. На основа­нии библейского рассказа можно предполагать, что затмение было наблюдаемо в послеполуденные часы, так как тень перед этим не исходила, а спускалась по ступеням, то есть не укорачивалась, а удлинялась. На основании анализа солнечных затмений, проис­ходивших и наблюдаемых в этом регионе, Д. О. Свят- ский (не подвергая сомнению принимаемое тради­ционно историками время правления царя Езекии), делает заключение, что время чуда Исаии 704 год.

В таком же астрономическом духе Д. О. Святский анализирует появление Вифлеемской звезды. Конеч­но, он был не первым, кто попытался увидеть и рас­шифровать астрономический подтекст этого события. Он перечисляет идеи своих предшественников: коме­та (Иоанн Дамаскин, С. Любинецкий), появление но­вой звезды (Д. Кардан), соединение Сатурна и Юпите­ра в созвездии Рыбы (И. Кеплер, Курд-Лессвиц), пла­нета Венера (Е. А. Предтеченский). Необычный блеск Венеры мог быть истолкован древними астрологами как предзнаменование. Н. А. Морозов так же пола­гал, что Венера может быть отождествлена с Вифле­емской звездой. Астрономы отмечали удивительное совпадение некоторых созвездий на небе в полночь на 25 декабря с евангельским рассказом о рождении Иисуса в яслях. В названии созвездий символически зашифровано событие рождения Христа. В это вре­мя на Востоке появляется созвездие Девы «говорив­шее о „рождении»благодатного светилы, перед восхо­дом же Девы на середине неба уже стояли Ясли, а впе­реди Яслей шли с „высоты востока» на запад Три царя (созв. Ориона)» [13]. Сторонником такой интерпрета­ции евангельского рассказа был А. Немоевский. В фи­лологическом смысле вифлеем означает дом хлеба, а созвездие Девы изображают в виде Девы с хлеб­ными колосьями в руках. Созвездия зодиака у древ­них астрологов именовались домами. Поэтому есть астрологический смысл в ответе волхвов-книжни- ков на вопрос Ирода — где должен родиться Иисус: «в Вифлееме Иудейском», то есть потому в Вифлее­ме, что звезда соответствует созвездию «дома хлеба» или созвездию Девы.

Отношение Д. О. Святского к историологии Н. А. Мо­розова постепенно изменилось — под влиянием как обстоятельств собственной жизни (получения заказа от членов исторического отделения Академии наук на исследование русских летописей и нежелание кон­фликтовать с представителями исторического сооб­щества), так и под впечатлением критики 20-30-х го­дов. Сохраняя до конца жизни нормальные деловые отношения с Н. А. Морозовым (работа в РОЛМ, жур­нале «Мироведение), он постепенно стал критиче­ски относится к сделанным Н. А. Морозовым выво­дам о датировании Апокалипсиса. На Д. О. Святско­го сильное впечатление оказывали „авторитетные» публикации европейских исследователей. Это проя­вилось в середине 20-х годов, когда он опубликовал в журнале „Мироведение» несколько критических заметок, направленных на продвижение концепции Ф. Болла¹ и опровержение результатов Н. А. Морозова. При этом следует заметить, что и в дальнейших сво­их исследованиях, направленных на реконструкцию астрономических и астрологических заметок и сим­волах в русских летописях, он опирался на методоло­гию, разработанную Н. А. Морозовым.

Особенно сильное впечатление на Д. О. Святского произвела книга Ф. Болла — историка и филолога, ко­торый дал своё истолкование Апокалипсиса, которое так же имеет астрологические мотивы, но не склады­вается в какую-то осмысленную картину. Тем не ме­нее, эта версия не наносит никакого урона сложив­шейся исторической традиции и не требует измене­ния хронологических представлений. Кстати, Ф. Болл не ссылался на работу Н. А. Морозова, хотя не мог её не знать как специалист в этой области и библио­текарь — так как перевод „Откровение в грозе и буре“ на немецком языке наделал в интеллектуальных кру­гах Германии много шума. Работа Ф. Болла прямо за­висит от „Откровений в грозе и буре“, но её автор не счёл нужным сослаться на этот труд Н. А. Морозо­ва. Д. О. Святский с некоторым смущением и недоу­мением отмечает этот факт, в сущности, не уникаль­ный — так же поступали со своими русскими колле­гами некоторые европейские учёные — использова­ли результаты, не упоминая их авторов [14].

Д. О. Святский, сравнивая результаты Н. А. Моро­зова и Ф. Бола, пишет следующее: «… в объяснениях Апокалипсиса Ф. Болл стоит на том же фундаменте, то и Н. А. Морозов, именно допускает, что книга име­ет астрологическую основу, на которой расшивались мистические узоры. Расхождение с Морозовым у Болла в том, что последний не согласен видеть в Апокалип­сисе астрономической картины, наблюдавшейся ав­тором этой книги в определённый день и час. Автор показывает, что об этом не может быть и речи что в Апокалипсисе находится связанное последовательное описание целого ряда астрономических картин, сме­няющих одна другую, на протяжении целого ряда лет. Болл утверждает, что апокалиптические кони — сим­волы четырёх ветров, стоящие в связи с четырьмя по­следовательно сменяющими друг друга годами, а всад­ники на них — звёздные божества четырёх зодиакаль­ных созвездий, покровительствующие этим годам…

Приём и мысль автора Апокалипсиса, по мнению Ф. Болла, понятны; они объясняются очень хорошо с точ­ки зрения характернейшей особенности эллинистиче­ского религиозного умозрения. Греки всякую отдельную единицу времени, начиная с часа и кончая мировой эпо­хой, ставили под сменяющееся управление звёздного бо­жества (что до сих пор осталось в названиях дней не­дели на французском и др. иностранных языках).

Вывод, однако, из этого получается чрезвычайно не­утешительный для гипотезы Н. А. Морозова. Новый ис­следователь, владея тем же методом, пришёл к совер­шенно иной схеме, чем у Морозова, отпал самый силь­ный довод Морозова, что иной картины звёздного неба считать в тексте Апокалипсиса нельзя, чем та, ко­торую он предлагает. Оказывается, возможно; с точ­ки зрения филологической и истории астрологии иная картина оказывается даже более правдоподобной²; но, содержа в себе описание ряда годов, она не даёт, к со­жалению, никакого ключа для раскрытия хронологиче­ской даты написания загадочной книги. Этим самым спор историков и астрономов теряет свою остроту…

Пусть Морозов ошибся, увлёкшись открывшейся возможностью датировки Апокалипсиса. Пусть рухну­ла в пропасть «эпоха IVвека», к которой Н. А. Морозов впоследствии начал уже за волосы притягивать и все другие мировые события. Но, основного отрицать не­возможно: он произвёл подлинную революцию во взгля­де на самою сущность древней апокалиптики, обратив­шись к астрономии и астрологии» [15].

В продолжении, в следующем номере «Мирове­дения» Д. О. Святский, опираясь на мнение Н. В. Ру­мянцева, доказывает, что возможны и другие астро­логические истолкования Апокалипсиса. В частно­сти, фигуры с серпами по Н. А. Морозову обознача­ют Волопаса с серпом и лунный серп новорождённой Луны, а Н. В. Румянцев увидел в этом указание на Пер­сея (так как есть упоминание, что римский астро­лог Манилий упоминал «Персей с серпом», к тому же с XIV века, якобы не упоминается серп Луны, а есть астральный символ Персея с серпом). Если Н. А. Мо­розов буквально истолковывал созревание винограда и жатву как указание на сентябрь, то Н. В. Румянцев утверждает, что в Азии жатва происходит раньше, чем созревает виноград, и данное упоминание ни на что не указывает. Второй важный образ — Дева, одетая Солнцем. По Н. А. Морозову, это положение, соот­ветствующее сентябрю, по мнению же Д. О. Святско- го, пересказывающего Дюпюи³, — «Дева не в сентябре только, а втечение всех дней года бывает астрально одета в Солнце и имеет под ногами Луну. Ещё до нача­ла нашей эры астрологи на основании ряда соображе­ний поделили Зодиак с его 12 созвездиями на более мел­кие части: на „деканы», т. е. „десятки», так как каж­дый из деканов равнялся 100. В связи с этим каждое со­звездие было поделено на три таких декана, а каждый из деканов был поставлен в связь или отведён той или иной из семи планет, подобно тому, как дням недели тоже были присвоены названия планет. Заметим да­лее, что внизу — под ногами Девы начинается или на­ходится следующее созвездие Весов. И Дюпюи указыва­ет, что, по учению астрологов, первый декан Девы при­надлежит Солнцу, а первый декан Весов — Луне. Пере­водя это на образный язык апокалиптики, мы получаем, что Солнце как бы заливает, одевает Деву своими лу­чами, она же сама под ногами имеет Луну, т. е. лунный декан Весов. И это имеет место не только 30 сентября 395 г. и не ежегодно в сентябре, а, по символике астро­логов, всегда» [16].

Мы получили две гипотезы — Н. А. Морозова и Д. О. Святского с Н. В. Румянцевым. Какой из них отдать предпочтение? Прежде всего, не будем забы­вать, что говорить можно только о большей или мень­шей правдоподобности гипотез. Причём появление альтернативного толкования совсем не означает от­рицания уже данного — просто, появилась ещё одна гипотеза. Сравнивать их можно только по эвристичности, по тому, какие возможности для понимания данного явления они дают, насколько целостной яв­ляется изложенная в них реальность. Об этом может уже судить сам читатель.

(1) Болл Франц Иоганн Еванжелиста (1867-1924) — немецкий филолог, историк науки, исследователь эллинистической астроло­гии. Учился в Берлинском и Мюнхенском университетах. Работал в Баварской государственной библиотеке, был директором библиотеки манускриптов Манако, профессором Вюрцбургско­го и Гейдельбергского университетов, членом академий наук Гейдельберга, Мюнхена, Болоньи и почётным доктором универ­ситета Падуи.

(2) Позволю себе сделать собственное замечание по поводу данного рассуждения Д. О. Святского. Удивляет даже не столько демонстрируемое доверие к «западному учёному», чья точка зрения лучше только потому, что она высказана «оттуда» (хотя Ф. Болл как филолог не имел достаточной квалификации для проведения математических и астрономических расчётов, по­зволяющих оценить положение планет относительно зодиакаль­ных созвездий, и сделать вывод — действительно ли отсутствует астрономическая картина в Апокалипсисе), сколько непонимание того, что суть метода Н. А. Морозова состоит не только в том, что бы увидеть астролого-астрономическую составляющую в Апокалипсисе. Исчезает психологическое основание для воз­никновения данного пророчества. Что увиденное на небе могло так ужаснуть и впечатлить апостола Иоанна, чтобы он изрёк своё Откровение? Н. А. Морозов утверждает, что он увидел опреде­ленную конфигурацию планет в сочетании с метеорологическим катаклизмом. Ф. Болл увидел четыре ветра, звёздных божеств им покровительствующих и четыре года наблюдаемые события. Что в этом случае могло вдохновить апостола Иоанна — остаётся тайной. Методология Н. А. Морозова имеет комплексный харак­тер — астрономический метод — это не панацея, он используется в сочетании, прежде всего, с методом психологическим.

(3) Дюпюи Шарль Франсуа (1742-1809) — французский ученый, профессор в College de France; политический деятель в пери­од Французской революции — член конвента. Под влиянием Ж. Ж. Ф. Лаланда заинтересовался астрономией и пытался свести к ней и к физике мифологические и религиозные представления, объясняя их как астрономические аллегории. Ему приписывают изобретение оптических телеграфов.

Литература

[1] Архив АН Ф. 543. Оп. 4 № 763. л. 5.

[2] Архив АН Ф. 543. Оп. 4 № 763. л. 6-7.

[3] Каменский М. По поводу книги Н. А. Морозова об Апока­липсисе // Русь. 1907. 7 апреля. № 97. с. 4.

[4] Архив АН Ф. 543. Оп. 4 № 763. л. 27-40.

[5] Архив АН Ф. 543. Оп. 4 № 763. л. 59.

[6] Архив АН Ф. 543. Оп. 4 № 763. л. 55.

[7] Гаврикова Л. Ф. Н. А. Морозов и Русское общество люби­телей мироведения // Николай Александрович Морозов учёный-энциклопедист. М., 1982. С. 171-173.

[8] Архив АН СССР Ф. 543.Оп. 4. № 1657. л. 1.

[9] В письме от 22 июня 1914 года к Н. А. Морозову Д. О. Свят­ский пишет об этом так: «Сейчас не смотря на ужасную жару, стоящую у нас я занят в Публичной библиотеке подготовкой материала к новой моей работе, на этот раз делаемой для «Известий Императорской Академии Наук» по специальному предложению академика А. А. Шахма­това. Не знаю ещё, как её назову, но содержание таково: обработка и критическая астрономическая проверка ска­заний русских летописей о солнечных и лунных затмениях и кометах. Работа получается очень обширная и я не скоро вероятно с ней справлюсь». (Архив АН СССР Ф. 543.Оп. 4. № 1657. л. 29).

[10] Бронштэн В.А. Разгром общества любителей мироведения//Природа. 1990. № 10. с. 122-126.

[11] Святский Д. Под сводом хрустального неба. СПб., 1913. С. 4.

[12] Святский Д. Под сводом хрустального неба. СПб., 1913. С. 9.

[13] Святский Д. Под сводом хрустального неба. СПб., 1913. С. 118.

[14] Так было в отношении некоторых работ Н. А. Умова, П. Л. Чебышева и Н. В. Бугаева (см.: Баранец Н. Г., Верёвкин А. Б. Методологическое сознание российских учёных в XIX — начале XX века» Ульяновск, 2011)

[15] Святский Д. Загадка Апокалипсиса // Мироведение. 1926.№ 1. С. 119-120.

[16] Святский Д. Ещё об Апокалипсисе // Мироведение. 1926. № 3. С. 275-276.